Кошмары - Тамара Рыльская

Тайна промолчала.

– Ладно, иди знакомься с другими детьми. Надеюсь, вы подружитесь. Будешь хорошо себя вести, может, со временем станешь моей помощницей. Мне не помешает кто-нибудь постарше, чтобы присматривать за малышней…

– Нет уж, спасибо, обойдусь, – отрезала Тайна.

Иван Николаевич усмехнулся, взял зонт и направился к двери. На пороге он оглянулся и произнес:

– И не вздумай бежать! Прогулка по воскресеньям, в другое время выходить на улицу запрещается.

– А если я все-таки выйду? – поинтересовалась Тайна.

– Далеко не уйдешь. Отсюда нет выхода.

То же самое ей говорил продавец попкорна, а потом – смотритель комнаты смеха. Действительно, до сих пор Тайна не нашла выхода из парка, это место было словно заколдовано. В воздухе витала необъяснимая жуть, с каждым вдохом проникавшая в легкие и отравлявшая кровь. Но несмотря на все предупреждения, Тайна чувствовала – выход есть, просто его хитро запрятали.

Лязгнула дверь, и директор ушел. В прихожей повисла тишина, если не брать в расчет низкий монотонный гул, доносившийся из глубины здания. Тайна могла хоть сейчас покинуть котельную, благо дверь была не заперта. Но, возможно, поиски тайной калитки, ведущей за пределы парка, следовало начинать именно отсюда.

– Ну хорошо, – пробормотала девушка, снимая промокшую куртку и вешая ее на крючок. – Посмотрим, кто кого…

Она покинула прихожую и очутилась в длинном полутемном коридоре. Справа и слева были одинаковые филенчатые двери, а в конце – лестница, ведущая на второй этаж. Запах немытых тел и грязных постелей усилился, из-под ног при каждом шаге разбегались крупные тараканы. Детский дом, где, по словам Ивана Николаевича, всем уютно и весело, выглядел как подвал, где обосновались бездомные. Правда, здесь было тепло, даже жарко и, хоть редкие, под потолком горели лампочки.

Тайна медленно двинулась вдоль вереницы дверей, разглядывая кучи мусора и детские рисунки на стенах. Похоже, воспитанники детского дома любили рисовать, хотя сюжеты для своих картин выбирали странные. Нарисованные цветными мелками и углем, по стенам прыгали чудовища и химеры – хвостатые, зубастые, когтистые. Тайна увидела девочку-скорпиона, мальчика с собачьей мордой, существо с головой человека и телом змеи. То и дело среди уродов и монстров она видела изображение бородатого мужчины в черном плаще и с зонтиком. Это, разумеется, был Иван Николаевич, только юные художники почему-то упорно изображали его с третьим глазом посреди лба…

Одна из дверей оказалась приоткрыта, и Тайна услышала из комнаты детский голос. Ребенок негромко пел, а может, читал нараспев какой-то стишок. Девушка подошла ближе и заглянула внутрь. Ее взору предстала небольшая спальня с двухъярусными кроватями. Несмотря на грязь, все постели были аккуратно застелены; на заскорузлых одеялах лежали мягкие игрушки, в большинстве своем потрепанные и засаленные. В единственное окно хлестал дождь, а на подоконнике сидел светловолосый мальчик лет семи-восьми, одетый в какие-то обноски, отдаленно похожие на пижаму. Его правую щиколотку охватывало металлическое кольцо, от которого тянулась длинная цепь. Другой ее конец был пристегнут к старой гире, на которой стояло клеймо «25 кг».

– Привет! – Тайна вошла в комнату.

Мальчик спрыгнул с подоконника, огромные голубые глаза испуганно распахнулись.

– Меня зовут Тайна, а тебя?

– Кирилл, – неуверенно отозвался мальчик.

– У тебя хороший голос. Что за песню ты пел?

– Про дождик… Лена собрала репетицию, наверху, в хоровом классе. Но я туда не пошел, потому что не могу поднять гирю по лестнице…

– И ты решил спеть соло?

– Ну да…

– А кто же тебя заковал? Это такое наказание, что ли?

– Иван Николаевич боится, что я улечу. – Кирилл снова взгромоздился на подоконник и тоскливо посмотрел на размокший пустырь и проложенную на низких бетонных опорах теплотрассу. – И я бы улетел, так что его можно понять…

– Мальчики не летают, – заметила Тайна.

– Остальные не летают, а я – могу! У меня же крылья, только они еще не совсем окрепли! Маша говорит, я похож на ангела…

– Кто такая Маша?

– А, просто девчонка… – отмахнулся Кирилл. – Она мне записку писала со всякими девчачьими глупостями. Лена об этом узнала и стала ее дразнить. Она говорит, такой уродливый паук, как Машка, не может любить ангела…

– А мне кажется, у тебя нет крыльев, – заявила Тайна.

– Есть. Они белые и красивые. – Мальчик гордо повел плечами. – Иван Николаевич сказал, что у меня большие пер-спек-тивы!

– О чем ты? Что еще за перспективы?

– Никто не знает! Это известно только Ивану Николаевичу. Но у меня есть одна догадка!.. Рассказать?

– Конечно.

– Я думаю, когда мы вырастем, то будем выступать в цирке. Ты любишь цирк?

– Не знаю, – пожала плечами Тайна. – Я там еще не была.

– А я люблю. Нас выбрали потому, что мы не такие как все. У меня крылья, у тебя – рога…

– Подожди, откуда ты узнал о рогах?

– Я вижу! Иван Николаевич сказал, что когда-нибудь все мы станем знаменитыми. И даже изменим мир!

– Если он желает вам добра, то зачем держит в котельной? Разве это подходящее место для детей?

– Это нужно для кон-спи-ра-ци-и, – загадочно произнес мальчик и отвернулся, ясно давая понять, что разговор окончен.

Тайна покинула спальню и направилась к лестнице. Она уже слышала нестройное детское пение, которое то и дело заглушали раскатистые удары грома.

Лестницу освещала единственная пыльная лампочка, болтавшаяся на электрическом проводе. Тайна поднималась, внимательно глядя под ноги, и песенка, разносившаяся по бетонному пролету, становилась все громче.

Ломкие, звенящие голоса зазывали дождь. Тайна миновала еще один пролет и очутилась в коридоре. Слева были окна с широкими подоконниками, справа – двери, одна из которых, в самом конце коридора, явно вела в хоровой класс. Тайна двинулась туда, прислушиваясь к словам.

Стекла в деревянных рамах дребезжали под ударами дождя, словно зверь из песенки уже царапался в окна приюта. Тайна на всякий случай вгляделась в промозглый сумрак по ту сторону стекла, но увидела лишь собственное отражение, бледное и размытое. Блеснула молния, залив пустырь неживым светом, и на какой-то миг окно утратило прозрачность, превратившись в зеркало. Отражение обрело четкость, и на Тайну в упор посмотрела белая маска с острыми скулами и темными провалами глазниц. Это было ее собственное лицо, но игра света и тени превратила его в жутковатый череп, увенчанный парой загнутых рогов. Вспышка погасла, прогремел гром, и жуткая морда исчезла, как будто утопленник сначала всплыл к самой поверхности воды, а потом снова погрузился на дно.