Одиссея варяжской Руси - Михаил Серяков

Целый ряд моментов в описании Саксоном Грамматиком перепетий этой войны представляет интерес. Как мы могли убедиться, русы в данном фрагменте снова описываются как морской народ, обладающий достаточно большим флотом, численность которого по законам эпического жанра преувеличивается. Из текста неясно, контролировали ли они острова между Данией и Прибалтикой, однако указание на то, что датчане, плывя сражаться с ними, захватили эти острова, позволяет высказать такое предположение. В его пользу свидетельствует и имя второго короля русов, Даго, поскольку такое же название носил второй крупный эстонский остров, расположенный севернее Эзеля. Утверждение автора хроники о том, что «корабли рутенов… плохо управляются из-за высокого расположения гребцов», были неповоротливыми и потому разбиты данами, корабли которых хоть уступали противнику по числу, но зато превосходили их в маневренности, наводит на мысль о том, что флот рутенов состоял в основном из торговых судов, более приспособленных для перевозки людей и грузов, чем для ведения войны. Этот вывод подтверждается и данными языкознания. Именно из славянских языков, а отнюдь не наоборот, скандинавские языки заимствовали такие понятия, как lodja (ладья), torg (торг), besman (безмен), grans (граница), sobel (соболь), tolk (толмач){35}. Многие из этих слов относятся к области торговли, а заимствование их произошло довольно рано: «Оба слова: ее. tulkr и turg принадлежат к числу ранних заимствований: они встречаются в древнейших литературных памятниках»{36}. Однако влияние славян в этой сфере не ограничилось одними только скандинавскими языками. В результате торговых связей из славянского в литовский язык были заимствованы следующие слова: turgus — торг, cefte, cenis, cenus — цена, muitas — мыто, redas — ряд, garadai — города, tiilkas — толк (тълк, переводчик) и др.{37} Аналогичную картину мы видим и в другом балтском языке, где лтш. tirgus означает рынок или торг. Однако ареал распространения этого слова еще больше. Эст. turg, равно как и фин. turku, рынок, происходит также от торг < търг{38}, причем в последнем случае от этого же славянского слова происходит и название крупного финского приморского города Турку, что указывает на то, что торговля славян со своими соседями велась не только по суше, но и по морю. На последнее указывает и созвучие названия славян у финно-угров (эст. Wend, Wene, фин. Venat, Venaja) с названием ладьи в этих же языках: эст. wene, фин. vene, venhe, куро-лив. veni, а также фин. venheelainen, venelainen — «ладейщик»{39}. Тот факт, что из четырех крупных языковых общностей, живших на берегах Балтийского моря, три заимствовали само понятие торговли от четвертой, не оставляет никакого сомнения в том, кто именно был ведущей силой в торговле в данном регионе.

При описании распределения земель Фротоном III между подвластными ему королями, Холмгардия (Holmagardie), куда он назначил Олимара, напоминает скандинавское название Новгорода Хольмгард. Эта ассоциация усиливается за счет того, что Онев был назначен в Коногардию, по всей видимости, искаженное скандинавское название Киева — Кэнугард. Однако, возможно, здесь имеется позднее перенесение известных скандинавам названий крупнейших городов Древнерусского государства на прибалтийские топонимы, поскольку место с названием Holm известно южнее Риги{40}. В пользу этого предположения говорит и то, что Онев не называется в числе рутенских королей, в то время как другому рутенскому королю Дату, единственному кроме Олимара выжившему в морской битве с данами, поручается Эстония.

Описание великой империи Фротона III от Рейна до Руси, в результате чего Балтийское море фактически превратилось в датское озеро, естественно представляло собой патриотический вымысел Саксона Грамматика. На это указывает как сам текст «Деяний данов», так и полное молчание об этой империи других источников. В рассказе о сборе продовольствия говорилось, что Олимар собирал для Фротона III дань в Швеции, другие короли в Норвегии и на Оркадах, однако ничего не говорится, что кто-то из них собирал для датчан эту дань на Руси. Ни о каких заморских владениях данов не вспоминали впоследствии в Средневековье и сами датские конунги, в том числе и известный своими амбициями Годфрид. Утверждение о покорении Руси Саксон Грамматик невольно опровергает сам в своей следующей за описанием войны с гуннами книге. Там хронист отмечает: «После смерти Фротона даны, ошибочно считая, что Фридлав, который воспитывался на Руси (Rusciam), погиб и, следовательно, нет наследника и никого из королевского рода, кому могла бы перейти власть, решили присудить власть достойнейшему, который на похоронах короля пропел бы над свежей могилой песнь в его честь, передавая потомкам в блестящей форме славу деяний усопшего»{41}. Сообщение более чем странное, из которого следует, что Фротон своего единственного сына отдал на воспитание правителю Руси, а после его смерти датчане считали этого сына погибшим. Очевидно, что единственного наследника престола, от которого зависит продолжение рода, не отдают на воспитание побежденному врагу, пусть даже последний и сделался вассалом. Понятно, что при малейшем осложнении отношений воспитанник мгновенно превратится в заложника, которым можно будет шантажировать короля-отца. Создается впечатление, что Саксон Грамматик чего-то не договаривает. Нахождение единственного сына Фротона на Руси, скорее всего, может быть объяснено тем, что он действительно находился там в заложниках, почему и считался погибшим. В заложники обычно брали сыновей покоренных правителей, однако наш автор однозначно говорит о победе данов сначала над рутенами, а затем и над гуннами. Не отрицая возможности морской победы датчан, можно высказать предположение, что Фридлав был отдан в заложники отцом в обеспечние соблюдения датчанами заключенного с Олимаром соглашения. Во-первых, как уже отмечалось выше, сражение с гуннами отнюдь не было той эпохальной битвой, как она описана в «Деяниях данов», а локальной победой. Если это было так, то гунны вполне могли вновь собраться с силами и в союзе с русами опять напасть на данов. Для предотвращения возобновления русско-гуннского союза Фротон вполне мог пойти на заключения мира с Русью. Во-вторых, отдельные источники отмечают начавшееся движение русов на запад. В том же труде Саксона Грамматика при описании сухопутной битвы с гуннами упоминаются «три великие реки Руси», запруженные трупами в первый же день сражения. Поскольку битва происходила, скорее всего, где-то относительно недалеко от Дании, а Русь до этого однозначно локализовывалась в Восточной Прибалтике, это упоминание свидетельствует о появлении русов где-то на территории Восточной Германии или сопредельных с нею стран. Совершенно независимо «Деяний данов» немецкие генеалогии говорят о браке короля Алимера с Идой с острова Рюген{42}. С учетом того, что данный остров, как будет показано ниже, впоследствии назывался островом русов, можно предположить, что данный брак также обеспечивал продвижение русов на запад. Следует отметить, что, согласно немецким генеалогиям, уже упоминавшийся выше Радегаст, отправившийся в поход на Рим, вел свою родословную именно от данной пары. В подобных условиях и русы были заинтересованы в нейтралитете датчан, которые могли помешать их продвижению на запад. Все это создавало основания для заключения договора между Олимаром и Фротоном, для обеспечения действенности которого датский король и отдал в заложники своего единственного сына. По этому взаимовыгодному договору в обмен на обещание русов не вступать в новый союз с гуннами даны гарантировали Олимару не препятствовать укреплению позиций русов на западе. Другого правдоподобного объяснения того, почему после победы на море сын датского короля оказывается на воспитании у потерпевшей поражение стороны, не существует. Отметим, что движение русов на запад на Балтийском море наиболее естественным образом объясняет полное молчание о них античных писателей, описывавших события Великого переселения народов.