Все в шоколаде - Татьяна Полякова

Я вошла в кабинет, Дед стоял у окна, сунув руки в карманыбрюк и раскачиваясь с пятки на носок. Услышав, как закрылась дверь, повернулся,подошел ко мне и обнял за плечи, заглядывая мне в глаза. Я растянула губы вулыбке, демонстрируя большую радость от свидания с ним.

– Как дела? – вместо приветствия спросил он.

– Нормально, – ответила я, хотя поначалу хотеласказать “отлично”, но в последний момент решила не перебарщивать.

– Садись, – кивнул он на кресло, и я покорно села.Он остался стоять у окна, опершись руками на подоконник и продолжаяразглядывать меня. Он молчал, и я молчала, делая вид, что меня очень занимаетрисунок ковра под ногами, при этом я думала о том, что Дед здорово сдал.Сколько я его помнила (а это лет двадцать, не меньше), он выглядел человекомбез возраста. Всегда подтянутый, бодрый, даже седая шевелюра впечатления отнюдьне портила, а в глазах женщин только прибавляла ему шарма. Открытое лицо сяркими голубыми глазами неизменно вызывало симпатию. Однако теперь Дед казалсяусталым: мешки под глазами, резкие складки от крыльев носа к подбородку ивзгляд.., взгляд был колючим, если, конечно поблизости не находился фотограф иДед не начинал позировать. Ему скоро шестьдесят. Через год или через два, сразуи не сообразишь. Через два. В его возрасте пора и о душе подумать… Япредставила его в роли пенсионера и мысленно фыркнула. Нет, он из тех, ктоумрет на боевом посту. Или лишившись оного. Потому-то эти выборы так много длянего значат. Следовательно, и для меня тоже, раз мы в одной лодке (я опятьфыркнула, потому что знала, что лукавлю, по большому счету мне все равно).

Между тем Дед отлепился от подоконника и устроился в кресленапротив, а я вдруг подумала: “Кто стирает ему рубашки?” Официально он вдовец,сын давно живет отдельно, служит на Тихоокеанском флоте, уже в больших чинах,Дед вспоминал об этом к месту и не к месту, хотя сын вовсе не был его, он былсыном его покойной жены от первого брака и несколько лет они ладили друг сдругом как кошка с собакой, до тех пор пока Дед не заработал свои первые сто тысячдолларов. После этого в их отношениях наметился прогресс (Дед никогда нежадничал), а вслед за этим вспыхнули родственные чувства.

В настоящий момент с ним жила девица лет двадцати, оневероятной глупости которой слагали легенды. Но как-то я не верила, что оназаботится о его рубашках. Я б еще немного поразмышляла на эту тему, но Дедунадоело играть в молчанку, и он изрек:

– Говорят, ты много пьешь. “Ну вот, пожалуйста”.

– Кажется, мое пьянство – любимая темаразговоров, – сурово отрезала я. Он смущенно отвел глаза.

– Ты же понимаешь, что я.., что меня беспокоит.., яхочу сказать… – Когда он вот так начинает мямлить, я готова разрыдаться отжалости к нему.

Я закатила глаза, демонстрируя таким образом, какосточертела мне эта тема, а Дед ухватил меня за руку и больно сжал пальцы.

– Что с тобой происходит?

Вот только разговоров по душам мне и не хватало. Однако,зная его характер, я поняла, что от него так просто не отделаешься, потому янахмурилась и с обидой в голосе заявила:

– Между прочим, пью я немного. Только вечером(небольшое отклонение от истины), только после работы (тоже не совсем верно),так что…

– Да плевать мне на работу, – не сдержалсяон. – Я хочу знать… – Тут он понял, что взял неверный тон, хлопнулресницами, точно обиженный ребенок, и закончил весьма трогательно:

– Поговори со мной.

– На тему моего предполагаемого пьянства? Не знаю, чтотебе доносят, но до алкоголизма мне далеко.

– Ты в самом деле каждый вечер торчишь в баре?

– Ну и что в этом особенного? Должна же я как-топроводить свой досуг? Мне что, крестиком вышивать или вязать тебе шарфы?

– Раньше ты находила себе занятие.

– Раньше у меня была богатая фантазия. Теперьпоистощилась.

Он смотрел на меня, пытаясь облечь свои чувства в слова, емуэто редко удавалось, не удалось и сейчас, он горестно вздохнул и сказалвиновато:

– Мне больно слышать, когда окружающие…

– Еще одно слово о моем пьянстве, и я пошлю тебя кчерту. – Он опять хлопнул ресницами, точно малое дитя, а я, покачавголовой, сказала:

– Ей-богу, я пью в меру, точнее, иногда позволяю себевыпить. А в баре сижу, потому что в моей чертовой квартире слишком много места…Я подумываю завести собаку. Пока не решила, какой породы. Может, таксу, каксчитаешь? Таксы симпатичные.

– По-моему, они уродливые.

– Нет, ты не прав. Ужасно симпатичные, нелепые немного,но…

– Детка… – Не помню, чтобы он называл меня иначе, с еголегкой руки (или языка?) меня теперь зовут так все кому не лень, иногда мнекажется, что имя, данное мне при рождении, и не мое вовсе. Правда, Дедпроизносит это слово по-особенному, у него это получается очень сексуально,может, он по привычке зовет так всех своих баб, чтоб не путаться? В этом что-тоесть. – Детка, – повторил он, погладил мое колено и вдруг выпалил:

– Я чувствую себя виноватым.

– С какой стати? – удивилась я.

– Наверное, я должен был.., я уделяю тебе маловнимания. Я понятия не имею, о чем ты думаешь, что тебя тревожит… И менявсерьез пугают все эти разговоры.

– Я решила, что мы уже разобрались с моим пьянством.Начинаю думать, что кому-то просто очень хочется выставить меня алкоголичкой.Со мной полный порядок, а выгляжу паршиво, потому что ночь была не из приятных.

– Что случилось? – нахмурился он. Во взглядечиталось беспокойство не за себя, а за меня.

– Кое-что. Но это терпит.

– Как знаешь… Может, нам стоит отдохнуть вдвоем, как вдобрые старые времена, а? Ты и я. И никаких дел…

Идея не показалась мне заманчивой, правда, в ееосуществление я не очень-то верила, раз до выборов всего ничего, оттогонапрягаться не стала и молча кивнула. Он, конечно, о выборах тоже вспомнил инедовольно поморщился, поняв, что погорячился.

– Конечно, сейчас.., ты понимаешь, но когда всекончится… – Я опять кивнула, на этот раз с облегчением. Когда все кончится,непременно опять что-нибудь начнется, так что можно не волноваться. Он похлопалменя по колену и сказал:

– Я люблю тебя… – Поднялся и пошел к столу. Выходило,что аудиенция закончена. Я поднялась, прикидывая, стоит ли заводить разговор обубитой девушке, и решила, что не стоит.

– У тебя все? – с сомнением спросила я.

– Извини, дел полно…