Кентавр VS Сатир - Андрей Дитцель

Судьба Игоря была решена, и можно сразу перейти к тому, что случилось в Геоклубе. Алик, улыбаясь, пристально посмотрел в глаза и прикоснулся к Элле: «У тебя красивая форма рук». Больше ничего не произошло, но этого было достаточно.

Следующие несколько месяцев Алик и Элла держались за руки. Они появлялись вместе везде: в Академгородке и на Затулинке, в театре, в Геоклубе, в общежитии у однокурсников. Наверное, к зависти Игоря и Даши-Маши, но Элла не очень задумывалась. Единственное, что её беспокоило, — когда же они наконец переспят. Наедине с ней Алик оказывался более робким, чем в шумной кампании. В объяснение Элла придумала теорию, что она сама исполнена дионисийства и зовов плоти, а её любовь, аполлоническая и солнечная, пока просто не способна на трансформацию отношений в телесные.

Но трахаться всё равно хотелось.

Тогда Элла решила сама проявить инициативу. После разговора о формах половой активности древних греков и испорченности французской аристократии эпохи Просвещения Алик неожиданно легко сдался. Вопросы предохранения не были предусмотрительно решены, и в первый раз она просто сосала. Алику понадобилось время, но протеины были хороши.

«Он всегда динамил, — откровенничает Даша. — Только один раз ночевал здесь, я перелезла к нему под утро. Ну, у него как раз стоял. Я попробовала… знаешь, скучно было». Дашины глаза почему-то блестят — провокация, вызов или насмешка, что-то в этом есть. Постепенно и необъяснимо отношения подруг портятся.

Алик то приезжает каждый день, то исчезает на неделю-другую. Главный вопрос хочется ставить меньше всего, но однажды Элла не выдержала и услышала в ответ раздражённое: «Разве я давал повод считать, что мы вместе? Ты хочешь присвоить меня? Давай лучше не будем видеться, если у тебя возникли ко мне какие-то чувства». Разговор случился поздним вечером дома у родителей Алика. Элла молча оделась, собрала вещи и вышла на улицу.

Транспорт не ходит, денег на такси нет. Август, ещё стоят тёплые ночи, но именно поэтому молодой девушке и не следует идти несколько часов пешком через всю Нижнюю зону, шлюзы, Гэс, Васхнил, Затулинку… К счастью, недалеко живет Маша.

«Бедное моё дитя, — встречает она Эллу. — Только ничего, ничего не говори мне…» Маша бывает высокопарна, но её нельзя обвинить в недостатке гостеприимства или непредупредительности. Элла окружена вниманием и засыпает, когда Маша делает ей массаж головы. И сквозь сон мягкие руки продолжают ласкать Эллу.

Поэтесса, журналистка и хозяйка светского салона Даша сейчас почему-то неприятна, но с ней очень хочется поговорить. Как можно более небрежно, как будто ничего не беспокоит Эллу. Как будто это она, Элла, роковая искусительница, поиграла с Аликом и не очень жалеет о потере. На выходных девушки встретились на Морском проспекте, купили пива и отправились в сторону Обского моря. Лес, потом собачий пляж, потом нудисты. Элла почувствовала, что образ её родного города дал лёгкий крен. «Посмотри, этот с животиком и маленьким членом читал у меня введение в философию», — шепчет Даша. Если ей верить, здесь можно встретить чуть ли не всех преподавателей универа, архитектурного и академии госслужбы. Пиво и своеобразное окружение способствуют откровенности… «А Маша никогда не приставала к тебе?» — «Разве она похожа на лесбиянку?» — смеётся Элла и вдруг осекается. «Ну, Алик — любовь её жизни. Несчастная любовь, конечно. Вот она и решила стать лесбиянкой», — категорично заявляет Даша.

