Государственный киллер - Михаил Серегин

Свиридов обогнул человека и направился в подъезд, а принятый за Илью парень медленно прошел мимо свиридовской машины и сел на лавочку в десяти метрах от нее.

– Погоди, я с тобой, – крикнул вслед своему другу Фокин. – Что-то у меня пиво в мочевой пузырь вступило, знаешь ли…

Квартира Свиридова находилась на четвертом этаже. Владимир подошел к новенькой железной двери и постучал, потому как ни домофона, ни просто электрического звонка он еще не установил.

Открыли сразу. На пороге появился Илья и, как-то неловко развернувшись вполоборота, пробормотал через плечо:

– Извини… немного задержался.

– Ну, че за дела? – заорал отец Велимир на всю лестничную клетку и ввалился в прихожую.

Потом голос пресвятого отца оборвался, и через секунду тишина была снова нарушена грохотом и нецензурной бранью. Потом все затихло так же неожиданно и молниеносно, как и началось.

Свиридов покачал головой и отступил от двери, а потом наклонился и рассмотрел замок полуприкрытой двери. Ну вот, так он и ду…

– Доброе утро, Владимир Антонович, – раздался над ухом незнакомый сочный баритон, и в затылок Свиридова уперлось что-то твердое и малоприятное при тесном контакте. Таким предметом могло быть только дуло пистолета…

«А подкрался ты мастерски, брат, – подумал Свиридов, – я даже не заметил… Конечно, все было бы по-другому, не шуми так в голове и не будь я накануне навеселе. Впрочем, к чему оправдания?..»

Владимир рассмеялся, осознав внезапно, что говорит все это вслух. Может, пора подлечиться?

– Как вы думаете, мне пора показаться психиатру? – сказал он и выпрямился. Потом повернул голову чуть вправо и в полумраке различил черты того самого человека, которого он встретил при входе в подъезд.

– Посмотрим, – ответил тот, – войдите в квартиру.

– РУБОП, что ли? – невозмутимо поинтересовался Свиридов, когда его ввели в прихожую, а вышедший из комнаты рослый парень в темном костюме умело обыскал его.

– ФСБ, – последовал краткий ответ.

– А в чем дело?

Безусловно, Свиридов знал за собой не одно деяние, которые по совершенно понятным причинам должны были интересовать Федеральную службу безопасности. Но ни одного такого, которое могло бы быть раскрыто столь скоропостижно. У него были основания считать именно так, и теперь он только гадал, что же понадобилось ФСБ в его новой квартире и каким образом вообще спецслужбы ее нашли.

– А вы не знаете?

Голос был холоден и насмешлив, и по опыту Владимир знал, что такая интонация не сулила ничего хорошего. Впрочем, нельзя сказать, что это его пугало. В своей жизни он попадал в куда более сложные и опасные передряги.

Его ввели в гостиную, где в углу дивана уже скорчился бледный как полотно Илюха, а на ковре извивался и время от времени оглашал пространство квартиры нечленораздельной бранью отец Велимир с заведенными за спину руками. Священника держали двое оперативников, а третий взял на прицел его затылок.

– Садитесь, – проговорил задержавший Свиридова человек и убрал пистолет, – я подполковник Панин, первый заместитель начальника областного управления ФСБ. У меня к вам есть несколько вопросов, Владимир Антонович.

– Я уже догадался.

Панин проигнорировал иронию, прозвучавшую в голосе Свиридова, но посмотрел на него со сдержанным любопытством. Так смотрят люди, которые видят тебя не в первый раз и по этой причине интересуются тобой вдвойне.

– Вы были знакомы с неким Горбунковым Семеном Семеновичем?

Один из оперативников, несмотря на серьезность ситуации, еле слышно фыркнул, вероятно, сдерживая смешок. Потом – очевидно, для разрядки эмоций – пнул носком ботинка Фокина, продолжавшего слабые попытки буйства, и пресвятой отец как-то сразу обмяк и притих.

Свиридов посмотрел в спокойные и уверенные глаза Панина, с сожалением качнул головой и проговорил:

– Значит, с ним все-таки что-то случилось?

– Так вы знакомы с ним?

– Да… то есть нет. Он живет рядом с моим братом, присутствующим здесь. Видел я этого Горбункова раза два или три. А что?

Последний вопрос был задан с откровенной тревогой.

– Когда вы видели его в последний раз?

– Да и не вспомню даже. Неделю назад, наверное… а может, и месяц. Дело в том, что…

– Погодите, – прервал его Панин. – Значит, вы утверждаете, что были знакомы с Горбунковым?

Свиридов посмотрел на белого как мел Илюху, и губы его тронула грустная болезненная усмешка.

– Вот видите… вы уже говорите, был ли я знаком с Горбунковым, употребляя при этом прошедшее время. Это свидетельствует о том, что один из нас существует уже только в прошлом. Я пока еще жив, стало быть, это Горбунков… это он существует только в прошлом. И вы думаете, я причастен к этому?

– Думаю, что да, – ответил Панин и поднялся во весь рост. Свиридов полубессознательно отметил, что у этого человека, вероятно, блестящая физическая подготовка, если судить по тому, как он двигается и какая у него фигура. Панин прошелся по комнате, посмотрел на пепельно-бледного Илью, бессмысленно жующего губами, на притихшего отца Велимира, время от времени затравленно подергивающего левой ногой, а потом резко остановился перед Свиридовым и выпалил, словно дал автоматную очередь в упор:

– В таком случае, что же нам прикажете думать, если труп Горбункова обнаружен у вас в квартире?

Нельзя сказать, что это прозвучало как удар грома. Потому что это было и как гром, и как молния с режущим свинцовым дождем в придачу. Владимир покачнулся, почувствовав, как пол отчего-то поплыл у него под ногами, и оперся плечом о стену. Облизнул сухие губы и, с трудом проглотив застрявший в горле колючий ком, выдавил из себя какие-то беспомощные и жалкие слова:

– Да ну не… не может такого… как же это так?

– А вот так, – отрезал Панин, – а рядом с ним валяется пистолет, из которого, как показала только что закончившаяся у нас в управлении баллистическая экспертиза, его и застрелили. Но это еще не все.

Подполковник присел на подлокотник дивана, на котором сидел окаменевший от ужаса Илья, и, положив руку на плечо вздрогнувшего парня, добавил:

– На «стволе» есть пальчики, и мы уже установили, кому они принадлежат…

Владимир ошеломленно покачал головой, и фээсбэшник закончил:

– Отпечатки пальцев принадлежат присутствующему здесь человеку… вот этому, – и Панин хлопнул тяжелой ладонью Илью по плечу, – вот этому гражданину, Илье Антоновичу Свиридову.

Илья оцепенел. Даже дрыгающий ногами отец Велимир перестал проводить акции протеста против ущемления гражданских прав и свобод и издал очень своеобразный по тембру звук. Такой, вероятно, издала бы жаба, решившая оставить вокальную школу кваканья и брекекекеканья и начавшая разучивать гаммы коровьего мычания.