Великий торговый путь от Петербурга до Пекина. История российско-китайских отношений в XVIII— XIX веках - Клиффорд Фауст

Отношения между Россией, Маньчжурией и Джунгарией еще больше осложнились в начале второго десятилетия XVIII века, когда в бассейне реки Тарим разразилась дикая золотая лихорадка. Ничем не обоснованные слухи о сказочных золотых приисках подвигли губернатора М.П. Гагарина в 1713 году посылать в Синин и Тапа тобольских бояр с поручением прояснить слухи о местных сокровищах. Первые результаты оказались обескураживающими. Но в скором времени туда отправили гораздо более крупную экспедицию в составе полутора тысяч человек. Руководил ею подполковник Иван Дмитриевич Бухгольц, о заслугах которого нам еще предстоит узнать. В 1717 году отряд прибыл в Яркенд, где старатели провели разведку залежей золота. Явную и непосредственную угрозу безопасности русских первопроходцев представляли воины Цэван-Рабдана, и М.П. Гагарин обещал этому монгольскому князю заметную помощь, если тот оградит его экспедицию от вмешательства в ее дела со стороны недоброжелателей. Но один из подданных Цэван-Рабдана осадил русский форт, заставил его гарнизон разрушить свой острог, построенный у поселка Ямышево, и вернуться в нижнее течение Иртыша. Уцелевшие незадачливые участники экспедиции в декабре 1716 года возвратились в Тобольск, а И.Д. Бухгольц отправился в Санкт-Петербург докладывать о причинах провала порученного ему предприятия.

Золотая лихорадка не спадала. На следующий год организовали новую экспедицию, а в 1719 году царь Петр I назначил генерала, которому поручил надзор за всеми геолого-разведочными работами. Цэван-Рабдан, потерпевший поражение от маньчжуров под Хами и во всех остальных вооруженных стычках, ухватился за шанс возвращения русских воинских частей, отклонил китайское предложение стать их вассалом и отправил в Санкт-Петербург своего посланника, который в сентябре 1721 года предложил проход для русских разведчиков золотых месторождений в обмен на оборонительный союз против маньчжуров. Царь Петр поддался такому искушению. Он отправил Ивана Семеновича Унковского с предложением к князю о том, что Россия обязуется проявлять строгое отношение к Китаю и при необходимости демонстрировать военную силу. Цэван-Рабтану предстояло принять формальный вассалитет перед Россией и разрешить возведение дополнительных острогов в Джунгарии. Несмотря на постоянное пребывание у Цэвана, И.С. Унковскому за несколько лет так и не удалось навязать ему какого-либо обязывающего соглашения. После смерти в 1722 году императора Канси и предложения мира со стороны его преемника Юнчжэна потребность в российской поддержке у джунгар отпала. На протяжении последующих 30 лет между Россией и Джунгарией сложились дружеские отношения и велась обозная торговля.

И без того натянутые отношения, возникшие из-за неорганизованной российской торговли в самом Китае и на территории китайских данников, а также из-за запутанной ситуации в Джунгарии, осложнились по причине бегства местного населения из Средней Азии и Монголии в Сибирь. Дезертиры из маньчжурской и джунгарской армий толпами переходили на территорию Сибири и просили там для себя пристанища. Местные сибирские власти особого рвения в деле их принудительного возвращения на родину не проявляли не только из человеколюбия, но и в силу слабой заселенности Сибири, а также постоянной потребности в дополнительных источниках податей, налогов и новых рекрутов для войск. Часть таких «дезертиров», вероятно, не относилась к такой категории в прямом смысле этого слова, а представляла собой не более чем кочевых пастухов, странствующих в поисках плодородных земель и корма для скота. Маньчжуры тем не менее потребовали их возвращения, поскольку для них такие перебежчики были таким же источником податей, налогов и рекрутов. Проблема с переселенцами и кочевниками, так же как и с русскими купцами, не имела никакого решения в отсутствие соглашения об обозначенной и охраняемой границе между Монголией и Сибирью.

