Обратный счет любви - Рина Осинкина

Андрей ничего не взвешивал, не в том он был возрасте, но ему стало противно. И он все запомнил. И дал себе слово никогда не подставляться. Оно того стоит.

Он, конечно, допускал, что в его жизни может произойти нечто, что напрочь сломит его волю, и тогда он наплюет на здравый смысл и собственные правила, однако до сих пор фееричных встреч на местах учебы и работы у него не случалось.

Ксюха с Дашкой, конечно, нормальные девчонки, веселые и без заморочек, но его Натке они и в подметки не годятся. Кстати, нужно будет обязательно ей сегодня же позвонить и договориться на субботу.

В субботу в клубе тренировка с реконструкцией, нужно напомнить. Вдруг забудет и явится без доспехов, и не пустит Натку сотник в строй. Андрей будет за нее переживать.

Натка уже старший дружинник, Андрей ею гордится. Сам он дослужился до десятника, и ему не стыдно с такой девушкой рядом идти. В смысле, что он сам не рядовой.

Тут Ксюша сбила его с мысли, дернув за рукав. Она притормозила возле узкого прохода между четырехэтажными домами, который был перегорожен покосившимися ржавыми воротами, с болтающейся настежь такой же ржавой скрипучей дверью, вынудив всех остановиться.

– Ой, а давайте дворами рванем! Тут ведь можно здорово путь сократить, помнишь, Даш? – оживленно предложила она.

Даша язвительно ответила, что все замечательно помнит, но совершенно не уверена, что путь будет быстрее. Лучше уж спокойно прогуляться до метро по освещенным переулкам, чем ломиться на ощупь через темный замусоренный двор. Фрэндессы горячо заспорили и наконец порешили идти наперегонки.

– Будешь секундантом, Андрюш? – спросила, играя глазками, Ксюшка. – Пойдешь со мной?

– Только я не понимаю, при чем тут секундант, – бросилась в атаку Дашка. – И почему секундант должен идти дворами? Скорее, наоборот, он должен убедиться, что я никуда не свернула, чтобы сжульничать.

– Ну и пожалуйста, – фыркнула Ксюшка. – Сконнектимся у метро. Буду вас ждать у входа со стороны проспекта, не перепутайте.

И Ксюша, махнув на прощанье рукой, скрылась в проеме калитки.

Она шла, старательно глядя себе под ноги. Самое стремное место – этот проход между торцами зданий. Его минуем, и всё, победа. А Дашка пусть утрется. В этих дворах и вправду темно, почти все дома нежилые, поэтому и окна не светятся, если не считать тусклых ламп на лестницах между этажами, однако свет все же есть, и, значит, она не налетит на мусорный контейнер или выступающий бордюрный камень. А местный дворник днем посыпал дорожки той самой дрянью, и, значит, она не поскользнется на неровной наледи и не грохнется, расшибив колени и испачкав Дашкино пальто.

Но впереди ее ждало препятствие в виде размытого силуэта какой-то неопрятной старухи, неизвестно с какого перепугу здесь очутившейся, и Ксюша поняла, что вот сейчас все ее сэкономленные минуты бездарно сгорят.

Старая развалина почти распласталась бесформенной кучей на темной дорожке и что-то разглядывала у себя под ногами, водя головой, словно пресноводная красноухая черепаха на каменистом дне акватеррариума в поисках сбежавшего у нее из-под носа мотыля.

Старухино грузное тело перегородило неширокий проход, однако Ксюша не собиралась церемониться и уже примеривалась поставить обутую в мягкий унт ногу на свободную полоску асфальта между бабкиным носом и кирпичной стеной, с тем чтобы прошмыгнуть и бежать дальше. Но скрипучий старческий голос попросил «деточку» посмотреть, куда там завалился ее, бабкин, костыль, без которого она «не ходок», и Ксюша смирилась.

Бабка распрямилась, а Ксюша, напротив, наклонилась вперед, вглядываясь с темень под ногами, но вдруг почувствовала внезапно сильный толчок, нет, не толчок, а взрыв внутри себя. Пронзительный, беспощадный взрыв холодно-каменной боли. Боль взорвалась внутри, сокрушив и Ксюшино сердце, и Ксюшин мозг, всю Ксюшу сокрушил этот взрыв. До самой ее смерти.

– Блин, – ругнулась Дашка, отойдя ровно два шага от прохода с железными воротами, – мобильник в пальто оставила. Нужно Ульянову догнать.

– Да ну, забей, – попытался отмазаться Андрей. – Через десять минут у метро встретимся, тогда и заберешь.

– Ага! И чтобы она мои эсэмэски прочитала, да? Или сейчас вообще зайдет в какой-нибудь подъезд и все мои контакты просмотрит!

И Даша, не развивая тему дальше, развернулась и заспешила вслед за подругой в подворотню. Она пробежала совсем немного по темному ущелью между слепыми стенами домов и остановилась, всматриваясь.

Впереди какие-то люди копошились на земле и не могли подняться. Дашка медленно подошла ближе, и страх обдал ее ледяной волной, потому что она увидела, что это Ксюша неподвижно и мертво лежит ничком на асфальте, а рядом с ней шевелится какая-то старуха. Только старуха не лежала, она сидела на корточках. И эта старуха, в сопливом дождевике поверх пенсионерской ватной одежды и в больничных бахилах поверх пенсионерских войлочных бот, резким и сильным движением руки выдергивала нож из спины мертвой журналистки Ксении Ульяновой.

Даша вскрикнула, старуха обернулась. Их глаза встретились, и Дашу ударило чужое бешенство, рванувшееся из глаз, от оскаленного рта, от всей этой сведенной судорогой злобы скрюченной и какой-то нереальной фигуры.

Даша отчаянно закричала. Ей показалось, что страшная старуха сейчас кинется и на нее, Дашу, и тоже вонзит в нее нож, уже испачканный Ксюшиной кровью.

Она услышала, как Андрей подбежал и встал сзади, как взволнованно выкрикнул: «Что случилось?!»

Даша резко развернулась, стукнувшись носом о какую-то железку на его куртке, и посмотрела безумными от ужаса глазами. Зажав рот рукой, она метнулась прочь.

Она бежала, не останавливаясь, бежала долго и совершенно отчетливо слышала топот ног у себя за спиной. Она была уверена, что это убийца торопится ее настичь, поэтому из последних сил бежала и бежала вдоль длинного ряда домов в надежде увидеть патрульную машину или хоть кого-нибудь, кто смог бы ее защитить от ненормальной старухи с окровавленным ножом, зажатым в артритной руке.

Когда ослабевшие ноги стали подкашиваться от усталости и морозный воздух окончательно ободрал не только горло, но, кажется, даже и легкие, она услышала сзади знакомый голос, который окликнул ее: «Стоп, Даш, да остановись ты наконец!»

– Погоди, – сказал запыхавшийся Андрей, останавливаясь рядом, – давай постоим. Подумать нужно.

Но Дашка не могла ни думать, ни говорить. Ее трясло, и это можно понять. Ее сотрясала такая дрожь, что зубы клацали, как она ни старалась стискивать челюсти.

Тогда Андрей сказал:

– Я провожу тебя домой. Хотя, думается, прежде всего нужно позвонить в полицию.

Даша, туго обнимая себя за плечи, нервно произнесла:

– Я не поеду домой.

Андрей помолчал, а потом с сарказмом спросил:

– А куда ты поедешь? Или ты