Две сестры. Честь рода - Елена Малиновская

– Насколько я понимаю, ни твой отчим, ни тем более сводный брат никогда особо не интересовались твоей жизнью, – сказал он. – Значит, наверняка не в курсе, какие родственники у тебя имеются со стороны рода Этвуд. Почему бы не представить меня в качестве вашего с Анной троюродного брата? Насколько я помню, твоя мать Тереза происходила из третьего сословия, а в деревнях принято иметь большую семью. У твоей бабушки со стороны матери почти наверняка имелись братья и сестры, а у тех, в свою очередь, – собственные дети, с которыми ты состоишь в кровном родстве. Эта связь, с одной стороны, достаточно близкая, чтобы я имел возможность сопровождать тебя, не опасаясь вызвать ненужных расспросов и подозрений, а с другой стороны, подтвердить ее истинность возможно лишь с большим трудом и затратив на это немало времени. Если Вильгельм не лукавил и тебя с Анной действительно приглашают лишь для прощания с отчимом, то никто не будет заниматься подобной чепухой. Глупо как-то разбираться в тонкостях генеалогического древа у постели умирающего. А вот если он солгал тебе и на самом деле за его даже не просьбой – приказом ехать с ним – стоит другой мотив, то мое присутствие окажется весьма кстати. Все равно у него не найдется веских причин, чтобы отказать тебе в моем сопровождении, а поиск опровержения моей легенды займет слишком много времени.

Я невольно кивнула, подтверждая его мудреные рассуждения. Если говорить откровенно, то я и сама была рада, что в поездке меня будет сопровождать надежный товарищ. Одно дело – отправиться в дорогу с малолетней сестрой и компаньонкой, в чисто женской компании, если не считать, конечно, так называемого брата, от которого не ведаешь, чего можно ожидать. И совсем другое – знать, что рядом всегда будет друг, способный защитить тебя в тяжелой ситуации.

– Вильгельм наверняка придет в бешенство, – пробормотала я и тут же расплылась в пакостливой улыбке: – Но так ему и надо! Уже заранее сгораю от предвкушения увидеть его лицо, когда он узнает столь ошеломительную весть!

– Боюсь, что я не могу сказать такого же в отношении Габриэль. – Гилберт кисло усмехнулся. – Пожалуй, я пойду, Хлоя. Мне предстоит весьма непростой разговор.

– Если это твое предложение затруднительно для тебя, – мгновенно встрепенулась я, почувствовав угрызения совести, – то…

– Не беспокойся, – оборвал меня Гилберт и встал, поставив на стол опустевшую чашку. – Я сказал, что намерен сопровождать тебя, – и так будет. Все остальное лишь мои проблемы.

После чего вежливо наклонил голову, прощаясь, и вышел прочь из гостиной.

* * *

Стоило признать, я ожидала от процедуры окончательного вступления в наследство большей торжественности. Но в действительности все прошло на удивление буднично и просто. Ровно в полдень в дверь моего дома постучался невзрачный молодой человек в сером поношенном сюртуке и грязных сапогах. Он даже не стал проходить в гостиную, вместо этого сунул мне на подпись прямо в прихожей бумагу с гербовой печатью, которая гласила, что отныне я становлюсь полноправной владелицей всего состояния покойной Элизы Этвуд. На мои робкие вопросы о том, как поживает Дуглас Паттерсон, поверенный моей прабабушки, а заодно, как оказалось, и один из самых знаменитых экзорцистов Итаррии, молодой человек предпочел отмолчаться. Лишь неохотно обронил, что у Дугласа много дел, поэтому он не сумел приехать и лично засвидетельствовать свое почтение, однако передавал мне и Анне пламенные приветы. Если когда-нибудь мне понадобятся услуги поверенного, то я могу написать письмо Дугласу на его столичный адрес. И молодой человек обронил название улицы, которое я моментально забыла.

Уладив все необходимые формальности, гость тотчас же удалился. Его визит занял лишь пару минут, вряд ли больше. Но едва он покинул дом, как в дверь вновь постучались. В первое мгновение я решила, что вернулся прежний визитер, забыв о какой-нибудь мелочи, но буквально через миг, выполняя нашу давнишнюю договоренность и не дожидаясь, когда ей откроют, в прихожую без приглашения ворвалась Габриэль. Благо что я не успела подойти к порогу, поэтому распахнувшаяся дверь не сбила меня с ног.

– Ты! – гневно рявкнула Габриэль, сфокусировав на мне взгляд своих серых глаз, сейчас пылающих яростью, и я невольно попятилась. Уж больно угрожающий был у нее вид: шляпка съехала набок, светлые волосы растрепались, будто она бежала всю дорогу ко мне, рот кривится от непонятных гримас. Ой, кажется, Габриэль совершенно не обрадовалась, узнав про решение своего жениха сопровождать меня в грядущей поездке.

– Ты!.. – повторила Габриэль, задыхаясь от избытка переполняющих ее эмоций. – Ты…

Запнулась, видимо, подыскивая подходящее определение моему ужасному поведению, и внезапно разрыдалась в полный голос. Слезы столь стремительным потоком хлынули из ее глаз, что я окончательно растерялась. О небо, неужели она так сильно поругалась с Гилбертом из-за меня?

– Габби… – нерешительно промямлила я, делая шаг к ней навстречу. – Ну что ты, в самом деле…

А в следующий момент многострадальная входная дверь вновь без предупреждения распахнулась, и в прихожую ввалился донельзя взволнованный Гилберт. По его запыхавшемуся виду было понятно, что ему тоже пришлось преодолеть путь до моего дома бегом.

– Габби, ты все неверно поняла! – глотая от волнения окончания, выпалил он. – Я и думать не мог бросить тебя. Что ты себе всякую чушь напридумывала?

Габриэль в ответ разревелась пуще прежнего. От судорожных рыданий ее колотила сильнейшая дрожь, и она никак не могла выдавить из себя хотя бы слово.

В прихожую, заинтересованная непонятным шумом, заглянула Герда. При виде столь душераздирающей сцены всплеснула руками, развернулась и, рассыпая по коридору дробь каблуков, стремительно скрылась где-то в глубинах дома.

– Ну, Габби… – мученически протянул Гилберт, глядя на заплаканную девушку со все возрастающим ужасом. – Да что случилось-то? Какая муха тебя укусила?

Я с тоской покосилась на лестницу, ведущую на второй этаж. Может быть, плюнуть на все и сбежать, оставив влюбленных самостоятельно разбираться со своими проблемами?

Однако словно в насмешку надо мной и моим вполне объяснимым желанием оградить себя от ненужных скандалов, дверь, ведущая на улицу, открылась вновь. Но теперь на пороге предстал Вильгельм, который опасливо заглянул в дом, не рискуя пока зайти. Ошарашенно уставился на залитую слезами Габриэль, затем посмотрел на расстроенного Гилберта и, наконец, остановил свой взгляд на мне.

– Я услышал крики и плач, – поторопился объясниться он, увидев, как я красноречиво вздернула бровь, недовольная его наглостью. Ишь ты, мог бы и постучаться. То, что позволено моим друзьям, не дозволено иным людям. – Испугался, что случилось что-то страшное, вот и… А что, собственно, происходит?

– Вино, я несу вино! – Эхом отразился от стен крик Герды, не дав мне ответить на его вопрос. – Габби, девочка моя, сядь и выпей.

И в прихожую, где и без того уже не оставалось свободного места, вновь бегом ворвалась моя помощница по хозяйству. В руках она тащила стул, под мышкой были зажаты бутылка вина и бокал.