Сумерки мира - Вернер Херцог

глаза. Какое со противление они смогут здесь оказать, спрашивает он, глядя на их спины. На них будут наступать огромные силы с артиллерией, гранатометами и пулеметами, не говоря уже о поддержке с воздуха американских ВВС. Один из солдат поворачивается к Оноде.

— Вовсе нет, с воздуха нас прикроют наши Императорские ВВС.

С Оноды достаточно. Он вынимает меч и указывает на джунгли.

— Следуйте за мной. Это единственный способ продолжить борьбу. Никто не выживет здесь, наверху, и никто не выживет на юге.

Онода входит в джунгли в самом густом месте. Кроме Симады, никто за ним не идет. Листва еще мгновение шевелится, затем их поглощает зеленая стена.

ЛУБАНГ

Февраль 1945 года

Время и джунгли. Джунгли не признают времени, они словно браг и сестра, которые стали друг другу чужими, потеряли контакт и связаны разве лишь взаимным презрением. Дни сменяются ночами, но времен года здесь не существует, максимум — месяцы с более или с менее частыми дождями. Вечная, вневременная константа — постоянная битва за солнечный свет, в которую вовлечено все живое и которая не ослабевает даже с наступлением беспросветной ночи. Пение птиц и стрекот цикад — как будто визг тормозов огромного поезда во время экстренной остановки, растянувшейся на часы. Затем, словно по взмаху палочки таинственного дирижера, все резко смолкает, все разом, и хор в испуге задерживает дыхание. Онода и Симада одновременно ныряют в хаос листвы. Птицы молчат. Это знак? Опасность все ближе? Ни звука. И вот птицы снова щебечут, а цикады возобновляют стрекот, все разом, с точностью до доли секунды.

Симада решается прошептать:

— Я знаю, где тайник с рисом.

— На Змеиной горе, — предполагает Онода.

— Нет, немного дальше, у вершины Пятьсот. — Симада располагает точной информацией. — Надеюсь, рис все еще там.

Пятьсот — идеальная точка обзора, одна из самых высоких вершин Лубанга, в отличие от остальных не покрытая джунглями. Выступающая верхушка похожа на округлую лысую голову; здесь растет только невысокая трава. Отсюда можно увидеть весь север и запад острова. Онода и Симада долгое время неподвижно сидят, укрывшись в близлежащем лесу. Что-то на краю джунглей внизу шевелится, раздается звук. Они застывают с невозможной для человека выдержкой диких зверей. Так застыла бы кошка в открытом поле. И Онода теперь зверь, зверь с пятнистой шкурой. Он неподвижно наблюдает за джунглями в бинокль. Затем передает его Симаде, будто в замедленной съемке, где бинокль, кажется, можно передавать минутами, неделями — так, словно он перерастает из одной руки в другую. Или это просто странные, непривычные секунды длиною в месяц?

Плоские поля в северной части острова, рис, кокосовые пальмы, несколько маленьких деревушек, в каждой из которых пять или шесть хижин на сваях, их крыши покрыты пальмовыми листьями. Отдаленные раскаты взрывов. На самом севере побережье окутала пелена, над ней — более темный дым. Симада замечает огонь на аэродроме. Он возвращает бинокль. Отныне их язык — это форма шепота. Онода невозмутим.

— Американцы разбомбили взлетную полосу, которую могли бы использовать для своих самолетов, — шепчет он, — это победа. Наша первая победа.

Воодушевленные, они покидают укрытие. Онода из джунглей прикрывает Симаду, который осторожно движется по открытой местности. Он доходит до кучи сухих пальмовых веток и аккуратно их разгребает. Здесь спрятаны металлические контейнеры. Все они пусты, за исключением последнего, который полон рисом. Деревянные ящики рядом с ним переполнены боеприпасами, здесь несколько тысяч патронов и лент для пулеметов. Два солдата осторожно возвращают ветки на место. Онода рассматривает на солнце несколько рисовых зерен. Ни влаги, ни плесени. Но вот по деревьям пробегает дрожь. Рука Оноды подхватывает ее, но это не настоящая дрожь — так шерсть лошади колеблется от укусов слепней. Рисовые зерна разлетаются во все стороны. Взрывная волна — и лишь спустя долгие секунды дальний гром мощного взрыва. Онода сразу понимает, что это полевой госпиталь. Нет сомнений: раненые взорвали себя. Онода и Симада совершают глубокий церемониальный поклон в направлении взрыва и надолго застывают в воинском приветствии.

Затем они отправляются в путь — путь в десятилетия, которые их ожидают. Зачастую они идут спиной вперед, чтобы следы указывали в неправильном направлении. Так они натыкаются на двух других японских солдат, которые лежат на земле с винтовками наготове. Онода и Симада мгновенно находят укрытие. Один из лежащих солдат вскакивает, решив, что это подкрепление. Тут же с другой стороны на него обрушивается шквал огня. Он падает как подкошенный. Второй солдат совершает ту же ошибку и зигзагами направляется к Оноде, который стреляет по невидимому противнику. Солдата чудом не задевает, и он бросается в небольшую впадину на краю леса между Онодой и Симадой. Голоса американцев удаляются, джунгли кажутся им слишком опасными. Онода не дает новоприбывшему забрать товарища. Мертвец стал бы обузой.

— Кто вы? — спрашивает Онода.

— Младший сержант Козуки9.

— А там кто?

— Рядовой Муранака.

— Я старший по званию. Если рядовой еще жив, я отведу его в безопасное место. Прикройте меня.

Онода снимает рюкзак и достает меч. Подобно самураю в порыве ярости, он вскакивает и бросается на врага в ритуальной атаке, но враг уже покинул засаду. Онода дотягивается до солдата, лежащего вниз лицом, и переворачивает его. Он мертв.

Ночь. Солдаты, их теперь трое, разводят небольшой костер в лесной ложбине, скрытой среди густых ветвей. Онода погружен в себя. «Моя атака с мечом напоминает кино, я был словно актер в самурайском фильме. Непростительная ошибка. Эта война — совсем другая, героические жесты не входят в наши обязанности. Мы должны быть невидимыми, должны обманывать врага, должны быть готовы делать то, что кажется бесчестным, помня в глубине души о воинской чести».

Солдаты приготовили рис. Едят, Молчат. Потом Козуки рассказывает, что был в составе гарнизона при аэродроме, их было семь человек. К ним присоединились еще четверо, но через несколько часов ушли. Они были без командира. Онода хочет знать, как они угодили в засаду.

Никто, говорит Козуки, не ожидал, что враг придет с юга. Он, должно быть, высадился с моря. Они чувствовали себя в безопасности, пока не попали под обстрел. Только ему и Муранаке удалось выбраться на возвышенность.

— Кто был убит? Может быть, я их знаю, — интересуется Онода.

— Ито, Суэхиро, Касаи.

— Я знал Касаи, — говорит Онода.

— Касаи был убит пулей в голову. Потом Осаки,