Территория пунктира - Олег Велесов

одежде, на земле, под открытым небом — спит. Меня колотит от холода, а он дышит ровно, будто не было дневного перехода, дождя, острых камней под ногами.

Однако не прошло и пяти минут, и я тоже уснул, провалился в подземную пещеру сознания, или, вернее, бессознания, и растворился в ней целиком.

— Друг мой… Друг мой…

Кто-то тыкал в меня копьём — бесконечно долго и бесконечно больно. Открывать глаза не хотелось, тем более что без посторонней помощи они бы всё равно не открылись. Мне казалось, прилетели две гарпии, две блудливых вороны с женскими головами, и пытались проникнуть в мой мозг. Они то ли выклёвывали его, то ли перенастраивали. В памяти мелькали картинки непонятного сна. Я стрелял в кого-то, в ответ стреляли в меня. Ковбои, махновцы. Всё смутно, неосознанно и не по-настоящему…

— Друг мой… Друг мой…

Кое-как я разлепил веки. Надо мной стоял Самуил. В темноте ночи я узнал его по голосу и контурам козлиной бородки.

— Я всё понял, друг мой. Всё понял! — восторженно зашептал он. — Мы находимся в Вавилоне. Понимаете? Древний Вавилон! Господи, я должен был понять это с самого начала, ведь всё на это указывает. Бесправные пленники, злые надсмотрщики, единый язык. Божественная ипостась привела нас сюда, и теперь мы идём строить чудо света — Вавилонскую башню. Впрочем, — тут он осёк сам себя, — я полагаю, что не строить, а восстанавливать. Да, именно за этим… Кстати, нет никаких оснований считать, что Башню разрушил бог. Это сделал, увы, ассирийский царь Синаххериб в шестьсот восемьдесят девятом году до нашей эры. Но уже через сто лет Навуходоносор второй восстановил её, пригнав из Иудеи захваченных там пленников-евреев. И это как раз мы и есть! Мы — пленники! Нас захватили, и против воли ведут в Вавилон. Понимаете? А знаете, почему я считаю, что сейчас времена Навуходоносора?

— Кое-что не сходится.

— Что?

— Я по-прежнему не еврей.

— Уверены?

— На рассвете я смогу вам это продемонстрировать.

Самуил сник.

— В этом нет необходимости. Внешне вы вообще похожи на грека… На молодого, наглого, небритого грека… Тогда не могли бы вы сообщить мне своё имя? Неудобно, знаете ли, общаться с человеком посредством междометий и обобщённых фраз.

— Георгий Саламанов, — представился я. — Если существуют сложности для произношения, то можно просто Егор. Так меня называют знакомые.

— Егор? Это звучит более приемлемо. Что ж, спите дальше, Егор, до утра ещё есть немного времени.

Утром выглянуло солнце. Оно обсушило камни и согрело воздух. Вчерашнего холода как не бывало. Хабиру принесли очередной мешок с хлебом. Я не стал суетится и прыгать за булкой в общую кучу, а сразу взял камень, и никто не посмел помешать мне получить свою долю. Я, разумеется, поделился с Самуилом. Хабиру сидели вокруг костров, жарили на прутьях мясо.

— Вот сволочи, сами шашлыки жрут, — с завистью проговорил я. — На следующем привале стащу у них пару шампуров, не всё же нам один хлеб жевать.

Самуил покачал головой.

— Поверьте, Егор, вы эти шашлыки есть не станете.

— Почему же? Я люблю мясо. Только не говорите, что прежде чем попасть на вертел, оно квакало.

Он опустил голову, а я подумал, что надо поделиться завтраком с той несчастной пожилой парой. Если уж, как говориться, взялся о ком-то заботиться, то заботься до конца.

— А старики где? Ну, те, вчерашние? На другое место перебрались?

— Их забрали, — сказал Самуил.

— Куда?

Некоторое время лингвист молчал, глубоко дыша носом, и наконец, ответил с грубым сарказмом:

— На шашлыки.

Я вновь повернулся к кострам, и догадка крупными мурашками пробежала по спине. На земле валялись кости и рваная одежда. Хабиру торопливо ели. Колонна смотрела на них — кто-то равнодушно, кто-то со страхом — и жевала хлеб.

Когда защёлкали бичи и мы двинулись в путь, я увидел черепа. Их было пять. Они лежали на земле в ряд, и скалились на нас беззубыми ртами. На одном сохранились остатки кожи и прядь длинных седых волос.

Мы шли уже несколько дней. Дорога продолжала петлять, то выбираясь в зеленеющие долины, то блуждая меж рыжих холмов. Ветра выели в их склонах огромные пустоши, обнажив куски скальной породы и красной глины. Вдоль по вершинам пушился ковыль, сквозь который на нас с любопытством поглядывали суслики. Будь я на экскурсии, то воскликнул бы: Мать моя природа, как велика ты в своём разнообразии! Но в нынешней ситуации, боюсь, экскурсоводы воспримут крик моей души не должным образом, а привлекать к себе их внимание лишний раз не вполне разумно, ибо каждый вечер они хотели есть.

Кого пускать на пропитание, решала женщина. От мужчин-хабиру её отличали огромная грудь и высокий рост. Проходя вдоль колонны, она вглядывалась в пленников, иногда указывала на кого-то, и тогда хабиру выхватывали несчастного из толпы, укладывали на обочину и разделывали топорами. Никто из жертв не сопротивлялся, не пытался бежать, не просил пощады, словно поражённые параличом, а колонна стояла молча, потупившись, смирившись со своей участью ягнят на заклании.

Каждый раз, когда женщина приближалась к нам, я напрягался и сжимал кулаки. Лично я ни с чем мириться не собирался. Хотят меня съесть? Пусть. Но вкус моего мяса они будут вспоминать долго. К счастью, женщина каждый раз проходила мимо, и вслед за ней катилась волна облегчённых выдохов и всхлипов.

Самуил больше не донимал меня рассказами о Вавилоне и лингвистике. Он как будто потух, и большую часть пути молчал, видимо, ожидая, когда наступит его черёд стать ужином. Мне кажется, он воспримет этот момент с радостью. Наконец-то можно будет перестать боятся того, чего он так сильно боится. Пардон за тавтологию.

— Послушайте, Самуил, — тихо позвал я его на очередном привале, — вы говорили, что знаете, где мы находимся… Нет смысла ждать, когда это чудовище с титьками укажет на нас пальцем, — я придвинулся вплотную. — Глупо. Глупо ждать, когда нас сожрут… Мы можем сбежать. Хабиру окружают колонну не плотно, и ночью можно проскользнуть мимо постов и уйти. Вы знаете местность, мы доберёмся до ближайшего селения, сообщим властям… Самуил, вы слышите меня?

Он слышал.

— Это невозможно, — затряс он головой. — Я знаю, где мы находимся, но это не значит, что я знаю местность. Куда идти? В какую сторону? Ночь, пустыня, дикие звери. Вы хоть понимаете, Егор, какие нравы царили, в смысле, царят в этих краях в это время? Может случится так, что явившись к местным властям, мы сделаем себе ещё хуже. Это же две с половиной тысячи лет назад! За