Записки разумного авантюриста. Зазеркалье спецслужб - Иосиф Линдер

В потоке из вопросов и ответов.

Упорство в наших жилах – алкоголь,

Упрямство в устремлении – основа.

Лишь неизменны: вера, честь и боль

Потерь и ран, чтобы начать все снова.

Мы можем изменяться, но всегда

В душе горит один и то же пламень,

Как на кокарде красная звезда,

Сползающая на надгробный камень.

Хамелеон нам просто младший брат,

Двуликий Янус – двоюродный дядя,

Нам надо жить, не опуская взгляд,

Во имя Родины, в глаза погибших глядя.

13.12.2003

7506 год от с. м. (1997 год от Р. Х.)

Маленькая и мягкая ладошка дочки уютно устроилась в отцовской ладони, словно доверяя ей все маленькие, но столь важные для маленького человека секреты. Это была привычная для обоих прогулка – они гуляли по центру их родного города, заходили в музеи и картинные галереи, магазины и кафе, шутили, смеялись над самими собой и над милыми детскими историями, рожденными в гимназической компании дочери.

– Папуля, а на Красную площадь мы еще раз сходим?

Отец посмотрел на небольшую очередь у знакомого турникета и, весело подмигнув, отрицательно покачал головой:

– Ни за что!

Оба посмеялись над старой семейной шуткой и одновременно ступили на брусчатку главной площади страны, чем-то похожей на покатую спину огромной черепахи. Отец и дочь, продвигаясь вместе с очередью вперед, постепенно приближались к двум настороженно-внимательным сотрудникам службы безопасности в нетипично аккуратной – вечно парадной – милицейской форме. Эти отдельно стоявшие люди сканировали медленно идущих мимо них посетителей какими-то особыми, цепкими, рентгеновскими взглядами, зорко следя за тем, чтобы никто из них не пронес в Мавзолей чего-то такого, что потом может обернуться бедой и унести жизни и здоровье десятков ни в чем не повинных людей.

Офицер безопасности ощупал папу и дочь внимательным взглядом, сверился с контрольным сигналом, выдаваемым турникетом, и, убедившись, что недозволенных предметов не выявлено, мягко улыбнулся в ответ на открытую улыбку ребенка.

– Проходите, пожалуйста, – проговорил офицер и, повернувшись к следующему посетителю, опять сосредоточился на своей работе.

Отец с детства помнил этот незабываемый звук шагов по брусчатке площади, бой курантов на Спасской башне Кремля и то, как замирало мальчишеское сердце, когда двое солдат кремлевского полка, чеканя шаг, неимоверно слаженно и отточенно-картинно выполняли каждое движение тщательно продуманного ритуала смены почетного караула.

Ему было тогда семь лет. Вместе с другими одноклассниками его подвезли тогда на автобусе к зданию Исторического музея. Потом их построили попарно, вручив каждому по алой гвоздике. Серые, мышиного цвета пиджачки и брючки школьной формы мальчиков контрастировали с черными платьицами и белоснежными фартучками девчонок. И потом эта колонна внезапно притихших и возвышенно взволнованных ребятишек проследовала по этой самой брусчатке почти на середину площади.

Здесь уже выстраивались такие же колонны мальчиков и девочек из других школ. Взрослые с торжественным видом что-то говорили первоклашкам назидательным тоном, а те внимательно смотрели по сторонам, не до конца осознавая ответственность момента и святость того места, на котором все это происходило. А затем на форме малышей появились юбилейные светящиеся звездочки октябрят, отличавшиеся от тех, которые родители могли купить в любом киоске.

Ребята, приосанившись, поглядывали друг на друга и чувствовали себя героями, которым оказана высокая честь быть принятым в октябрята на Красной площади! Через несколько лет на том же месте уже чуть повзрослевшему мальчишке в числе лучших, досрочно принятых в пионеры школьников торжественно повязали пионерский галстук. Это было в год ленинского юбилея… Отец вспоминал события тех лет и усмехался тому, как давно и как недавно все это было.

Они шли медленно, и отец, поглядывая на дочь, думал о том, что сейчас чувствует этот маленький человечек, что выпадет на долю ее поколения и с какими переживаниями она когда-нибудь приведет своих детей на это же место.

Когда отец и дочь поравнялись с углом здания Исторического музея, отец немного задержался и посмотрел на боковое крыльцо отреставрированного здания из красного кирпича. Именно здесь однажды ранним утром остановился небольшой, идеально вымытый автобус с плотно зашторенными окнами. Площадь с самого утра была оцеплена. Пропустив автобус, турникеты плотно сомкнулись. И те, кому было поручено обеспечение порядка и безопасности, уже не выпускали его из поля зрения, ощупывая цепкими взглядами прибывшую на нем небольшую группу юношей, которые совсем недавно закончили школу.

Они степенно вышли из автобуса и уже привычно построилась в знаменитую колонну по двое. Несколько сопровождавших их пожилых мужчин проследовали к столам, которые были расставлены на площади на одинаковом расстоянии друг от друга. Ребята строем, однако не чеканя шага, а как-то бесшумно промаршировали на отведенное им место и, перестроившись в шеренгу по одному, замерли. Отец хорошо помнил, что не было долгих и красивых речей, изобилующих броскими словами и цветистыми фразами. Все проходило торжественно и четко, строго и сухо, и именно это придавало ритуалу ту неповторимую волнительность, которая будет вспоминаться и в глубокой старости. Каждый поочередно выходил, разворачивался лицом к строю и наизусть произносил присягу.

Те, кого подводило волнение, могли незаметно заглянуть в большую красную папку с текстом присяги и, поймав нужную строку, продолжить торжественно и четко произносить слова, которые навеки связывали его со своей страной, которой он обязывался служить всеми доступными ему средствами в меру своих сил и возможностей, не жалея здоровья и самой жизни.

После принесения присяги каждый аккуратно расписывался в ведомости и после соответствующего разрешения, печатая шаг, возвращался в строй. Потом все молча вернулись в свой автобус. Пыхнув голубоватым облачком, он неторопливо развернулся и выехал за турникет под недоуменными взглядами сотрудников оцепления, которые удивленно пожимали плечами и долго обсуждали, зачем в такую рань привезли этих мальчишек, ведь церемония принятия присяги для курсантов элитной академии была назначена на более позднее время…

Город только начинал просыпаться. Одинокие поливальные машины на пустых улицах еще не сменил городской транспорт. К только что открывшимся станциям метро спешили пока еще редкие пешеходы…

Отец улыбнулся своим воспоминаниям, и знакомый холодок волнения пробежал по его спине, словно ему предстояло повторить ритуал и слова присяги на том же месте еще раз.

Оказавшись на самой площади, отец, отвечая на расспросы дочери, как на детской олимпиаде, рассказывал об истории Кремля, о его древнем деревянном предшественнике и о том, как быстро, но с соблюдением военной хитрости и секретности возводились белокаменные стены и рылись тайные колодцы и секретные ходы к Москве-реке. О том, как позднее белокаменные стены были заменены кирпичными. Как изменялись башни, подчиняясь воле московских князей и мысли итальянского архитектора. Как позднее на башнях появились шатры, придавшие Кремлю практически современный вид. Рассказывал о его двадцати башнях, припоминая что-то интересное из истории каждой, и о стене с 1045 зубцами.