Огонь в твоих глазах. Обещание - Любовь Черникова

Анасташа бросилась к ногам Настоятеля. Слов не было, но в бездонных синих очах светилась мольба.

— Да охолони, дева! Куда ж я её дену, родную кровь-то? Чай не изверг! — Желана с Огином спешно подняли дочь, отвели в сторонку.

— Отец, я пригляжу за девочкой. Пускай я здесь и останусь Защитником до конца своих дней, это мне только в радость. Мы будем осторожны, клянусь мечом Керуна! А глаза… Они скоро изменятся.

— Что знают деревенские? — Махаррон повернулся к родителям Анасташи.

— Только то, что Ташка уже родила. Мы никому не показывали детей, не говорили, что их двое.

— Что повитуха?

— Не было повитухи. С помощью Киаланы, я самолично перерезала пуповину, — ответила Желана.

— Будем растить её, как обычного ребёнка при отце, при матери. С нами она будет в безопасности. Всё время на глазах.

— Да будет так! Но помни, сын, она не должна знать, кто ты. Для неё ты Каррон Защитник, и только. Так безопасней. Защитницы не рождались слишком давно, люди уже и позабыть успели, какова их сила. Я и сам мало знаю. Деревенским скажете, мол, по пути мой отряд подобрал девочку, чью мать убили разбойники. Анасташа отдала сына, но согласилась оставить себе малышку, — Настоятель выразительно взглянул на Ташку, и та поспешно кивнула, не веря своему счастью. — Да. И без особой нужды никогда не называйте её настоящее имя. Сам понимаешь, чем это грозит.

— Мы будем звать её просто Кирой. — раздался дрожащий от волнения голос Анасташи.

— Отец, но что если сила в ней и правда есть, как быть тогда?

Махаррон тин Даррен, Настоятель Северной башни Ордена Защитников выглядел весьма растерянно. Он пожевал губами, помолчал, глядя в пол, а затем встретился взглядом с сыном:

— Каррон, мне нужно кое-что сделать. Я и так слишком долго тянул, а тут, вижу, сами боги меня торопят. Есть одна книга, там есть все ответы… Я пороюсь в архивах Южной башни, попрошу Агилона помочь, но на это потребуется время. Если сила себя проявит — шли весточку, но будь осторожен. Всегда найдется кто-нибудь, кто захочет заполучить твою дочь.

Десять лет спустя

Дело шло к вечеру. Незлое солнце мягко согревало кожу, лаская золотыми лучами.

В траве стрекотали кузнечики, мерно жужжали оводы, тихо шумела листвой крона раскидистого дуба, время от времени тоненько блеяли ягнята, да мекали козлята во главе с двумя козами, отару которых Кира пасла с самого утра. Сама она лежала на пригорке, пожёвывая прутик и наблюдая, как в небе носятся резвые ласточки.

Три лучших ягнёнка в отаре предназначались Каррону Защитнику.

В Золотых Орешках самый лучший Защитник, так говорила мама. Каррона любили и уважали в деревне. Кире же он казался самым добрым и сильным человеком во всём Княжестве, а то и в мире. И пускай голова его начала седеть, но борода все ещё оставалась темна, а светлые голубые, будто подёрнутые зимней стужей глаза, внимательными и зоркими.

Каррон никогда не чурался работы, помогая селянам по собственной воле и в жатву, и в покос. Для каждого находил совет и доброе слово. А уже если лихо какое придёт, так тут и боги велели.

Кира слыхала, что в других деревнях совсем не так. Что Защитнику должно кланяться не только из уважения, но и в обязательном порядке. Хотя она, Кира, и подумать не могла, как это не поклониться, встретив Каррона на улице?

Девочка улыбнулась, вспоминая большую мозолистую ладонь, цепляющую волосы, когда Защитник ласково трепал её по голове.

Сколь добр был Каррон, столь же и грозен в ярости. Сила Керуна жила в нём и пробуждалась, когда приходило время.

