Северная Русь: история сурового края ХIII-ХVII вв. - Марина Черкасова

Бегоулям могли быть пожалованы и небольшие земельные владения. Деревня с названием Бегоулевская упоминается при отводе владычных земель в Комарицком стане Устюжского уезда (в районе р. Евды) от великокняжеских в сотной из писцовых книг Ю. И. Самсонова-Александрова на вотчину Ростовского архиепископа 1556–1557 г. Отвод середины XVI в. воспроизводил более старый отвод, зафиксированный в писцовых книгах А. Карамышева 1521/22 г. Не исключено, что дер. Бегоулевская существовала здесь и в XV в. В писцовых книгах XVI в. выявлена дер. Бегоулевская и в Закоторосльском стане Ярославского уезда.

Заметим также, что ярославский кн. Фёдор Ростиславич (в грамоте которого конца XIII в. впервые встречаются «бегоули») в ряде летописей называется ханским «улусником». Будучи женатым на ханской дочери, он занимал высокое положение чашника при дворе Менгу-Тимура. В ряде волостей вологодского Заозерья, представлявших собой северную окраину Ярославского княжества, в XVII в. были церкви во имя Фёдора и его детей Давыда и Константина, канонизированных в 1460-х гг. Подобные храмоименования отражали почитание ярославских князей на Вологодчине. В источниках отмечается благочестие кн. Фёдора и его ордынской жены Анны, принявшей православие. Не исключено, что кн. Фёдор в конце XIII в. контролировал обширную территорию Вологодского Заозерья с санкции (по ярлыку? – М. Ч.) своего тестя. Поскольку отмеченные храмоименования не обнаружены в тех приходах, применительно к которым в XVII–XIX вв. известно их определение как улусцев, это указывает на различное происхождение данных явлений (и по времени, и по причинам). Помимо ярославских и устюжских документов, употребление термина «бегоули» косвенно устанавливается и для Устьянских волостей (1539/40 г.).

Одна из дочерей Ивана Калиты, Евдокия (ум. 1342), была замужем за внуком кн. Фёдора, великим ярославским князем Василием Давыдовичем Грозные Очи (ум. 1345), а в селе Заднем, центре заозёрских владений ярославских князей, в позднейших писцовых и переписных книгах отмечена церковь во имя «матери Евдокеи». Основана она могла быть дочерью Калиты как ктиторский храм в честь своей соименной святой великомученицы. Приведенный ряд фактов отражает в том числе и усиление позиций Московского великого княжества в данной части севера. Достигнуто оно было не только через династический брак, но и, по-видимому, при непосредственной поддержке Орды. Расширение территории, подведомственной Калите как ставленнику Узбека, сулило вместе с тем увеличение ордынского выхода. Возможно, происходило это в хронологических рамках 1339 (момента купли Белоозера) и 1345 гг. (смерти его зятя, ярославского кн. Василия Давыдовича). Спустя почти столетие после Калиты включённость Заозерья в ярославскую «часть» ордынского выхода («и во все пошлины в ординские проторы по старине…») фиксируется в докончании Василия II и удельного кн. Михаила Андреевича Белозерского (июнь 1447 г.). Вскоре в докончании Василия II с кн. Иваном Андреевичем Можайским (сентябрь 1447 г.) ордынский выход был уже переадресован с Ярославля в казну великого князя.

В связи с уплатой полагающейся с данного княжества части «выхода» составлялись специальные податные грамоты (или списки), называемые дефтери («…А имати ти у мене выход по старым дефтерем по крестному целованию»). На основе дефтерей великий князь мог дать освобождение от уплаты выхода на несколько лет удельному князю с его территории. Дефтери как разновидность актов фигурируют в духовных грамотах великих князей среди других важнейших документов их казны (архива) – ярлыков и договоров. «Дефтерь» определяется также как перечень налоговых поступлений с областей и городов. А. Н. Насонов отмечает, что на основании дефтерей вёлся счёт населения по домам или семействам по «тьмам» (темам), а к 1360 г. относится известие о 15 «темах», входивших в великое Владимирское княжество.