Начинается осень. Алик обязательно сваливается на голову, как только Элла перестает о нём думать. Иногда они спят. Наконец, в начале зимы, Элла решает, что справиться с депрессией поможет только новый любовник. Серёжа, смазливый мальчик с первого курса, — сама она уже на пятом, — оказывается легкой добычей. И темперамент отвечает самым смелым фантазиям. Постепенно Элла втягивается.

Дома у Даши снова не протолкнуться. Празднуется «прелюдия Нового года» или католическое Рождество, как объяснила сама хозяйка. Элла целуется в уголке с Серёжей, когда к ним подходит Алик. «Представишь нас?» — «Знакомьтесь. Алик, это — Серёжа, мой лучший любовник. Серёжа, это — Алик, бисексуал и тряпка…»

Вокруг Алика возникает маленькая группа. Алик поёт, рассказывает о Калифорнии, Байкале и типах искривлений позвоночника.

Потом все разбредаются по углам. Элла оказывается на кухне с Дашей и Машей, которые спорят о наличии астральной сущности человека. Даша убеждена, что помимо сущности физической существует лишь эфирный, он же ментальный, двойник. Маша ссылается на многоплановость бытия и на свое умение видеть ауру. Серёжа вроде бы нашёл общий язык с другими гостями. Устав от спора и призвав Маш-Даш поговорить о чём-нибудь земном, Элла оказалась в прихожей. Лучший любовник выходил из туалета: «А я почти потерял тебя!» Элла хотела войти, но там оставался кто-то ещё. «Вы что, по двое ходите?» — спросила Элла, заметив смущение и румянец на Серёжином лице. «Ку-ку, — распахнул дверь Алик, — мужчины иногда помогают друг другу, это же нормально?»

Элла не знает, что думать. Вроде бы все хорошо. Она романтически встречает Новый год с Серёжей. Лишь из-за зимней сессии они видятся чуть реже. Алик иногда звонит. Серёжа иногда сам по себе бывает в гостях у Даши-Маши и компании. Вот и сессия проходит. По этому поводу все снова собираются у Даши. Вечер затягивается. Элла и Серёжа остаются с ночевой. («Сибирское выражение с ночевой», — заметил недавно знакомый.) До последнего болтает, болтает, болтает Алик — и разочарованно взмахивает руками: «Теперь и мне лень тащиться по холоду и темноте… Даш, найдешь ещё одно одеяло?»

Элла просыпается под утро, ей кажется, что она слышит возню. Рядом никого нет. Элла осторожно встаёт и проходит на цыпочках на кухню.

Алик облокотился на кухонный стол и выставил задницу. Серёжа сосредоточенно работал тазом, как будто заколачивал в Алика гвозди.

«Свиньи», — громко и отчетливо произносит Элла и возвращается в постель. Она делает вид, что сразу засыпает, хотя это уже не получается.

Говорят, что Алик встречался с Серёжей, пока не уехал «делать мастера» в Тель-Авив, или Варшаву, или даже в оба места одновременно. «Говорят», потому что они давно не существуют для Эллы. Из всех подруг ближе всех к ней стала Маша. Элла как-то незаметно для себя стала с ней ласкаться — это казалось естественным, — и она удивилась словам Маши, что у той уже давно не было такого прекрасного секса. То, чем они занимались, было приятным и необязательным, слово «секс» для его описания подходило меньше всего. Правда, наступил день, когда Маша стала говорить совсем чудные вещи и задавать Элле совсем дурацкие вопросы. «Ну разве я давала повод думать, что мы вместе? — рассмеялась ей в глаза Элла — Ты же не хочешь присвоить меня? Давай лучше не будем видеться, если у тебя возникли ко мне какие-то чувства…»

В Машиных глазах выступили слёзы, и Элле вдруг стало её жалко. И саму себя стало жалко или, может быть, стыдно сделалось за себя, за неё, перед ней — разобраться в этом не получалось.

Ты мой застенчивый герой,

порой порывистый и шумный,

соблазн в глазах твоих бездумных.