Тайны Русского каганата - Елена Галкина

В целом к концу третьей четверти XIX в. перевес был на стороне антинорманистов, хотя оставались большие лакуны как методологического и общеисторического характера, так и в области интерпретации источников. События же конца века сдвинули общественный интерес ближе к социальным и политическим процессам современности, и дискуссия о начале Руси затихла, переместившись на страницы специальных источниковедческих исследований.

В востоковедческих комментариях к арабо-персидским известиям о русах и славянах преобладали норманистские объяснения, поскольку большинство востоковедов были выходцами из Германии и шли в интерпретации «от концепции к источнику».

В 1870—1890-е гг. источниковедческий интерес к византийским источникам, их внимательное изучение и сопоставление с восточными известиями привело к установлению существования в VIII – IX вв. причерноморских («тмутороканских») русов как исторического факта. Доказать скандинавское происхождение Тмутороканской Руси было весьма проблематично. Так появилась версия о Русском каганате в Причерноморье и острове русов в Крыму, где русы объявлялись родственными готам. Историки, не признавшие «готскую» теорию, предлагали еще менее обоснованные версии, не внесшие ни ясности, ни новых решений, которые могли бы использоваться впоследствии. Титул же хакана по традиции объясняли заимствованием от хазар либо зависимостью от них.

Итак, начавшийся процесс специализации и дробления в исторической науке выявил его главную тенденцию, сохранившуюся и ныне: обслуживать за счет познавательных средств одной дисциплины (будь то источниковедение, археология, нумизматика и т. д.) и круг вопросов, лишь косвенно примыкающих к ее основной проблематике, но без рассмотрения которого не обойтись. Комплексное, «на стыке наук» исследование было тогда еще невозможно по причине неразработанности методов и недостаточности источниковой базы (прежде всего археологической и лингвистической). Стремление же сделать глобальные выводы на узком материале приводило или к поверхностным, наиболее «очевидным» решениям, или к сомнению в возможности познания этих проблем.

Этим и объясняется наличие двух тенденций в разработке норманнской проблемы в целом и вопроса о Русском каганате в частности: норманизм в специальных исследованиях и тезис о «потере важности» проблемы происхождения племени русь в обобщающих работах, унаследованный от «государственной школы».

Данный тезис хорошо согласовался с обыденным пониманием фразы Ф. Энгельса «государство не может быть навязано извне» и потому был взят на вооружение официальной советской историографией, начало которой относится к 1930-м гг.

В первое же десятилетие после революции предмет истории был исключен идеологами «интернационализма» и «мировой революции» из преподавания, а история Древней Руси – из программ по обществознанию. Поэтому публикации по проблеме происхождения Руси были редки и большей частью продолжали традиции прошлых лет. Из них стоит отметить работу В. А. Пархоменко «У истоков русской государственности», в которой автор отстаивал южное происхождение русов, а Русский каганат связывал с государством восточных славян с центром в Киеве.

Традиции дореволюционной историографии унаследовали и ученые-эмигранты первого и второго поколения. Существенное влияние на них также оказала и концепция евразийства, широко распространившаяся в эмигрантской среде с 1920-х гг. Большинство придерживалось норманистских позиций, внося лишь небольшие коррективы. Значительно умаляло ценность эмигрантских работ и слабое знакомство этих историков с новейшими достижениями археологии в СССР.

Оригинальная версия о русах и их хакане, предложенная Г. В. Вернадским, тоже базируется на норманизме и евразийском преувеличении роли степных этносов (авар, булгар, хазар). Однако ученый, используя разнообразные письменные источники и данные лингвистики, впервые попытался реконструировать краткую историю «первого Русского каганата», датировав его существование 737—839 гг. Очевидной для него была необходимость разделить славян и русов (на это указывали аутентичные восточные источники). Происхождение этнонима «рус, рос» Вернадский связывает с североиранскими племенами сармато-алан и Северным Причерноморьем и Подоньем, причем при доказательстве этого предположения он использует известные ему исследования российских и советских археологов.

Но связать Русский каганат с сармато-аланами Вернадскому не позволяли не опровергнутые до сих пор аргументы норманистов («свеоны» Бертинских анналов, именослов договоров с Византией, «русские» названия Днепровских порогов у Константина Багрянородного, дополненные археологическими изысканиями Т. Арне): «не может быть сомнения, что в IX в. под именем «русские»… чаще всего подразумевались скандинавы»[7]. Пытаясь найти компромисс между иранским «рос» и норманнской теорией, Вернадский «приводит» шведов в середине VIII в.[8] на Дон, находя подтверждение в «Великой Свитьод» скандинавских саг. Согласно Вернадскому, в Подонье скандинавы подчиняют зависимое от Хазарии русаланское население, заимствуя этноним, и образуют Русский каганат, вассальный Хазарии (так автор объясняет титул «хакан»). В начале IX в. каганат завоевывает независимость и начинает борьбу за господство в регионе с хазарами. Как и Д. И. Иловайский, Г. В. Вернадский связывает воедино данные Константина Багрянородного о постройке хазарами Саркела против западного врага и сообщение Бертинских анналов о посольстве в Византию русов, чей правитель называется «хакан». Гибель Русского каганата датируется ученым 839 г. (нашествие венгров, союзников хазар). Версия Вернадского несомненно являлась шагом вперед по сравнению с историографией прошлого, ибо определяла Русский каганат как государственное образование, непосредственно предшествующее Киевской Руси и связанное с ней. Норманизм же Вернадского объяснялся недоступностью для него археологических материалов по степи и лесостепи Восточной Европы, которые очевидно доказывают отсутствие на этой территории скандинавской материальной культуры.

Исследования эмигрантских историков оказали влияние на работы славистов и медиевистов зарубежья, в основном США и Западной Германии. В СССР они либо остались незамеченными, либо получили резко негативные отзывы, как труды Г. В. Вернадского, когда вместе с евразийской теорией автора отвергалась научная ценность всех его разысканий.

Иначе развивалась историческая наука в Советском Союзе. В 1930-е гг. возрастающая внешнеполитическая угроза, соединение в гитлеровской Германии идеологии антикоммунизма с русофобией заставила руководство СССР не только «восстановить права» исторической науки, но и обратиться к норманнской проблеме на официальном уровне. За основу был взят упомянутый тезис о невозможности привнесения государственности извне, дополненный автохтонистской теорией лингвиста Н. Я. Марра, так понравившейся И. В. Сталину.

Эту упрощенную логическую схему необходимо было, однако, подтвердить конкретным историческим материалом об образовании государства у восточных славян. Согласно идеологическим установкам 1930—1840-х гг., эта задача сводилась к доказательству, во-первых, автохтонности славян в Восточной Европе, во-вторых – славянской этнической принадлежности племени «русь». И на пути антинорманистов вновь встали данные источников, четко разделяющие славян и русов. Все попытки доказать изначальное тождество руси и восточных славян, опираясь на говорящие о противном источники, успеха не имели, хотя и продолжаются до сих пор.