Близкие люди. Мемуары великих на фоне семьи. Горький, Вертинский, Миронов и другие - Игорь Оболенский

У него была аневризма в голове. А он был очень эмоциональный. Был очень заботливым сыном. Мы потом с Марией Владимировной общались, пытались ее поддерживать…

Да, у нас была очень яркая жизнь. Дружба была плотная, настоящая. Часто собирались то у Шурика Ширвиндта, то у Андрюши, то у нас. Лучший период моей жизни, когда все они были живы. Мы были как одна семья.

— Об Андрее Миронове несколько лет назад вышла книга Татьяны Егоровой, наделавшая много шума. Вы ее читали? Правду она пишет?

— Читала, конечно. У нее нехороший язык, к сожалению. Я Таню очень жалею. Так плохо обо всех говорит. Мы с ней не близки… Не думаю, что все, о чем она пишет, является правдой.

* * *

— Профессия мужа была для вас главной?

— Для меня — да. Ну не моя же должна была стоять во главе угла. Я ходила на репетиции, мне разрешали. Не могла дождаться, когда же снова пойду в театр.

Если мы были дома, Гриша зависал в интернете. Пытался и меня приобщить, но не получилось. Вот сейчас думаю, не завести ли мне интернет. Только не знаю — нужно мне это или нет. Вы меня научите этим пользоваться?

У меня нет компьютера, я отдала кому-то. Но это не проблема, можно купить. Только неловко просить обучать меня, вдруг я туповатой окажусь.

— У Григория Израилевича был кто-то из родных?

— Да, сестра. Она с дочерью и отцом Гриши уехала в Америку. И нам предлагали, агитировали даже. Гриша стал тосковать, ездил к отцу. Испугался, что без родных останется. Но я его отговорила: «Ты же писатель, что без языка будешь делать?». Он меня послушал и остался. А я теперь себя простить не могу. А если бы он там не умер? Может, там лучше врачи оказались бы.

Здесь ведь как было. Он умер в одночасье, сердце не выдержало. Ночью ему стало плохо. Разбудил меня: «Люба, вызови “Скорую”». Та приехала, но врачи не справились. И они не просто ушли, они сбежали. Можно ведь было подойти ко мне, что-то сказать. Про Гришу же знали, что он был врачом. Он работал одно время, был терапевтом.

Однажды у него уже случались проблемы. Мы находились на Валдае. Но у него все быстро прошло, такой легкий приступ был. Я уговорила потом Гришу пойти в поликлинику, она была писательской, аккурат напротив нашего дома. Один раз ходила с ним. А потом он снова пошел, побаливало у него сердце. Я хотела, чтобы Гриша обследовался. Но он меня с собой не взял. И я не стала настаивать, действительно ведь — взрослый мужчина, врач по образованию, и жена за ним ходит. Когда Гриша вернулся домой, то сказал мне, что с ним все в порядке. Но оказалось, что в поликлинике не было врача, который должен был обследовать. И вот об этом он мне не сказал.

— Судьба?

— Да (тяжело вздохнув). Вся жизнь полностью изменилась. После смерти Гриши все были ко мне очень внимательны, но со временем все затихает. И это нормально. Теперь я одна в нашей квартире, которую обставляла для двоих…

Иногда захожу в Гришин кабинет… Хотите посмотреть? Только проверю, все ли там в порядке… Вот, заходите.

За этим столом он написал «Тот самый Мюнхгаузен». Я ничего не выбрасывала, совершенно ничего. Вот фото его мамы. Вот Андрюшечка Миронов. А на этой фото Гриша с Олегом Янковским. А это портрет Гриши работы Бориса Бергера. А это Зяма Гердт, знаете?

У Гриши было много друзей, он со всеми общался. Зная его невероятное остроумие, ему даже звонили по телефону и просили придумать шутку. Как-то, например, позвонил Леонид Броневой и попросил придумать ответ на выражение «Вы не умрете от скромности». Гриша мгновенно придумал: «Скажи: “А вы позвольте мне умереть от старости”»… С Гришей было легко и интересно.

— Как много у Вас книг Григория Израилевича.

— Да, я получаю за их переиздание деньги, и за пьесы, которые идут по всему миру, тоже. Вот здесь, на этом месте, стоял компьютер. А вот смотрите, какую лампу я Грише купила, я люблю старину. Грише нравилось, как я все делаю. Что-то, например, даже привозила из Питера. Надо же было выхаживать вещи, просто так ничего было не купить. Но ведь радует глаз, правда? В Москве специально ходила по комиссионным. Ездила на работу на машине и по пути заезжала.

Вы удивляетесь, что я была за рулем? Я долго водила. Только когда Гриша умер, перестала. Он, кстати, тоже водил, у нас было две машины. После его смерти все продала. За копейки.

— Какая у вас небольшая квартира.

— А почему она должна быть большая? Мы за свои деньги покупали. Кабинет, спальня, гостиная и кухня.

— А почему вы переехали с Тверской?

— Поначалу там было действительно хорошо. Под нашей квартирой находилось безобидное кафе «Север», где люди ели мороженое. А потом там сделали ночной клуб и спать по ночам стало совершенно невозможно. Конечно, там было лучше. Но какой смысл жалеть? Да я уже и привыкла.

— Последней пьесой Горина стал «Шут Балакирев», премьера которого состоялась в Лейкоме уже после смерти драматурга. А еще, помнится, Григорий Израилевич рассказывал мне о пьесе про музыканта Березовского, который жил в XVIII веке и был даже более одарен, чем Моцарт. Какова судьба этой работы?

— Ее так и не случилось. Так бывало. Гриша начинал что-то и потом, разочаровавшись, оставлял. Андрей Миронов даже шутил над ним за это и называл «начинающим писателем»…

Пожалуйста, расскажите мне про интернет. Как думаете, нужен он мне? Я сама не знаю, сделаю, как Вы скажете. У Гриши был интернет, но он не успел меня научить…

Вообще терять близкого человека трудно. А Гриша был вообще удивительный. Я так говорю не потому, что он мой муж.

Когда ушли врачи и оставили меня одну, я была в таком состоянии… Не могу забыть врачей, они даже мне не сказали ни одного человеческого слова. Как не подойти к человеку, не сказать?

Все время в голове та страшная ночь. Я вызвала «Скорую», Гриша же сам был врачом, и все знали его. Скольких друзей он заставлял лечиться. Когда у Марка Захарова начались проблемы с сердцем, Гриша сделал все, чтобы тот попал к хорошим специалистам. Говорил Марку, чтобы не шутил с сердцем, у болезни нет чувства юмора. А вот себе помочь не сумел.

У него был телефон главного врача Москвы. Тот прислал бригаду. Гриша не мог уже сам позвонить, он сказал мне, где записан номер. Мне потом рассказывали, что главврач устроил той бригаде разнос. Но все уже было бессмысленно…

Знаете, мне неловко хвалить Гришу. Но он, правда, был очень хороший, очень порядочный. Конечно, у него были завистники. Но…

* * *

Давайте выпьем чаю? Правда, у меня ничего нет. Но что-нибудь найду. Вот помидоры, ветчина. Хлебцы. А вот вино осталось итальянское. Сейчас сделаю чай…

Пожалуйста, не стесняйтесь. Знала бы я, что мы так разговоримся, сварила бы картошечки. Давайте выпьем за Грузию. Поразительные там отношения! Даже есть выражение грузинское «Хороший сосед лучше родственника». А у нас и умрешь — не узнают. Вот я даже не знаю, кто живет через стенку.