Смерть навылет - Анастасия Монастырская

Второй раз за это сумасшедшее утро мне вдруг нехорошо. Хотя куда уж хуже?! Почему он задает этот вопрос?

— Большинство, да. Кого-то лучше, кого-то — хуже. А в чем дело? Что-нибудь еще случилось?

— Случилось, — мужик устало посмотрел на меня и рубанул: — Николай Епишин. Это имя вам что-нибудь говорит?

— Конечно, — к горлу подкатила дурнота. — Николай — один из лучших студентов в институте. Большая умница. Наши профессора прочат Коле отличное будущее. — Мне активно не нравилось выражение правоохранительного лица. Как выяснилось через секунду, правильно не нравилось.

— Зря прочат. Будущего у Епишина нет. Только прошлое.

Я оперлась на стол, чтобы не упасть. Коленки тряслись, словно у мокрого шпица. Неужели?

Он кивнул.

— Его убили.

— Тоже…застрелили? — я посмотрела на мертвое тело, по-прежнему вздрагивающее от вспышек фотоаппарата. Господи, когда же они закончат! В этом есть что-то неприличное. — Как Варю?

— Нет. Сломали шейные позвонки. Тут даже и оружия не нужно. Способы убийства вроде разные, почерк вроде тоже, но… Стефания Андреевна, нам предстоит серьезный разговор.

— Серия?

— Похоже на то. На теле Епишина найдена записка: "Второй пошел". Подпись — Джокер. Текст набран на компьютере. Судя по всему, убив Громову, убийца встретился с Епишиным. Боюсь, что за вторым очень скоро последует и третий. Вы понимаете, чем это грозит?

Мы оба посмотрели на тело Вари.

Чего уж тут не понять…

"Хорошему танцору и подтанцовка не мешает, — сказал Фред Астор, посмотрев российский "Голубой огонек". Наверное, я была очень плохим "танцором" в своей области, поскольку лично мне "подтанцовка" очень мешала. Во время встречи с журналистами (к счастью, приехала только одна телевизионная команда) заместители как один старались заслонить дорогого декана впалой грудью и, раскрасневшись, несли в камеру полную чепуху. Хотя, не исключено, что я и ошибаюсь: при ближайшем рассмотрении каждый из заявленных мотивов вполне мог оказаться тем единственно правильным, который и требовался нашим доблестным правоохранительным органам.

По версии первого зама, в обоих убийствах следовало искать политический мотив: родители Вари и Николая считались далеко не последними людьми в общественной жизни Петербурга. Убить обожаемых деток — значит, надолго выбить почву из-под ног высокопоставленных родителей. В любом случае отработка криминальных связей в кругу безутешных пап и мам делала их еще безутешней и беспомощней. Связи там такие, что нам, обычным гражданам, и в кошмарных снах не виделись. Дернешь за веревочку: тут же и вскроется то, о чем до поры до времени лучше бы помолчать. У нас ведь в стране как: пока ты ни на чем не попался. Живи спокойно, но если попал в поле зрения правоохранительных структур, будь добр — отвечай по закону. В общем, у кого многое вскроется, с того и спросится по полной программе. Чем не блестящее устранение политических соперников?!

По версии заместителя по научной работе, следовало обратить внимание на так называемый западный след. Епишин как раз накануне смерти получил грант английского университета и в скором времени должен был паковать чемоданы. Мессалина, тьфу, Варвара Громова тоже получила нечто, напоминавшее грант (однако уже совсем за другие заслуги), но и в ее биографии ожидалась престижная поездка в Германию. Получалось, что некто не мог допустить утечку мозгов и прочих студенческих достоинств за границу, потому и убил обоих. На фоне продолжающейся истерии о разворованном интеллекте страны подобная история вполне могла прийтись к оперативному двору.

