Пока я спала - Амалия Март

— Ну что, Жень? — складываю руки на груди, привычно пряча ладони.

— Не Женя, а Евгений Александрович, попрошу, — стучит ручкой по бейджу на груди. Приколист хренов.

— Да хорош. Что с ней? — киваю на дверь палаты, от которой мы отошли на несколько шагов.

— Как и говорил, черепно‑мозговая, но сознание не спутанное, речь в норме, думаю обошлось, в порядке будет твоя благоверная, — щелкает ручкой и убирает ее в нагрудный карман.

Пропускаю мимо ушей это его «благоверная», сосредотачиваясь на главном.

— Скоро выпишешь?

— Ты куда торопишься? Еще анализы не все пришли, обследование нужно сделать, нескольких врачей пройти.

— Мать долго с сыном сидеть не будет, ты же знаешь. А у меня крупный заказ сейчас, совсем без вариантов.

— Придется что‑то придумать. Такие травмы несут сопутствующие риски, возможно проявление невидимой при первичном анализе симптоматики: внутричерепная гипертензия, гидроцефалия, ишемия, отек мозга…

— А нормальным языком ты сказать можешь, не для заучек с медицинского? — устало потираю лицо ладонью. Как это все не вовремя, боже.

— Нормальным языком: дай работать врачам, если не хочешь в итоге получить овощ.

— Она, вроде, ничего, — пожимаю плечами, снова бросая взгляд на дверь. Странная только. Но после такой травмы это нормально. Наверное.

— Ничего, — расплывается в своей классической улыбочке бывший одноклассник. Всю жизнь ему эта улыбка всё на блюдечке подносила. — Мне даже показалось, флиртовала со мной, — хмыкает.

Мне тоже так показалось. И это то, что я предпочел бы не видеть.

— Не обольщайся. Она занята, — кидаю на него прямой твердый взгляд, обозначая свою территорию. — Мне показалось, она не узнала меня, когда проснулась, — задаю интересующий меня вопрос.

Красноречивое «хрен» еще висит в воздухе.

— Ты б брился почаще, может, узнала бы, — Женька разворачивается в сторону своего кабинета и кивком приглашает двигаться за ним. — А вообще, легкая дезориентация после пробуждения — это норма. Сегодня придет невролог, протестирует ее по тесту комы Глазго, увидим, есть ли глубинные повреждения. К концу дня будет более подробная картина.

Открывает дверь кабинета, проходит к столу, заваленному папками.

— Ты мне напишешь? — опираюсь на косяк.

— Конечно. Повезло, что сюда привезли, иначе сидел бы ты за дверкой какой‑нибудь приемной и скулил от неведения, — перекладывает бумажки на столе, отпуская остроты. — А ребенка в соцслужбу бы определили до установления родства. Это же надо навернуться на детской площадке, — снова хмыкает.

Самому интересно как это вышло.

— Да, спасибо за Марса, — говорю без уверток. — И ребятам своим дежурным передай благодарность, не уверен, что все бы так к ребенку отнеслись.

— Ты знаешь, какая нынче валюта благодарностей, — говорит старый друг, присаживаясь в кресло.

Я киваю, понимая все без лишних слов. Будут им благодарственные пакеты.

— Я зайду к ней перед уходом?

— Ненадолго. Скоро на МРТ повезут.

— Спасибо, — в это простое слово вкладываю искренние эмоции. Я на них скуп, Женька знает, но признательность всегда в чести.

По коридору проезжает тележка с тарелками, наполненными кашей, которую толкает дородная женщина в халате. Кидаю взгляд на часы, если уже время завтрака, значит, я опаздываю. Навстречу идет еще одна работница, раскрасневшаяся, с тарелкой в руке.

— Королеву подложили, — кривит лицо, обращаясь к коллеге. — Не будет она, видите ли, кашу на молоке.

— Ну пусть голодная сидит, — фыркает вторая, открывая двери соседней с Марусей палаты.

Знаю я эту королеву.

— Ты почему не ешь? — спрашиваю, входя в палату.

Маруся хмурится, смотря в одну точку на криво окрашенной стене напротив кровати. На мой голос оборачивается и одаривает меня скользящим взглядом.

— Я не употребляю коровье молоко, — кривит свой маленький носик. — Разобрались с врачом?

И все же да. Странная. Не пойму, что с ней не так, но нутро кричит, что где‑то подвох.

— Придется полежать, — прохожу в палату. — С каких пор такая ненависть к молоку? — присаживаюсь на стул рядом. Надо обсудить, что будем делать с Марселем, он долго без нее не сможет, мама еле уложила его этой ночью. Но скидывать на нее эти проблемы с порога не хочется.

— Всю жизнь, — коротко отрезает.

Ну да. Семь пятниц на неделе. Сегодня пьет молоко — завтра нет, сегодня клянется в любви, а завтра…

Она опирается на кровать и приподнимается, откидываясь спиной на изголовье. В разрезе больничной рубашки мелькают острые ключицы, которые невольно притягивают взгляд. Я выпускаю задержавшийся в легких воздух.

Как давно это было.

— Что с волосами? — переключаюсь выше.

Не сразу понял, что в ее внешности так терзает глаз: привычные светлые локоны теперь отсвечивают сакурой. Думал, меня уже не удивить. Но она всегда умела.

— А что с ними? — дотрагивается кончиками пальцев до собранных на затылке волос.

— Они розовые.

— Да? Прикольно, — ее губ касается легкая улыбка.

И это тоже было давно. Я забыл, когда она улыбалась так мне.

— На работе не против?

— А почему они должны быть против? — отвечает вопросом на вопрос.

Значит, не хочет идти на контакт. Ладно. Я рассматриваю ее долгим взглядом. Нет, все же что‑то не так. Вроде она, и всё её — прямой нос, яркие губы, плавная линия шеи и острые манящие ключицы, всё, что покорило меня при первой встрече — а чувство, словно вижу ее впервые.

Или это последствия наших необдуманных решений? Может, мы поспешили ставить нашу жизнь на паузу?

— Послушайте, — начинает она после непродолжительного молчания. Взгляд отводит к той самой невидимой точке на стене. — Спасибо за внимание, и за то, что приехали. Но не стоило, правда. Если вы знаете контакты кого‑то из моих близких знакомых, свяжитесь с ними, пожалуйста. Этого будет более, чем достаточно.

Маруся возвращает взгляд мне и заглядывает своими светло‑зелеными глазами прямо в душу. И только сейчас я понимаю, что на самом деле с ней не так. В ее взгляде нет узнавания. Он пустой и безразличный.

Там нет меня.

Марина

— Расскажите о последних события, которые вы помните до травмы, — милый доктор вернулся и снова весь мой. Жаль, не он один.

Угрюмый благодетель тоже тут. Сидит на стульчике, подпирает лоб ладонью. Угрюмо. Это же какое чувство ответственности надо иметь, чтобы не отходить от малознакомой, а может и вовсе незнакомой женщины? Я все склоняюсь к версии «мужа на час», который решил поиграть в благородного рыцаря, когда ему позвонили. Или срубить бабла за функцию «посидеть у постели тяжело больной женщины».