Характерник - Сергей Лысак

Перед отходом состоялся совет, на котором Самаренин предложил подойти ночью к Казачьему Ерику, выслать вперед разведку на легком быстроходном челне, и если там ждет засада, то по-тихому ее вырезать, чтобы турки не успели поднять шум. На удивленный вопрос полковника Косагова, а каким образом турки могут помешать выходу, находясь в Азове, ему доходчиво объяснили, что если под Азовом стоит сильная эскадра военных галер, то получив сигнал тревоги, они окажутся в море довольно быстро. И тогда надо будет либо вступать с ними в бой, либо сразу уходить назад в гирла Дона. Если вступать в бой с большими силами турок, это может привести к большим потерям при весьма и весьма скромных возможных трофеях. Что ценного можно взять с военной галеры? Разве что пушки и огневой припас, да денег по мелочи. Но тут, как повезет. Спрашивается — зачем выходили? Возразить было нечего, поэтому Косагов согласился. Усомнился лишь в возможности устранить засаду без лишнего шума, на что Самаренин заверил его, что казаки справятся. Привлекать стрельцов к этому делу не стоит, против чего полковник нисколько не возражал.

Решив вопрос с разведкой, атаман сразу же после совета вызвал десятника Петра Трегубова — матерого казака, побывавшего во многих делах, и привыкшего наведываться «в гости» к туркам и татарам, когда его не ждали. Человека храброго и умелого. Но была у Петра еще одна черта, которая решила выбор в его пользу. Он умел держать язык за зубами в любой ситуации. И даже во хмелю соблюдал меру, хорошо помня, что у трезвого на уме — то у пьяного на языке. А уж секретов в его голове, о которых лучше не болтать во избежание потери этой самой головы, было немало. Правда, казак очень удивился, когда ему представили Ивана, и объяснили его роль в предстоящем деле.

— Этот хлопчик — характерник?!

— Да, Петро, характерник. Причем не из последних. Сам Матвей Колюжный его учил, и слово дал. А слово Матвея ты знаешь.

— Чудеса, да и только!!! Тогда другое дело, атаман. От меня чего-нибудь надобно?

— Ты будешь старшим в отряде лазутчиков. Подбери с десяток казаков — больше не надо. Но таких, чтобы не только саблей, ружьем и пистолем хорошо владели, но и язык за зубами держать умели. Что в трезвом виде, что в пьяном. Для всех Иван идет с вами, как толмач. Про остальное — никому не слова. Все делаете, как обычно, но если потребуется мимо стражи незаметно пройти, или незаметно к ней подобраться, или от погони спрятаться, тут он вас и прикроет — всем ворогам глаза отведет. А надо будет, и за турка себя выдаст. Ну и как толмач с турецкого и французского тоже вам пригодится. Уразумел, Петро?

— Уразумел, атаман. Только десяток казаков, чтобы молчали, как рыба, я вряд ли найду. Во хмелю кто-то все равно проболтается.

— А за скольких поручиться сможешь?

— Пожалуй… за пятерых. Загоруйко Федор, Потапов Григорий, Рогозин Игнат, Шпак Дмитро и Коваль Семен. Эти точно молчать будут.

— А не мало?

— Хватит. Если и взаправду хлопец умеет глаза отводить, то больше и не надо. Управимся.

— Добре, Петро. Пойдете все на моем струге, чтобы под рукой были, и подальше от этого московского полковника. А там — как бог даст…

Теперь Иван вспоминал этот разговор и думал о предстоящей в ближайшую ночь своей первой вылазке. Хоть атаман и велел ему спать, но разве сейчас уснешь. Мимо проплывали берега Дона, кое-где поросшие камышом, кружили в воздухе чайки, и только мерный плеск весел нарушал тишину. Здесь уже не было ни одного казачьего городка, и на берегу легко можно было напороться на турецкий конный разъезд. Но берега были пустынны, и казачья флотилия шла вниз по Дону, не привлекая внимания. Далеко позади остались многолюдный Черкасск, мать, братья и сестренка. В этот поход отправились только они с батькой, остальные казаки в семье Степана Платова еще до походов не доросли. Иван хорошо помнил, как мать перекрестила его на виду у всех и обняла, пустив слезу. Но обняв, шепнула по-турецки.