Деревня Золотые Орешки, затерявшаяся в холмах, поросших березняком, кое-где дубравой, а дальше на севере могучими елями, расположилась прямо у излучины реки Широкой. Живописнейшее место на самой границе Великого Княжества Яррос. За рекой до самого горизонта раскинулись степные просторы, принадлежащие ордам кочевников-сартогов, поклоняющихся кровавому богу Хынг-Нурру.

Далеко на севере, за лесами, вдоль самой границы Княжества уродливым шрамом протянулась до края земли гниющая рана — Излом. Сейчас он спал. Спал полтора столетия. Спали и твари — его порождения. Лишь редкая одинокая сущность, выбиралась на свет под покровом ночи, да и та не отходила дальше Дальней заставы.

Так что никто, кроме диких зверей, да глупых кочевников, чьим именем достойно лишь браниться, не отваживался напасть на их деревню. Велика слава Каррона Могучего.

Лишь однажды за свой короткий век всего в десяток зим, Кира видела, как стоял Каррон Защитник на порубежном холме. Глаза его тогда побелели и, казалось, метали молнии. Воздух трещал и искрился вокруг, взмётывая вверх сонмища колючих снежинок посреди лета. Задрожали и отступили враги, когда потянул он из ножен заколдованный меч. Принялся разить проклятых сартогов направо и налево, и покатились их головы…

Как катились головы кочевников, Кира не видела, но, слушая рассказы деревенских мужиков из числа тех, кто выходил обороняться вслед за Защитником, ярко представляла себе, как это было. Жаль, что мать её тогда на порубежный холм не пустила. Унесла, да упрятала в погреб от греха подальше. Кира тогда в голос ревела, а та успокаивала, говорила, что в погребе не страшно, и что Каррон их защитит. А она, Кира, ревела-то совсем не потому, что испугалась темноты или пауков, а из-за обиды. Не увидит ведь, как сражается Каррон Защитник.

Зимой угрожала другая беда — набеги Стаи. Обезумевшие от лютого холода и голода волки из проклятых лесов, что растут недалеко от Излома, сбиваются каждую зиму в одну огромную стаю. Несметное их количество саранчой проходит по приграничным деревням, случалось, до единого вырезая всех жителей, если не повезло в недобрый час оказаться без Защитника.

В Золотых Орешках набеги Стаи больше проблемой не были. Стоило Каррону Защитнику выйти на холм — вон тот соседний с этим, где сейчас лежит на мягкой травке она, Кира. Звериный поток замедлит бег, повернёт мохнатою рекою, по широкой дуге огибая деревню. Она даже перестала моргать, погрузившись в воспоминания.

Они с Микоркой тогда уже были большие. По восемь зим обоим миновало — поди удержи в тёплой избе. Пробрались они в овин, что на выселках, и спрятались, глядя через щель наружу. Ох и отходила за это обоих тётка Олёна, Микоркина мать, когда все раскрылось — неделю сесть не могли. Но Кира знала, что никогда не забудет увиденное.

Каррон стоял, спокойно опустив руки, и смотрел на стремительно приближающуюся Стаю. Спины огромных волков заполонили все пространство у подножья холма и весь берег Широкой, а из леса прибывали все новые и новые. Задние напирали на передних, повизгивая и взвывая от нетерпения. Мелькали клыки размером с добрый нож, мотались красные языки.

Вдруг Каррон рявкнул. Да так, что Кира с Микоркой вздрогнули от неожиданности, покрылись мурашками, несмотря на тёплые тулупчики из овечьей шкуры. Слово это они не разобрали, но прозвучало оно громче грома. Передние взвизгнули и охолонули, взрывая снег и кашляя красным на белое. Задние топтали их, не успевая остановиться. Возникла сумятица. Звери глухо рычали, скаля острые клыки, взлаивая от нетерпения. Кружили и подскакивали от возбуждения, подзадоривая друг друга, но не смели двинуться дальше.