Остров потерянных детей - Дженнифер МакМахон

Ронда схватила корзинку и бегом бросилась через лес к дому, с его знакомыми теплыми запахами кофе, корицы, булочек и жареного бекона. Стол был накрыт для пасхального ланча. Кстати, Питер уже вернулся. Содержимое его корзинки было высыпано на диван. Ронда тотчас заметила, что он получил комиксы и перочинный нож.

Ей же достались цветной пластилин и блеск для губ. Питер доставал из пакетика черные желейные драже и, подбросив их в воздух, ловил ртом. Он как-то раз видел, как один тип в фильме-вестерне делал то же самое с арахисовыми орехами, и с тех пор оттачивал мастерство.

Сколько Ронда себя помнила, на пасхальном ланче всегда были Питер и Лиззи. Ее отец и Дэниэл Шейл, отец Питера и Лиззи, росли вместе и всегда были лучшими друзьями. Почти как братья, как однажды сказал отец. К тому же Шейлы жили рядом – на четверть мили дальше по Лейк-стрит или даже ближе, если срезать путь по лесу.

– А где Лиззи? – спросила Агги, мать Лиззи и Питера. Сегодня на ней было ярко-зеленое платье до колен, туфли на высоких каблуках, на губах – помада, на щеках – румяна. Короткие волосы выкрашены в малиновый цвет и торчат во все стороны, как будто в нее попала молния. Агги держала бокал с коктейлем, хотя было всего десять часов утра. Ее рука слегка подрагивала, как будто удержать в ней бокал было тяжело, и это отнимало все ее силы.

– Все еще в лесу с кроликом, – сказала Ронда.

– Они оба что-нибудь себе отморозят, – сказала Агги.

– Мам, там не так уж и холодно, – возразил Питер, открывая свой новый ножик и пробуя пальцем лезвие.

Агги пристально посмотрела на сына, допила остатки коктейля и, словно игральными костями, потрясла в стакане кубиками льда. Ронда ощущала запах ее духов – одновременно сладковатый и гнилостный, как у росянки, подумала она.

– Кофе готов, – сказал отец Ронды, Клем, подавая Агги чашку. Его темные волосы были коротко стрижены. Сегодня он был в белой рубашке с галстуком, отчего его лицо и руки, несмотря на апрель, казались еще более загорелыми. Просто у Клема была такая кожа, и он круглый год щеголял бронзовым загаром.

Агги, прищурившись, посмотрела на него, поставила стакан и взяла дымящуюся чашку. Отец Ронды пил свой кофе, не сводя глаз с Агги. Так обычно смотрят на какую-нибудь непредсказуемую собаку, которая при малейшем движении может наброситься на вас и укусить. Затем Клем поставил свою чашку и, достав из кармана рубашки пачку «Кэмела» без фильтра, закурил. Он ловко сделал это тремя оставшимися пальцами правой руки, как будто другие два отсутствовали у него всю жизнь. Когда Ронда была маленькой, она любила сидеть у него на коленях и слушать рассказ о том, как он их потерял.

– Все случилось в мгновение ока, – объяснял Клем. Сидя у него на коленях, Ронда трогала своими крошечными пальчиками куцые пеньки, которые когда-то были его пальцами. – Мы с Дэниэлом были на лесопилке, выполняли большой заказ на балки для Дейва Ланкастера.

Ронда обычно кивала. Она знала, кто такой Дейв. Дейв был хозяином лесопилки. Однажды он сцепился в схватке с черным медведем и теперь иногда показывал любопытствующим свои шрамы, которые были у него на мягком месте.

– Я как раз распускал пилой ствол тсуги, – продолжал Клем. – Дэниэл стоял за мной.

– И с ним случился припадок, – говорила Ронда, так как знала эту историю наизусть.

– Все верно, моя милая. Он неожиданно упал на меня. Моя рука попала прямиком под пилу.

