Машинист паровоза-призрака - Максим Ахмадович Кабир

похихикивая над глупостью персонажей: они все норовили сунуться то в подвал, то на чердак заброшенного дома, дураки. Приятель наотрез отказался составлять компанию и на следующий день просил рассказать скороговорку: проверял, заикается Даня или нет.

– Странно, ты точно полностью его посмотрел?

– Полностью, – соврал Даня, который уснул на середине фильма. Уж больно скучно ему стало.

Куда девался этот смелый мальчик?

Что за жалкий слабак мучится в кровати?

Даня разозлился на самого себя. Он скомкал покрывало и соскочил с постели. Паровоз в ухе? Ничего тупее придумать нельзя! Прознает дядя Витя, какой трусливый внук у его жены, и подаст на развод. А виноват будет кто? Кто бабушкин брак разрушит? Правильно, Данил Сысоев.

В пресловутом ужастике цыганская гадалка сказала герою, что тот должен посмотреть страху в глаза. После этого он откинул ткань, маскирующую средневековое зеркало. Не важно, что его тут же утащили в зазеркалье духи. Совет-то дельный. Цыганские гадалки разве станут врать?

Луна светила так ярко, что Даня видел каждый листик в кронах деревьев, каждую выбоину на асфальте. А еще он видел локомотив. И локомотив видел его своим горящим глазом. Это не просто старая махина, а поистине древняя: как особняк из дурацкого фильма, не хватает только паутины и летучих мышей. Седая мгла клубилась над черным металлом.

«Это какое-то природное явление!» – заявил себе Даня. Он вызвал в памяти образ учительницы биологии и вложил ей в уста монолог:

– Научно доказано, дети, что после жаркого дня нагретое железо паровоза «Серго Орджоникидзе» испускает туман, его фонарь светится красным, а из кабины кто-то вылезает.

Ох!

Учительница пропала. А локомотив остался. И туман. И открывающаяся дверца.

Даня присел так резко, что чуть не стукнулся челюстью о подоконник. Сидеть в неведении, глядя на гармошку батареи, было невыносимо. Он посчитал до пяти и осторожно вытянул шею. Дверца СО качалась на петлях. Из будки машиниста валило еще больше тумана. В дымке что-то выскользнуло на асфальт, будто живую рыбу вытряхнули из ведра.

Даня опять присел и снова посчитал до пяти. Сердце стучало, как колеса несущегося поезда. Где-то далеко-далеко и впрямь катили по своим делам пассажирские и грузовые составы, но Дане казалось, что он один во всей вселенной. Даже мысль о бабушке и дяде Вите, спящих за стеной, не спасала.

Он набрался храбрости и посмотрел в окно. О нет, он был не один. Лучше бы он был один!

По площади, озаренное луной и фонарями, кралось какое-то кошмарное существо. Что это не человек и не припозднившийся уличный пес, Даня понял сразу. Люди не ходят на четвереньках, а собаки не носят одежду.

Существо растопырило конечности. Ноги и руки выгнуты так, что острые локти и колени торчат вверх. Оно было тощим, как восставшая из гробницы мумия, с костей свисали лохмотья темно-синей формы.

«Надо бы грохнуться в обморок», – подумал Даня, но вместо этого схватил с тумбочки мобильный телефон и включил камеру. Он смотрел на окружающее через экран: мелькнули подоконник, оконная рама, в раме – то ли привокзальная площадь провинциального городка, то ли декорации к фильму ужасов. Существо… монстр? пришелец?.. сидело на корточках в свете луны. Вдруг, точно услышав сердцебиение юного наблюдателя, оно повернуло голову и уставилось прямо в камеру.

Даня прикусил язык.

Существо метнулось через площадь, как краб-мутант, подбрасывая вверх ноги и руки, через кусты и деревья, прямо к дому дяди Вити. Тут любой оператор выронил бы камеру, и Данька не стал исключением. Он попятился и был готов кричать во все горло.

Но когда чудовище заглянуло в комнату, он онемел.

Существо-из-локомотива вскарабкалось по фасаду на третий этаж и прилипло к стеклу. Пальцы у него были длинными, как у какой-то тропической лягушки, и увенчанными присосками. Китель покрывали пятна мха, крупные вороненые пуговицы сверкали, как кусочки слюды. На яйцеобразной голове существа криво сидела фуражка с пятиконечной звездой. А его лицо… Это нечеловеческое лицо! О, пригласи его кто сыграть в кино, и зрители действительно выходили бы после сеанса заиками.

С крючка сорвалась и упала за коробку с железной дорогой одна из фотографий дяди Вити. Существо посмотрело в ту сторону и принюхалось. У него были красные глаза. Морда вытянутая, как у муравьеда из передач по «Дискавери», узкая, заканчивающаяся подвижной трубкой. Из трубки высунулся и затрепетал язык, похожий на червяка.

Вот тут-то Даня и закричал.

Кричал он зажмурившись, полагая, что крабо-жабо-муравьед уже вышиб окно и проник в комнату, но тут над ухом охнула бабушка. Даня открыл глаза. Окно опустело.

– Внучек! Что стряслось?

Позади бабушки вырос заспанный дядя Витя. В руке он держал кухонную колотушку.

– Пожар? Грабеж? Кому-то шею намылить?

Даня подбежал к окну. Существо сгинуло. СО не дымился и погасил фонарь, притворяясь мирной грудой металла. Но на стекле снаружи Даня заметил кружки: отпечатки лягушачьих присосок. И телефон продолжал записывать видео.

«Это доказательство! – подумал Даня. – С этим – хоть в Москву на телешоу иди!»

«Никому ни слова!» – прозвучал в голове голос Валика.

А еще Даня испугался, что паровоз их подслушивает. Что они ни до Останкино, ни до порога его квартиры не дойдут: стоит ему развязать язык, паровоз вернется и всех троих унесет.

– Милый, ты в порядке? – спросила бабушка, выглядывая в окно. Врать было стыдно, но Даня ответил:

– Мне кошмар приснился. Простите.

Дядя Витя просветлел лицом и опустил колотушку. Бабушка обняла Даню.

– Не за что извиняться! Главное помнить, что сны не кусаются.

На счет этого у Дани были большие сомнения.

Глава 6

Взрослым ни слова!

Даня вышел на площадь, двигаясь осторожно, как дрессировщик в клетке с хищным зверем. «Зверь» сидел на постаменте. Его железная идеально черная шкура лоснилась, под матовым фонарем поблескивала пятиконечная звезда. Собачники, мамочки с колясками, люди, идущие к вокзалу, и гости Балябино, только что сошедшие с электричек, ни о чем не подозревали. Лишь птицы знали правду, отказываясь даже пролетать над паровозом.

Даня поправил солнцезащитные очки. Он и завтракал в них, чтобы бабушка не заметила кругов под глазами – следов бессонной ночи. Мама бы наругала, заставила снять за столом очки, но бабушка лишь спросила, можно ли ей тоже поиграть в шпионов, и нацепила свои темные окуляры, а Даня не сдержался и хихикнул.

На площади ему было не до смеха.

«Дрыхнешь? – мысленно спросил он у паровоза. – Ну конечно, вампирам положено спать днем».

Он заставил себя не думать про предстоящую ночь и отвел