И, наконец, третья вариант. Пожалуй, самый романтичный. Громова и Епишин долгое время были любовниками и даже собирались пожениться. Не исключено, что нашелся какой-то ревнивец (ревнивица?), кому счастливый хэппи-энд показался проявлением дурного вкуса, и он решил мизансцену в духе старого и доброго Шекспира. И к гадалке не ходи — журналисты уцепились за новую историю о Ромео и Джульетте.

Когда съемочная группа уехала, я оттащила третьего зама в сторону:

— Это правда?

— То, что им завидовали кролики? — с запоздалой завистью усмехнулся собеседник. — Это только половина правды. Громова соблазнила парня еще в начале первого курса, во время первого субботника. Среди ведер и грязных тряпок. Наша Мессалина так задурила парню голову, что он даже обручальное колечко с бриллиантом купил. В духе "Санта-Барбары". На заработанные, кстати, деньги. Ни копейки у папы не попросил. А потом пошел к Громовой делать предложение. Родители Вари были очень довольны: вдруг произойдет чудо, дочка выйдет замуж и уймет свою сексуальную прыть. К тому же весьма неплохо породниться с таким семейством, как Епишины. Родители Епишина, как ни трудно догадаться, пришли в ужас. Варя в роли невестки их совершенно не устраивала. Будущие родственники встретились в Законодательном собрании и разругались на заседании городского правительства в пух и прах.

— Это когда они нам плату за городские тарифы ни с того, ни с сего повысили? — уточнила я.

— Ага! Именно тогда. Перед парочкой встала дилемма: либо расставаться, либо встречаться тайком. Варя ратовала за первое предложение, Епишин — за второе. Победила Мессалина. Вот такая печальная история.

— А причем тут ревнивый соперник?

— При том, что месяц назад они вновь сошлись, — сообщил третий заместитель и потопал к еще одной подъехавшей телевизионной бригаде. — Епишин собирался выехать за рубеж, получить гражданство и вызвать к себе Громову. Из Германии, где не так уж и трудно получить ПМЖ.

Ого! Оказывается, я прошляпила все самое интересное. Вокруг кипят и бушуют страсти, а я, подобно старой Тортилле, сижу в своем болоте и вспоминаю, что триста лет тому назад была вполне ничего — черепашка в самом соку, потому и буратины заглядывались. Ну, вот, завела старую песню о главном: мало того, что никто не любит, не жалеет, так еще вокруг и стреляют: бах, и нет молодой, удачливой соперницы! Эка, занесло: уж кем-кем, а соперницей Варя Громова мне никогда не была. Мы находились в разных весовых категориях.

Мимо меня пронесли черный мешок. Следственная группа продолжала работать. Журналисты стрекотали ручками, щелкали диктофонами и слепили прямо в глаза новенькими камерами. Всех интересовал только один вопрос: за что убили двух студентов одного из самых престижных питерских вузов? Из-за политической активности их родителей? Дескать, проще пристрелить старшее поколение, чем возиться с младшим. Так-то оно так, но есть одно "но": а вдруг вместо деморализации в стане врага произойдет объединение враждующих семейств?! Мы отомстим за наших детей! Вместе Монтекки и Капулетти, доложу я вам, еще та сила. Впору новую партию организовывать.

Утечка мозгов за границу? А чего ж раньше никто не решал эту государственную проблему на бытовом уровне? Решили начать с умницы Епишина и дурочки Громовой? Чтобы другим не повадно было. Так другие только обрадуются: сразу два места освободилось. Проверить, что ли списки? Подумав, я отбросила шальную мысль. Пока информация о двух жертвах дойдет в дружественные нам капиталистические державы, пока тамошние профессора поохают и поцокают языками — как страшно жить в России! — пройдет не меньше года. Значит, в любом случае списки неоднократно поменяются. Наши студенты не идиоты, понимают бюрократические тонкости, а потому не питают ложных надежд. Получение гранта сразу после смерти соискателя — как раз и есть та самая ложная надежда.