О привлечении местного населения к ордынской по происхождению повинности ямщине (в денежной форме – по 4 алт. с сохи – или непосредственно в виде проезжей службы с сохи) можно найти позднейшее свидетельство в жалованной грамоте одного из последних представителей старшей ветви ярославских князей, служилого кн. Василия Даниловича Пенкова Сямженскому Евфимьеву монастырю 1526 г., трактуемое С. М. Каштановым как совершенно оригинальное. Здесь уместно привести и мнение Б. Д. Грекова, основанное на первом ханском ярлыке митрополиту Кириллу (1267) о том, что первоначально ям являлся видом дани, а затем стал натуральной повинностью – поставлять лошадей и подводы татарским послам и чиновникам.

Обратившись теперь к Вологде, напомним её сопредельное положение между Новгородом и великим Владимирским княжеством. С 1264 г. она последовательно фигурирует в докончаниях республики с князьями в составе новгородских волостей. Одновременно князья неуклонно стремятся закрепить своё влияние в Вологодской «волости». Определённую роль в проникновении сюда их власти сыграла военная помощь татар. В 1273 г. в летописях отмечены нападения великого владимирского кн. Василия Ярославича с великим владимирским баскаком Амраганом на Торжок и тверского кн. Святослава Ярославича с «царёвыми татарами» на ряд других новгородских волостей – Бежицы, Волок и Вологду. Так в ней могла возникнуть княжеская часть, противостоящая новгородской. Политическая подоплёка событий 1273 г. была проанализирована А. Н. Насоновым. Она заключалась в том, что новгородцы не хотели признать великим князем ставленника Орды Василия Ярославича, и тогда военные акции княжеской власти против Новгорода были проведены с участием «царёвых татар», то есть с санкции тогдашнего правителя (царя) Орды Менгу-Тимура. Ещё одним средством давления на Новгород была задержка его купцов («гостебников») и отнятие их товаров в Низовской земле.

В связи со сказанным на память приходит такой урбоним старой Вологды, как Числиха. Топографически Числиха, ныне практически совпадающая с центром Вологды в районе «Старого рынка», по отношению к городу XIII в. находилась ниже по течению реки, за пределами новгородской крепости. Правда, этот урбоним (по аналогии с улусами и бегоулями) фигурирует в поздних источниках (обывательских книгах конца XVIII в.), но все же наводит на предположение об опорном пункте и агентах ордынской налоговой системы (численниках) здесь. «Численные люди» на Руси XIV–XV вв. (наряду с делюями и ордынцами как принадлежащими числовому делению на десятки, сотни и тысячи) специализировались на обслуживании ордынских послов, других видах особой службы, доставляли дань в Орду. Не исключено, что после отвоевания князьями у Новгорода в 1273 г. с помощью татар части города здесь в 1275 г. была проведена татарская перепись и население «положено в число», то есть учтено как налогооблагаемое, а ещё подлежащее набору в военные подразделения (десятки, сотни, тысячи), возможно, для поддержания местного порядка. Такие меры стали реакцией татарских властей на стихийные городские движения начала 1260-х гг., в том числе и в Устюге. Числихой указанное место могло быть также названо в силу поселения на нём «численных» (описанных татарами) людей либо самих численников – переписчиков-налоговиков.

О проведении переписей в Вологде и уезде с целью взимания ордынского выхода известно лишь во второй половине XV в., когда существовало Вологодское удельное княжество Андрея Васильевича Меньшого. Необходимость фиксации налогообложения «по сохам и людям» отражена в завещании Василия II 1461 г.: «…как мои дети почнут жити по своим уделом и поимут писцов да уделы писцы их опишут по крестному целованию, да по тому писму обложат по сохам и по людем, да по тому окладу моя княгиня и мои дети и в выход учнут давати сыну моему Ивану со своих уделов». Не случайно в вологодских актах того времени упоминаются люди чёрные, тяглые, письменные, данные. Заслуживает внимания гипотеза С. М. Каштанова о сохе в Вологодском Заозерье во второй четверти XVI в. как податном округе из 100 дворов. Не исключено, что такой же она была и в более раннее время.