К 1719 году острота этих проблем в русско-китайских отношениях достигла опасного предела, и пекинский двор в июне того же года запретил въезд в столицу русского обоза под руководством Федора Степановича Истопникова. Непосредственной причиной отказа называлось то, что двор больше не хотел нести обременительные расходы по обслуживанию обозов. Всего лишь за месяц до описываемых событий царь Петр назначил посланником в Пекин капитана Преображенского полка молодого выдающегося дипломата Льва Васильевича Измайлова. Миссией Л.В. Измайлова, как и миссией Э.И. Идеса в 1690-х годах, решались прежде всего деловые проблемы. Его главная задача состояла в том, чтобы попытаться «открыть» все внутренние районы Китая для российской торговли. Ему предстояло «продавить» увеличение объема торговли и количества обозов, которым разрешен вход в Пекин. Величайшие надежды возлагались на то, что пекинский двор удастся убедить в целесообразности для него предоставления полной свободы торговли русским купцам на всей территории Китая, означающей неограниченное число торговцев, приобретающих оптом китайские материальные ценности, беспошлинный их вывоз за рубеж, а также беспошлинный сбыт российских товаров. Ради оказания данным купцам дипломатической помощи в Пекине должен появиться постоянный российский торговый посредник или консул с собственными представителями в провинциях, а также намечалось формирование торгового трибунала для урегулирования разногласий, возникающими между купцами этих двух стран. В обмен на такие уступки в Санкт-Петербурге обещали предоставить китайцам точно такие же права на торговлю в Сибири и России. Чтобы снять опасения маньчжуров относительно российской политики в Джунгарии, Л.В. Измайлову поручили заверить их в том, что русские остроги вдоль Иртыша представляют собой всего лишь опорные пункты для устрашения джунгар, а не плацдармы планируемых наступательных действий против маньчжурских войск.

Юлий Генрих фон Клапрот утверждал, будто Л.В. Измайлов со своими соратниками произвел на власти в Пекине un heureux effet (благоприятное впечатление), но поставленную перед ним задачу провалил. Обозу под руководством Ф.С. Истопникова разрешили пройти на территорию Китая, однако на его основное предложение открыть для русских купцов Поднебесную поступил категорический отказ. Усилия посольства Л.В. Измайлова кое-как оправдывали его мелкие достижения. Удалось согласовать систему обозначения с помощью печатей официальных обозов для выявления контрабандистов. Лоренцу Лангу, сопровождавшему Л.В. Измайлова в качестве первого секретаря, разрешили временно остаться в Пекине, но не наделили его полномочиями официально признанного консула, а только поручили заниматься делами обозов в случае каких-либо недоразумений. И впредь русским купцам, прибывающим с обозами, вменялось в обязанность лично отвечать за все понесенные затраты и взыскивать любые долги с китайских купцов, заключивших с ними деловые соглашения. Л.В. Измайлов отбыл на родину 2 марта 1721 года, оставив Л. Ланга заниматься делами их обоза. Как нам представляется, отказ китайцев от выгодного для них расширения торговли с Россией можно связать с более глубокими несогласованными различиями во взглядах, воплотившимися для них в отказе сибирских пограничных властей возвратить в Монголию приблизительно 700 местных переселенцев, покинувших родину в 1720 году. Разногласий меньше не стало, если только они вообще не размножились.

Поначалу успешному с точки зрения сбыта привезенного товара обозу Ф.С. Истопникова стали строить все более многочисленные козни в беспрепятственной торговле. Его без того неблагополучная ситуация усугубилась еще на пути в Пекин, когда у его директора возникла нехватка свободных денежных средств на приобретение «предметов первой необходимости для снабжения обозников». Он попросил через Л. Ланга, ушедшего вперед, у маньчжурского двора ссуду в размере 2 тысяч лянов (приблизительно 2600 рублей) под обещание возместить ее в скором времени после начала меновой торговли. Преодолев многочисленные препоны, Л. Лангу удалось отправить ему, когда обоз уже находился у ворот Калгана, около полутора тысяч лянов.