Заговорщики в Кремле. От Андропова до Горбачева - Владимир Исаакович Соловьев

выведены. Весь вопрос не стоит выеденного яйца“. Патриотический пафос Имре Надя казался ему неуместным, особенно сейчас. На некоторые вопросы венгерского премьера он просто не отвечал. Он смотрел прямо в глаза этому обреченному человеку и устало, скорее механически, чем учтиво, улыбался. Он думал уже о другом. Его венгерская игра была окончена.

В ночь с 3-го на 4 ноября Имре Надь остался спать в парламенте. В 4 часа его разбудили и сообщили, что советские войска штурмуют Будапешт. В 5.20 он обратился по радио к согражданам:

— Говорит Имре Надь, председатель Совета Министров Венгерской Народной Республики. Сегодня на рассвете советские войска атаковали столицу с явным намерением свергнуть законное демократическое правительство Венгрии. Наши войска сражаются. Правительство находится на своем посту. Я сообщаю об этих событиях народу нашей страны и миру…

Еще через полчаса Имре Надь узнал об образовании просоветского правительства Яноша Кадара. Вспомнил ли тогда венгерский премьер, каким изнуренным, невыспавшимся выглядел советский посол на следующее утро после бегства Кадара в таинственный дом за коваными воротами на улице Байза? Не спал эту ночь и Кадар. Он был единственным венгром, которому профессионально скрытный Андропов выложил все начистоту: и то, что песенка Имре Надя спета, он человек конченый, и что советским войскам уже отдан приказ подавить восстание. Выбора у Яноша Кадара нет: если он откажется сотрудничать с русскими, его ждет та же судьба, что и Надя. “Андропов первым говорил с Кадаром, и именно Андропов убедил Кадара принять советскую точку зрения", — вспоминает Миклош Васарели, пресс-секретарь Имре Надя. В эту холодную осеннюю ночь сухой расчет, цинизм и вероломство одержали верх над романтикой, наивностью и политическим инфантилизмом Венгерской революции.

Имре Надь укрылся в югославском посольстве, откуда вышел спустя 22 дня, получив от властей гарантии личной безопасности, но, не доезжая до дома, был схвачен сотрудниками советской госбезопасности, через полтора года судим и в ночь с 15 на 16 июня 1958 года казнен. Несколько из его оставшихся в живых помощников рассказывают о встречах с советским проконсулом в самые последние дни или даже часы перед падением Будапешта. Так, бывший председатель Совета национальной обороны и главнокомандующий венгерской национальной гвардией генерал-майор Бела Кимрали был послан Имре Надем к советскому послу днем 2 ноября после звонка Андропова, который заявил протест в связи с тем, что распоясавшиеся хулиганы угрожают безопасности посольства и его сотрудников: если венгерское правительство не в состоянии поддержать порядок, придется обратиться за помощью к нашим войскам. Когда Кирали подъехал с моторизированной пехотой и броневиками к зданию на улице Байза, то не обнаружил радом с посольством ни единого человека, вокруг было совершенно пустынно, стояла мертвая тишина. Он долго стучал в тяжелую дубовую дверь, пока она наконец не открылась и на пороге появился статный мужчина в вечернем костюме. Это был Андропов. Позади него торжественно выстроился весь штат посольства. Андропов сразу же снял свой протест, сказав, что он результат недоразумения, и даже пощутил, что единственными венграми, которые угрожали советскому посольству, были две старые дамы, искавшие, где бы согреться в ветреный осенний день.

Посол пригласил генерала Кирали подняться к нему в кабинет. “Поверьте мне, генерал, советские люди лучшие друзья Венгрии", — заявил он и предложил немедленно начать переговоры о выводе советских войск из Венгрии. А Кирали во время разговора показалось, что Андропов его гипнотизирует. Затем посол проводил гостя вниз, крепко пожал руку, и генерал ушел, почти не сомневаясь, что учтивый собеседник на стороне Венгерской революции: “Ему удалось произвести впечатление полной искренности и непринужденности".

Переговоры, предложенные Андроповым, начались на следующий день и проходили на советской военной базе Токол на острове Чепель, пока в полночь в комнату не ворвались агенты КГБ и не арестовали венгерскую делегацию. Ее руководитель, герой Венгерской революции генерал Пал Малетер был казнен.

Спустя четверть века Бела Кирали вспоминает фальшивую улыбку Андропова и его холодные серо-голубые глаза, их гипнотическую силу. Сейчас он считает: это были глаза инквизитора. “Вы мгновенно схватывали, что он мог с одинаковым успехом и улыбаться вам и уничтожать вас".

— Тем не менее, — сообщает Кирали, — Андропов проявил значительное мужество, появившись в здании парламента, в кабинете венгерского премьера, в то самое время, когда советские войска продвигались в глубь страны. Он находился в страшной опасности. С ним могли расправиться прямо на улице самосудом.

И вот перед нами был этот человек, Андропов, — с горечью вспоминает генерал, — который прекрасно понимал, что происходит на самом деле. Однако до последнего момента он прикидывался передо мной, перед премьер-министром и другими, что дела идут как обычно, как положено. Даже пираты, перед тем как атаковать чужой корабль, выбрасывают черный флаг. Андропов был сплошной цинизм и расчет. Андропов для венгров — символ террора, который последовал за советским вторжением. Он сделал Венгрию безмолвной — как кладбище. Он депортировал тысячи венгров в Россию и отправил на виселицу сотни беззащитных юнцов.

— Андропов производил впечатление сторонника реформ, — вспоминает полковник Копачи, тогдашний шеф будапештской полиции, которого Андропов знал по приемам в советском посольстве и с женой которого танцевал. — Он часто улыбался, у него всегда находились льстивые слова для реформаторов, и нам было трудно уразуметь, действовал ли он только согласно инструкциям или по личному почину. Он был, несомненно, человек благовоспитанный и располагающий к себе. Вместо того чтобы приказывать сделать то или это, как действовал его предшественник, Андропов всегда “ советовал “ или “рекомендовал". Но я неизменно чувствовал в нем что-то холодное и непроницаемое. Казалось, что его глаза меняли окраску, и было в этих глазах ледяное пламя, скрытое за стеклами очков.

Последняя встреча Шандора Копачи с Юрием Андроповым произошла в последний день Венгерской революции. Когда вместе с женой Копачи торопился в югославское посольство, где надеялся получить политическое убежище, его задержали прямо на улице агенты КГБ и доставили в советское посольство. Андропов встретил их радушно и приветливо, объяснил, что Янаш Кадар, который сейчас формирует новое правительство, хочет видеть полковника Копачи. Тот поверил давнему знакомому, однако советская бронемашина доставила его не к Кадару, а в тюрьму, из которой он вышел только спустя 7 лет — в 1963 году, по общей амнистии. На всю жизнь запомнил Копачи, как Андропов стоял на верхней площадке лестницы, улыбался ему и махал на прощание рукой.

Георг Хелтей, заместитель министра иностранных дел в правительстве Надя, отмечая ум и хладнокровие Андропова, считает, что советский посол “являлся высшей инстанцией, выносившей решения, кто именно и сколько людей должно быть казнено“.

— Я уверен, что ему был