Иероглиф «Измена» - Надежда Первухина

Поэт прищурился:

– Лицемерия?

– Да. Коль ты не заботишься о карьере и ни во что не ставишь все земные достижения, чего ради сам вызвался участвовать в экзаменах?

Остальные сотрапезники зашумели, высказываясь в том же духе.

– Увы, – насмешливо развел руками поэт. – Тут вы меня поймали. Придется мне клятвенно заверить вас, что на эти экзамены шел я не по своей охоте.

– Вот как!

– Да. К тому принудила меня моя старшая сестра. Мы рано остались без родителей; ближайшие родственники не пожелали нас опекать, потому сестрице пришлось заменить мне отца и мать. Сестра вырастила меня и потребовала, чтобы я сдал экзамены на государственную должность. Только тогда она будет спокойна за мою судьбу и сможет выйти замуж. Как мешать счастью родной сестры? Мог ли я отказать ей в ее просьбе?

– О, это очень благородно! Сколько лет вашей достойнейшей сестре?

– Двадцать пять, но прошу вас не беспокоиться, господа, у нее уже есть жених.

Все засмеялись. Юный поэт, поначалу возмутивший многих своими вольными речами о карьере, теперь, наоборот, вызвал симпатию. Разговор сам собой повернул на обсуждение прелестей самых известных и родовитых незамужних красавиц Империи.

– Говорят, две дочери цянского наместника Гэ Хуая прекрасны, словно воплотившиеся богини, – сказал один из гостей. – Правда, никому не удавалось и глазком на них глянуть – дочек из дому выпускают лишь на молебен в храм, да и то везут в закрытом паланкине. А в храме, когда эти девицы молятся, не должно быть ни единого постороннего мужчины.

– Так, может, все дело в том, что дочки, наоборот, уродливы, будто земляные груши, вот их ото всех и скрывают! – рассмеялся другой. – Выпьем за то, чтобы нам не пришлось жениться на подпорченных красавицах или на уродинах!

Снова было принесено шансинское в высоких узкогорлых кувшинах, снова звенели чарки, стучали палочки для еды, а на особых подмостках уже устраивались нарумяненные музыкантши с ци-нями и флейтами, настраивали инструменты, готовились услаждать слух беспечных гостей «Летящей ласточки».

Двухпалубная башня-джонка «Летящая ласточка» была истинным земным раем для ветротекучих – молодых людей, наделенных разнообразными талантами, беспечностью и невообразимым легкомыслием (и, разумеется, солидным состоянием, позволяющим легкомыслию никогда не заботиться о средствах для исполнения любых прихотей). Владелицей «Летящей ласточки» была почтенная госпожа Су Данян, в прошлом певичка и танцовщица, а также непревзойденная мастерица в искусстве Нефритовых покоев. Знание указанного искусства со временем принесло Су Данян приличное состояние, которое находчивая женщина и потратила на постройку огромной джонки, решив тем самым раз и навсегда лишить безмятежного сна остальных содержательниц веселых кварталов во всем славном городе Тэнкине.

Ах, что это был за корабль – просто сон наяву! Корпус обшит королевским едром -драгоценным деревом, что произрастало лишь в землях, принадлежащих далекому полусказочному государству под названием Тарсийское Ожерелье. Королевский кедр был прочен и легок, не гнил, не обрастал ракушками и к тому же с годами не терял прелестного аромата летней лесной свежести, за что и ценился знатоками корабельных премудростей. Нависающие над водой нос и корма выглядели как свадебные уборы высокородной красавицы – до того щедро они были изукрашены кованым серебром, шлифованным нефритом и полированной яшмой. Слишком высокие борта джонки, свидетельствующие о невероятном искусстве резчиков по дереву, свидетельствовали также и о неважной остойчивости судна, но, в конце концов, «Летящая ласточка» никогда не покидала уютных и покойных вод реки Ингинь ради далекого и опасного моря. «Летящая ласточка» создавалась для развлечений, праздности и всевозможных услад. На нижней палубе этого царства наслаждений располагались обитые драгоценным шелком каюты для тех, кому требуется уединение; на верхней – пиршественная зала, подмостки для актеров и танцовщиц, а также комнатки, хозяйками которых являлись самые очаровательные и нестрогие девицы, призванные всячески ублаготворять гостей джонки. Помимо всего прочего верхняя палуба была украшена башенкой-беседкой – резной и легкой, словно кружевное покрывало. На главной мачте полнился ветром атласный парус – лилового цвета с вышитой серебром ласточкой. Два кливера и стаксель обеспечивали кораблю-дворцу достаточную ходкость, а большое кормовое весло – маневренность. От вершины мачты к носу, корме и бортам тянулись плетеные шнуры, несущие на себе бесчисленное количество разноцветных бумажных и шелковых фонариков; когда эти фонарики разом начинали сиять в ночной мгле, отражаясь в воде, разгоняя своим светом плотный ночной туман, – это было умопомрачительное зрелище. «Летящая ласточка» – вся в сиянии огней, в облаке благовоний, в звоне музыкальных инструментов и отголосках веселых песен – медленно двигалась вдоль берега, одним своим видом призывая потерять голову и отдать последнее состояние хотя бы за единственную ночь, проведенную на ее борту.

Город, главная река которого была осчастливлена постоянным дрейфом этого корабля наслаждений, назывался Цзи, то есть Предел. Город Цзи, соответственно, возник из окраин, небогатых и рабочих пределов столицы Яшмовой Империи – Тэнкина. В Цзи-Пределе жили гончары, ткачихи, белошвейки, плетельщики циновок-путуаней, резчики шкатулок и идолов для домашних кумирен – люд небогатый, смиренный и превративший свое смирение и бедность в нечто вроде особого культа. В Цзи сдавались самые опрятные и дешевые комнаты с полным столом; придорожные харчевни торговали пирогами с гусятиной и свининой. В маленьких винных лавках, огороженных бамбуковыми заборчиками, подавали крепкую настойку из гаоляна да дешевые рисовые вина. Словом, разве это не рай для молодых повес и молодых же скромников, приезжающих пытать счастья на государственных экзаменах! А для того чтобы этим соискателям с тугими кошельками и самонадеянными мечтами не приходилось скучать в перерывах между экзаменами, и существовала «Летящая ласточка». Вернемся на нее и мы, о мой благопослушливый читатель!

…Разговоры о важности карьеры, о прелестях незамужних девиц давно уже прискучили подвыпившим гулякам – обильные возлияния сделали свое дело, погрузив каждого из гостей в мир его собственных грез и переживаний. Госпожа Су Данян, мудрая, как все хозяйки заведений подобного рода, приказала особым девушкам-массажисткам сделать гостям пребывание в мире грез еще более приятным. Наш герой – юный, презирающий карьеру поэт – полулежал, опершись на груду подушек, и взглядом человека, владеющего всеми мирами, смотрел на сотрапезников. Маленькие, но сильные ладони массажистки разминали ему затылок и шею, прогоняя лишний хмель. Напротив поэта сидел северный красавец и буквально не сводил с того глаз. Чувствовалось, что некое желание гложет его сердце. Наконец он не выдержал.

– Почтенный господин! – обратился юноша к поэту как раз в тот миг, когда он, изнеженный массажем, дремотно смежил веки. – Позвольте обратиться к вам со словами дружбы и восхищения…

– А? – встрепенулся поэт. Бессознательным движением поправил на груди широкий ворот своего лазоревого халата. Отвел ладони массажистки и укоризненно поглядел на томного красавца. – Есть ли ценность в тех словах, ради которых вы лишаете меня сладкой хмельной дремы?