— Да хранит тебя Аллах, сынок. Не удивляйся, Господь един, только имена у него разные. Ежели вдруг к туркам попадешь, и надо будет за турка себя выдать, не забывай в нужное время намаз совершать, а то сразу заподозрят. Возвращайся скорее…

Впрочем, Иван и сам это понимал. Если он окажется среди турок и будет выдавать себя за турка, то надо ничем не отличаться от них. Все ритуалы и нормы поведения, присущие подданным султана Османской империи, он знал. Но одно дело знать, и совсем другое применять в жизни, выдавая себя за другого. Что ни говори, а поджилки все же тряслись. Правда, до этого пока далеко, и еще неизвестно, понадобится ли. А вот расклад на ближайшую ночь уже известен. Флотилия после захода солнца остановится у правого берега, немного не доходя до Казачьего Ерика, а разведчики — он и еще шестеро казаков, на легком быстроходном челне, специально взятом для этой цели, отправятся в протоку узнать обстановку. Если никакой засады нет, либо удастся по-тихому ее убрать, то возвращаются к своим, и отряд как можно скорее выходит в море, чтобы не переполошить турок. Разведочный челн придется оставить, притопив его в надежном месте, поскольку в море от него толку нет. Ничего, на обратном пути заберут, а если времени забирать не будет, то невелика потеря. Если же не удастся обойтись без шума, то тут уже придется смотреть, как дело пойдет. Может быть у турок поблизости ничего серьезного и нет. Одна-две галеры — не тот противник, чтобы помешать казакам. Сам же Азов — не помеха. Он далеко, и его пушки сюда не добьют. А если какие и добьют, то только при стрельбе навесом. Даже днем точность такой стрельбы крайне низкая, если не сказать — никакая, а уж стрелять в ночной темноте по донским гирлам, заросшим камышом, это вообще впустую переводить порох и ядра. Но вот если галер будет десяток и больше…

Когда скрылось солнце, и темнота окутала близкие берега, казаки какое-то время еще продолжали двигаться вниз по Дону. Наконец, достигнуто облюбованное заранее место стоянки, и струги подошли к берегу. Вокруг — ни огонька. Ветра почти нет, плещет вода возле борта, и многочисленные лягушки уже начали свое «хоровое пение». Иван внимательно вглядывался в темноту, но присутствия людей поблизости не обнаружил. Так, одно лишь зверье вокруг. Это днем донские степи выглядят пустыми, а ночью тут довольно оживленно. Иван переглянулся с атаманом и молча кивнул — все спокойно. Пора начинать.

Легкий низкобортный челн бесшумно скользит по воде. Иван занял место на носу и вошел в состояние «хара», когда чувства обостряются до предела. Справа и слева стоит темная стена камышей, иногда прерывающаяся прогалинами, через которые виден берег бесчисленных островков, заполняющих гирла Дона. Небо ясное и усыпанное звездами. Луна уже взошла, отсвечивая на воде, что вызывает недовольство казаков. Но Иван спокоен, лунный свет ему не помеха. Наоборот, усыпит бдительность врага. Местное зверье давно проснулось, и вовсю занято своими делами. Но только зверье, больше поблизости никого нет. Челн скользит дальше. Узкий Казачий Ерик пройден, и челн выходит в широкую и более глубоководную протоку, идущую до самого моря. Казаки гребут, стараясь создавать как можно меньше шума. Очередной поворот, и стало ощущаться присутствие людей. Вскоре потянуло дымком. Все ясно, засада есть. И причем довольно безалаберная, если палят костер. Огня хоть и не видно, но дым чувствуется очень далеко. Эх вы, горе-сторожа…