– Было очень больно? – спрашивала Ронда.

– Нет, – отвечал Клем. – Все произошло слишком быстро и неожиданно, а после этого у меня был шок.

– Шок, – повторяла юная Ронда, думая про электричество. Она знала, что нельзя играть рядом с розетками или гулять во время грозы, потому что можно получить шок.

– Это был несчастный случай, – пояснил отец.

– Но что стало с твоими пальцами? – спрашивала Ронда, ерзая на коленях у отца.

– Понятия не имею, – отвечал Клем.

Ронда представляла себе, как все еще теплые пальцы лежат на усыпанном опилками полу лесопилки.

– Наверное, они скучали по твоей руке, – вздыхала она. И при этих ее словах на губах отца играла печальная улыбка. Как-то раз он даже признался дочке, что иногда по утрам просыпается, чувствуя, как шевелит этими своими отсутствующими пальцами.

Мать Ронды, жюстин, вошла в столовую из кухни, шаркая по полу разношенными розовыми домашними тапками. На ней был ее обычный наряд – спортивный костюм, с той единственной разницей, что, по случаю Пасхи, этот был бледно-сиреневый. Она внесла поднос с горой посыпанных корицей булочек и поставила его в центр стола.

– Жюстин, – заплетающимся языком сказала Агги, – ты превзошла себя. Все просто чудесно!

Жюстин кивнула и вернулась в кухню приготовить вафли, а заодно спрятаться в уголке с чашкой черного кофе и любовным романом. Ронда сначала подумала, не пойти ли ей в кухню, чтобы помочь матери или, по крайней мере, составить ей компанию, однако застряла рядом со стеклянной дверью, что вела из столовой во внутренний дворик, выглядывая среди подступавших прямо к дому деревьев Лиззи и кролика.

– Вдруг они заблудились, – задумчиво сказала она, обращаясь непонятно к кому. Обернувшись, она увидела, как Агги наклонилась и, вытащив из губ отца сигарету, сунула ее себе в рот и сделала глубокую, убийственную для легких, затяжку.

Ронда вновь отвернулась к окну. Подышав на холодные стекла, чтобы на них осталась пленочка влаги, Ронда принялась водить по ней пальцем. Она нарисовала пасхальные яйца и, не слишком красиво, кролика с неровными ушами.

– Вон они, – сказал Питер. Он подошел к ней сзади и положил подбородок ей на плечо. Его дыхание, пахнущее черными желейными конфетами, обдавало ей щеку, отчего становилось тепло.

Из-за деревьев появился кролик. Лиззи восседала у него на плечах, словно этакая пасхальная королева в желтом платье и туфельках. Она смеялась, размахивая розовой корзинкой, полной конфет. Кролик трусил по лужайке, большими белыми лапами прижимая к своей груди ее ноги.

Войдя в дом, кролик поставил Лиззи на пол, затем подошел к Агги, что-то шепнул ей на ухо и схватил за попу. Она спиной прильнула к нему и, смеясь, потерлась о него попой. Затем повернулась к нему лицом и осторожно потянула его кривые белые уши.

– Снимай эту дурацкую штуковину, Дэниэл, – сказала Агги. Кролик послушно снял голову и взял ее под мышку.

Его светлые лохматые волосы торчали во все стороны. У него были густые усы, как у моржа, эти усы он носил, сколько Ронда его знала. В таких обычно застревает еда. И еще от них было щекотно, если он наклонялся, чтобы поцеловать тебя в щеку или подуть на пупок.

Незаметно подкравшись, Питер выхватил у отца кроличью голову и надел ее на себя. Издав возмущенный вой, Дэниэл принялся гоняться за ним вокруг обеденного стола. Лиззи визжала от восторга. Взяв Ронду за руку, она потащила ее полюбоваться погоней. Жюстин вышла из кухни с любовным романом в розовой обложке. Видно, ей тоже было любопытно взглянуть, что здесь происходит.