Файерфокс – Огненный лис - Людмила Файер

настоящим счастьем. Тот, кто не голодал, никогда не поймет этой сытой радости…

Ма незаметно уснула под наше громкое чавканье. Ей был необходим отдых, а нам игра. Мы выспались и наши молодые тела, подкрепленные пищей, требовали движения. Мы не умели долго огорчаться или скучать. Мы жили одним днем и никогда не думали, что будет с нами завтра. Ведь у нас была наша Ма, это было ее заботой.

Мау и Мяу родились похожими на мать — серыми и полосатыми. У Мау кончик хвоста был черным и такими же черными были подушечки его лап. Сестренка Мяу отличалась от него. Ее кончик хвоста был белым и белоснежные носочки на лапах и нежно-розовые подушечки выдавали в ней девочку. Ее мордочка была остренькой и изящной с бледно-розовым носиком, вокруг которого белело небольшое пятнышко в виде опрокинутого сердечка. Пушистые усики и реснички, маленькие, розовые на просвет ушки, глаза цвета неба в жаркий полдень… Она казалась мне редкой красавицей.

У брата Мау челюсть была потяжелее, темные полоски на спине и боках поярче, белый "галстучек" окаймлял его шею и спускался на грудь. Крупные остроконечные ушки с густой пушистостью внутри всегда были настороже. Круглые, как у совенка, глаза цвета грозового неба смотрели пытливо и внимательно на все, что происходило вокруг. Он вообще никогда не расслаблялся настолько, чтобы его можно было застать врасплох.

Мяу напротив, была беспечна и любила подурачиться. Мечтательница и егоза, она любила пококетничать даже перед нами. Часто она садилась перед каким-нибудь ярким цветком, втыкала туда свой розовый носик и замирала так, ожидая, что к ней кто-то из нас подойдет и спросит, а что это она там вынюхивает?..

Мяу любила внимание. И никогда не отвечала на вопросы сразу. Минут пять она еще сидела с носом, уткнутым в цветок, и совершенно нас игнорировала. Лишь когда нам надоедало дожидаться ее ответа, и мы начинали в нетерпении ходить вокруг и спрашивать снова и снова, она соизволяла повернуться к нам, и царственно возведя очи горЕ, мурлыкнуть: "Ах, это опять вы? До чего надоели…"

Тогда мы просто взрывались от негодования. Да! Это опять мы! А кого ты здесь еще рассчитывала увидеть, глупая позёрша! Только собой и любуешься! Нет, чтобы с нами в "пятнашки" поиграть!

Мяу фыркала и с достоинством королевы в изгнании отворачивалась. Но мы знали, что все это только игра, чтобы нас поддразнить. Мы подкрадывались к ней с противоположных сторон и напрыгивали одновременно. Но Мяу была хитрюгой. Она с легкостью просчитывала наши маневры заранее, и в момент нашего прыжка всегда успевала немного отодвинуться от места нашего предполагаемого приземления. Итог был предсказуем. Мы неизбежно сталкивались в воздухе и, позорно растопырив лапы, шлепались на мягкую густую траву. Мяу покатывалась со смеху, за ней начинали смеяться и мы, и все заканчивалось общей веселой потасовкой-кувыркалкой. Нам хорошо было вместе. Мы думали, что так будет всегда.

Мама, отдыхая, любила наблюдать за нашими проказами. Она лежала на боку, нежась под лаской теплых усов Огненного Кота и любовалась нами. Мы были ее великой гордостью. Она сохранила наши жизни и, наверное, за каждый наш новый прожитый день благодарила Богов Радуги…

…Меня мама называла Миу-миу. Я был ее любимчиком. То, что я, единственный из всего помета, родился рыжим, было чудом. Ма говорила мне, что цвет моей густой шубки доказывает то, что я — прямой потомок Огненного Кота, гуляющего по небу. Мои глаза тоже были рыжего цвета. Когда на меня падали лучи солнца, моя шерсть начинала светиться, гореть, как маленькое солнышко. Мама улыбалась и говорила, что я "освещаю мрак ее жизни". Я не понимал, что это значит, но мне было радостно осознание того, что я приношу счастье своей любимой матери.

Моя окраска была не слишком удобна для дикого кота. В зеленой листве я был заметен, как маленький огненный шарик. И это мешало мне охотиться. Добыча видела меня до того, как я только подумывал о том, чтобы ее поймать.

Со временем мы перестали пить только молоко из маминых бугорков и перешли на смешанное питание. Мама приносила с охоты часть своей добычи, чтобы мы могли привыкнуть к запаху и вкусу новой еды и наши животики научились переваривать ее. Еда была разной. Серые луговые мышки, черные слепые кроты и землеройки, некоторые виды луговых лягушек, серебристые ящерки, часто жертвующие своими хвостами, чтобы выжить самим…

Иногда мы ели даже жуков, у которых были рога: у одних на голове, у других на носу. На них легко было охотиться. Главная опасность состояла в том, чтобы они не успели вцепиться тебе в нежный, чувствительный нос своими сильными, острыми жвалами. Это было даже забавно — пытаться поймать этих черных и неповоротливых жесткокрылых.

Мы ели и личинок разных жуков, выкапывая их из земли или выцарапывая из-под трухлявой коры. Они были достаточно вкусными, сладковатыми. Но строго-настрого нам было запрещено охотиться на мохнатых гусениц. Они были такими огромными и прикольными, так смешно двигались, волнами переставляя свое длинное тело, что зубы просто чесались от желания вонзиться в эти привлекательные и аппетитные на вид, но на самом деле часто смертельно опасные тела.

Конечно, вкуснее всего были белки. Очень редко, но мама умудрялась поймать огненно рыжую, длиннозубую, кусачую бестию. Для нас это было "праздником живота". А сколько удовольствия мы получали потом от игры с беличьим хвостом! Мы подкидывали его вверх, отнимали, рыча, друг у друга, прятали в него зябнущие по ночам носы, когда мама уходила на очередную охоту…

…Время было сытое и веселое. Постепенно лето подошло к концу, и Колесо Жизни повернулось на осень. Днем еще бывало очень тепло, даже жарко, но на небо все чаще стали выползать стаи серых облачных крыс и из них моросил мелкий, холодный дождь — "Слезы Предков". Мама говорила, что наши бабушки и дедушки грустят и часто плачут, заранее жалея нас в преддверии холодной зимы.

Все живущие в лесу активно готовились к скудным, тяжелым временам. Одни набивали свои подземные амбары, другие загружали съестное в дупла. Все старались нагулять максимум жира перед холодами. Мы ничего не запасали. Все, что отлавливалось и находилось, съедалось тут же, подчистую.

Я как-то спросил маму, почему мы не заготавливаем еду впрок на зиму, как, например, белки или мыши, ведь тогда у нас не возникало бы проблемы пережить голодные времена…

Мама долго смотрела на меня, и в ее глазах я читал тревогу о грядущем. Она не признавалась нам, но на