Дети грозы. Книга 6. Бумажные крылья - Ирина Успенская

– Вставай, багдыр`ца.

– Хочешь добить? Давай. – Стриж поднялся и нехорошо ухмыльнулся. – Так пойдет, или ножик дать?

Он демонстративно медленно вытащил из-за спины нож – конечно, как можно было забыть, что безоружным Стриж не бывает никогда! – и метнул Орису под ноги. Доска завибрировала. Орис кинул взгляд вниз, на подрагивающую рукоять, потом на Стрижа… быстро выдернул нож, не отрывая глаз от… шисова ублюдка? Или все же брата?

– Ну? – Тот спокойно стоял напротив, опустив руки. – Или все же поговорим?

– Не о чем с тобой разговаривать.

Сжимая рукоять, Орис рассматривал Стрижа. Что-то с братом было не так. Чтобы он отказался подраться? И выглядит, как старик.

– Тебе видней.

– Ты шакалий сын. Ты убил моего отца. Ты покойник, – выговорил Орис простые и правильные слова. Но метнуть нож в беззащитное горло не мог. Ведь не увернется.

– Угу. – Стриж передернул плечами, словно в нетерпении.

– Дери тебя шис! – выдохнул Орис, бросая нож.

С чистым звоном лезвие вонзилось в стену позади Стрижа, смахнув по пути пару соломенных волосков. Как Орис и подозревал, шакалий сын и не пошевелился. Только грустно усмехнулся, напомнив шкодного мальчишку, которого за вечную улыбку до ушей дразнили лягухом.

– Будешь ты драться или нет?

– Не буду.

– Почему?

– Потому. – Отвернувшись от Ориса, Стриж намочил полотенце в умывальнике и приложил к разбитой голове. – Хочешь сдохнуть, пойди утопись. Я тебе в этом не помощник.

Орис опешил от такой наглости. Но в уголке сознания закопошилась здравая мысль: если брат справился с самим Мастером Ткачом, что для него он, Орис? На что он вообще рассчитывал, набрасываясь на Воплощенного? Не говоря уже о том, что подумать просто забыл. Видел бы отец…

– Да, наставник велел сказать, чтобы ты не вздумал перечить Седому. – Стриж продолжал промокать кровь с плеча.

– То есть?

– Он будет главой гильдии.

– Да пошел он! По закону новый Мастер – ты.

– Не выйдет. У меня… короче, сделаешь умное лицо и подтвердишь, что уважаешь выбор совета мастеров.

– Так они и поверили.

– Не твои беды.

– Ладно, с Седым разберемся потом… Стриж!

– Да?

Брат наконец обернулся, и Орис понял, что мстить больше не хочет. Дурь это, терять и отца, и брата. А вот выяснить, что же у них такое произошло, надо.

– Пойдем, что ли, завтракать? Сатифа оладий испекла. К твоему возвращению, шисов ты дысс.

2 день журавля

Шуалейда шера Суардис

Она проснулась от холода. В окно задувал мокрый ветер, шуршал в ветвях каштана дождь. Остатки сна тоже были холодными и мокрыми: кривая зеленая луна, темные дома и страшная крылатая тварь, воющая посреди мостовой.

Шуалейда поежилась, не открывая глаз. Потянулась к любимому – и наткнулась на кусок металла на остывшей подушке. Не желая верить, зажмурилась. Позвала:

– Тигренок!

Никто не откликнулся, только ветер хлопнул рамой.

Шу открыла глаза, оглядела комнату, остановилась взглядом на паре вешалок: ее платье для сегодняшнего обеда висело на месте, одежда Тигренка исчезла. Под вешалкой валялись лишь шелковый платок и кружевные манжеты, оторванные от сорочки. Мальчишка… Истерический смех заворочался в груди, выплеснулся кашлем, отдался тошнотой и болью в висках. Игрушечная птичка, когда-то подаренная Даймом, разразилась щегловой трелью. Шу смахнула с лица дождевые капли и хотела улыбнуться его заботе, но губы не слушались, замерзли.

Подобрав одеяло и закутавшись, Шу сползла с кровати, подошла к вешалке, подняла оторванные манжеты, поднесла к лицу. Они пахли пылью, словно пролежали год в сундуке. Только пылью.

Она отбросила ненужную тряпку в камин, проследила, как кружева вспыхнули – веселыми желтыми бабочками. Снова оглядела комнату в поисках… чего? Она сама не знала, что ищет, пока не наткнулась на забытую в кресле гитару. Вдруг показалось, что не было никакого металла на подушке, что Тигренок где-то рядом – верно, он снова пошел за цветами? Не мог же он оставить свою любимую гитару!

Потеряв по дороге одеяло, Шу подскочила к окну, высунулась под дождь – теплый, чудный дождь! Дождь пах им, любимым, он был совсем рядом…

Туфли валялись под окном. Одна у самой стены, вторая – в поломанных кустах айвы шагах в десяти. На колючках болтался атласный рукав, трепыхались под дождем клочья батиста. По краю сознания скользнуло удивление: слишком далеко для прыжка из окна… и высоко, четвертый этаж. Он не сломал себе ничего? Может быть, ему больно и нужна помощь?

Не рассуждая о том, хочет ли он помощи от нее, Шу метнулась прочь из тела, искать его – по всему дворцу, по парку, по городским улицам…

Тигренок был на площади Единорога. В доме маэстро Клайво. И ему в самом деле было больно: треснувшее ребро, разбитый рот, рана на голове. Правда, это все не мешало ему уплетать оладьи в компании самого маэстро, какой-то старухи и парня лет двадцати. О чем они разговаривали, Шу не стала слушать. Ему весело, он дома, а злобная колдунья, которая держит менестрелей в рабстве, осталась далеко.

Не то кашель, не то смех заставил ее согнуться пополам и схватиться за подоконник, чтобы не вывалиться из окна. Дождь хлынул с новой силой, потемнело. Оторванный рукав на колючках хлопал на ветру, мечтая улететь в небо. Как сказал Дайм, ласточки не поют в неволе? Или стрижи не поют, какая разница. Пусть летит, подери его ширхаб. Прочь!

Не обращая внимания на сотрясающий ее кашель – нет, смех, это же так смешно, правда? – Шу выдернула из кустов все, что осталось от Тигренка. Туфли, рукав от камзола и клочья сорочки полетели в камин вслед за кружевами. Туда же чуть было не отправилась гитара, но в последний момент Шу остановилась. Гитара не виновата, что ее владелец – тупой троллий дысс. Менестрель нюханный.

Гитара с жалобным звоном упала обратно на кресло, а Шу – на постель. Под руку снова попался кусок мертвого металла с рунами. Мертвого и холодного. Как будет Тигренок завтра. Дурак. Какого демона он не бежит из города? Забыл, что Бастерхази положил на него глаз? Тупой троллий дысс!