Нелетная погода - Александр Бушков

– Ого! – Панарин посмотрел на нее с любопытством. –Вы, часом, не из нашей системы?

– Увы, нет. Все прозаичнее. Мой младший брат –курсант Львовского училища. Поневоле стала знатоком регалий и эполет.

«Младший брат, – подумал Панарин. – Еще один изтех, кто считает Галактику своим домом – настрой у нынешних курсантов прежний,тот, что был и у нас…»

– Значит, вы только что произведены. Жалко.

– Я могла и подумать, что вы – инопланетянин.

– Неужели похож?

– А вы разве не слышали? – удивленно подняла бровиИрена.

Странно, но она, кажется, не шутила.

– О чем я не слышал?

– На Земле распространяются слухи, что каким-то образомудалось обнаружить маскирующихся под землян инопланетных наблюдателей. Теперьпонимаете, почему вас можно принять за инопланетянина? Знаки отличия и форму выскопировали абсолютно правильно, а о шевроне забыли.

– Мы чуточку пренебрегаем мелочами, как всеандромедяне, – сказал Панарин.

– Между прочим, я абсолютно серьезно. Ходят такиеслухи.

– Ох, вторую сотню лет они ходят, – сказалПанарин. – Встретить бы такого наблюдателя – не отпустил бы, пока недознался, каким образом им удается преодолевать такие расстояния…

– Но ведь интереснее доискаться самим?

– Который год доискиваемся… – сказал Панарин.

– Значит, вы не андромедянин. Жалко. Но я неразочарована. Вы – мой первый знакомый испытатель Проекта, будет чем хвастатьперед братом.

– Господи, чем тут хвастать…

Как всякий человек мужественной профессии, он был суров,немногословен и скромен до предела…

– Вы журналистка? Впрочем, такие штампы в журналистикедавно отмерли. Да и журналисты нас прочно забыли.

– Нет, не журналистка. А кто, не скажу. Попробуйтеугадать.

– Не так уж трудно, – хмыкнул Панарин. –Звездный Флот и Глобовидение отпадают. Остаются Проект, планетологи и «Галакс».

– Холодно. Можно перебить вас бестактным вопросом? Чтовы будете делать, если усилия Проекта так и не увенчаются успехом?

– Такого быть не может.

– Уверены?

– Да, – сказал Панарин, начавший привыкать к еепочти мгновенным переходам от шутки к серьезному и наоборот. – Уверенностьэта чисто эмоционального плана, и тем не менее… Существует некий законпреодоления преград – я бы его так назвал. Причем преграды становятся все болеесложными. Когда-то человек не мог переплыть узенькую речушку – построил плот.Потом непреодолимым препятствием казался океан – но появились драккары, лодьи икаравеллы. Потом люди завоевывали воздух, Солнечную систему, вышли к другимзвездам. Возьмем и этот барьер.

– Ну, а если все-таки?

– Для меня нет «все-таки», – сказал Панарин.

– Рассердились?

– И не думал, просто излагаю свои взгляды.

– Взгляды, взгляды… – она задумчиво чертила что-топальцем на столе. Кажется, «пифагоровы штаны». Есть что-то забавное в том, что«штанами» назвали чертеж, созданный человеком, никогда не пользовавшимсяштанами.

– Такие взгляды кажутся вам наивными? – спросилПанарин. – Кое-кто отзывается именно так.

– Нет, отчего же – наивные. Взгляды как взгляды. Воттолько… – она подняла на Панарина глаза. – Мне кажется, что, думая оразвитии техники, вы смешиваете две противоположные тенденции: бороться сприродой и сотрудничать с ней. Создавая самолеты, химические ракеты, вертолеты,человек боролся с ветром, с силой земного притяжения. И только двадцать летназад появились мобили, которые, если можно так выразиться, «сотрудничают» сгравитационным полем планеты, а не борются с ним, пытаясь пересилить.Понимаете?

– Да, – сказал Панарин.

– Химические ракеты отжили свое и стоят теперь вмузеях, но корабли Дальнего прыжка используют тот же принцип «борьбы» сприродой – пробить пространство, проскочить, деформировать, одним словом. Тотже самолетный винт, кромсающий воздух, если вдуматься. Почему бы не поискатьболее «мирные» методы? По-моему, никто до сих пор этим даже не занимался?

– Что-то такое было на заре ДП-полетов, – сказалПанарин. – Несколько спорных работ, которые забыли даже прежде чем ониуспели оформиться в тупиковую ветвь. Я не теоретик и не знаю всех подробностей,но можно покопаться в архивах.

– Может быть, эти идеи поторопились списать в архивы?

– Повторяю, я не физик, – сказал Панарин. – Ивы, сдается мне, тоже – физики Проекта не видят иного пути, кроме ДП-кораблей.Может быть, вы все же в «Галаксе» работаете?

– Хорошо, не буду вас больше интриговать. Я археолог иприлетела сюда работать.

Панарин с трудом подавил удивление. Работы археологу наЭвридике найдется примерно столько же, сколько энтомологу – на Плутоне, авулканологу – в Сахаре.

– Более того, я – астроархеолог.

В некоторых отношениях астроархеология, искавшая на другихпланетах следы иного Разума, была родной сестрой Проекта «Икар». Столь же унылопрозябала. Проект, по крайней мере, имел возможность неограниченноэкспериментировать, но его сестричка была лишена такой возможности. Ни на однойиз планет Ойкумены не удалось обнаружить ни разумных существ, пусть на низкойстадии развития, ни следов инопланетян. Редкие сенсации время от времениослепительными метеорами вспыхивали в научных небесах и тут же гасли – ошибки,натяжки, ложные тревоги. Если смотреть правде в глаза, астроархеология уныло прозябалав ожидании чуда…

– Как видите, встретились родственные души и братья понесчастью, – сказала Ирена. – Однако нам, кажется, повезло – вСинегорье палеонтологи обнаружили нечто напоминающее захоронение.

– Очередная ложная тревога.

– Говорят, не похоже.

– Да быть этого не может! – сказал Панарин. –Нет здесь никаких сапиенсов, и не было. Простите, но вы снова гоняетесь замиражом. Хотя… Что ж, копайте. Интересно будет посмотреть.

– Иронизируете?

– Вполне серьезно желаю вам удачи, – сказалПанарин. – Не хочу, чтобы множилось число неудачников – их здесь и такбольше чем нужно. Когда вы летите в Синегорье?

– Завтра. Прилетайте к нам. Или вы ужасно заняты?

– Да нет, – сказал Панарин. – Следующий полету меня через три дня. А обязанности заместителя по летным вопросам не так уж иобременительны. Так что я непременно прилечу. Но только тогда, когда выдействительно откопаете что-то интересное.

– Постараемся. – Ирена встала. – Проводитеменя.

Почти рассвело, над крышами задержались последние звезды,прозрачные, уже не казавшиеся по-ночному колючими.