Обратный счет любви - Рина Осинкина

Зверева вскочила и пронеслась мимо Надежды в директорский кабинет.

– Входите, – несколько более пронзительным тоном, чем обычно, провозгласила она, выходя обратно и оставляя небольшую щель, в которую даже Алинка Росомахина не смогла бы протиснуться. Но Надежда и не собиралась протискиваться, она просто потянула створку на себя, потеснив плечом и локтем источающую злые миазмы Ириночку, в результате чего та покачнулась на каблуках и взмахнула рукой, ловя опору.

– Прошу прощения, – сладко улыбнулась ей Надежда и вошла внутрь.

Вошла и остановилась, вглубь продвигаться не стала. Убедилась только, что дверь закрыта плотно, сдержанно поздоровалась и осталась стоять напротив длинного, словно подиум, стола совещаний, который на противоположном своем конце был логически увенчан директорским, пардон, президентским столом.

Оказывается, главный ее ждал. Он не изображал, что что-то пишет или изучает некий важный документ. Он просто сидел и смотрел в сторону открывающейся двери, а теперь пристально смотрел на Надю, отчего она немного смешалась.

А, ладно. Терять ей теперь нечего, так что можно разрешить себе побыть собой, то есть спокойной, смелой и независимой.

Лапин жестом указал ей на самый первый от его стола стул, Надя приблизилась и села.

«Не иначе повышение», – с сарказмом подумала она, красиво размещая локоток на краешке столешницы и тщательно контролируя поворот головы и осанку, одновременно с этим исподволь разглядывая руководство. На таком близком расстоянии ей это делать пока не приходилось.

Их президент был грузен и сутул. Хотя, возможно, его так не красил мешковатый костюм, серый в мелкую елочку, и неизбежная белая рубашка с невыразительным галстуком. Прямые темно-русые волосы президента уже сильно поредели и образовали две симметричные залысины, а усы «подковкой» под крупным хрящеватым носом по непонятной причине придавали всему облику какую-то унылую измятость. Или неряшливость? Да нет, шея-то у него чистая.

«Однако не орел», – вынесла свой приговор Киреева, и тут до нее наконец дошло, что президент все это время излагал, по какому делу ее сюда пригласил, а вернее, вызвал.

– Простите, – осторожно проговорила она, – я правильно вас поняла? Вы обратились ко мне, чтобы я сделала вид, что я ваша невеста? Я переспрашиваю не потому, что плохо слышу или неважно соображаю. Но ваше предложение настолько странно, что мне нужно убедиться в отсутствии недопонимания.

Она смотрела на хозяина всего, что тут вокруг, внимательно и без малейшего удивления на лице. И как бы даже проникновенно. Без тени издевки. И без идиотской ухмылки. Вполне серьезно и доброжелательно. Она надеялась, что у нее получилось смотреть на него именно так.

Она не поверила ни на минуту. Только надо срочно разобраться, в чем здесь прикол, как любит говорить ее сын Андрейка. Чего от нее хочет этот монстр, потому что Надя не сомневалась, что Лапин именно монстр. Не монстры не делаются владельцами таких корпораций и не остаются ими на протяжении почти двадцати лет, с маниакальным постоянством сметая конкурентов, отвоевывая рынок и до отрыжки наедая себе ка– питал.

Возможно, это проверка. Хотя данная версия сильно хромает. Если ее и заподозрили в том, что она торгует коммерческими тайнами, что, в принципе, возможно – в смысле, ее торговля тайнами возможна, то Надеждой занялся бы Петрас Берзин, руководитель их службы безопасности. Или кто-нибудь еще из его отдела. Но уж никак не президент компании.

Значит, это тест. Тест… на что? Что конкретно он хочет про нее узнать? Ее поведенческие реакции в неожиданных ситуациях увидеть? Или убедиться в наличии чувства юмора? Тогда этот тест она ни за что не пройдет. Не потому, что не дружит с юмором, напротив, крепко дружит. Но так рисковать Надежда сейчас не будет.

Потому что, возможно, она сию минуту проходит проверку на лояльность. На преданность и понимание. То есть требуется не заржать и не растрепать. Мракобесие какое-то, право слово.

Что делать-то, однако?

Лапин между тем молчал, поигрывая «Паркером», и объяснений давать не торопился. Он тоже исподволь рассматривал женщину, сидящую напротив.

Красива. Уже немолода, но красива. Шелковистые волосы цвета темного меда бликуют в свете ламп так, что тянет их осторожно потрогать. А стрижка у нее называется забавно, «большой боб».

Лапин подслушал ненароком, как Ираида, общаясь с кем-то по телефону, говорила с ядовитым торжеством, что у Киреевой на голове «большой боб», который был на пике тому лет десять назад. Лапин тогда уяснил, что это не круто, иметь на голове то, что уже лет десять никто не носит, но этой женской маниакальной озабоченности сверять жизнь по модным журналам он никогда не понимал и, рассматривая начальницу патентного отдела, сделал вывод, что с «большим бобом» она не прогадала.

Видно, что она изо всех сил отбивает у времени молодость, но отбивает по уму, без экстрима. Никаких зашпаклеванных тушью глаз, густо напомаженного рта и никакой демонстрации мясистых бесформенных коленей. Стильно и умеренно. Лет пяток всего сбрасывает, молодец. Причем даже свой возраст она обратила себе на пользу, непонятно как, но обратила, шарм в наличии. Хотя Лапин не очень понимал, что такое «шарм».

Его предупреждали, что баба – не дура, скорее, наоборот, умна как змея. Такая вслепую ничего делать не станет. Что ж, придется объяснять.

И тогда он, стараясь говорить кратко и по возможности бесстрастно, обрисовал ситуацию.

– Если подвести черту, то вам не хочется чувствовать себя униженным на свадьбе вашей дочери, потому что править балом там будет ваша бывшая жена с ее теперешним мужем. Правильно? И чтобы продемонстрировать, что в вашей жизни все о’кей, вам необходимо явиться туда вместе с подругой, почти невестой.

Лапин как-то не по-доброму хмыкнул, давая понять, что Киреева оценила ситуацию правильно, и неприязненным тоном проговорил:

– Естественно, эта… услуга будет оплачена. В случае вашего согласия я обговорю с вами мои требования, и мы заключим сделку. Если хотите, можем оформить ее юридически. Непременным условием является ее неразглашение. В случае несоблюдения вам грозит… впрочем, это мы обговорим позже. Ваша цена? Только сильно не задирайте.

Надежда не знала, как ей ко всему этому отнестись и, что важнее, как ей отреагировать. Наличествует во всем этом оскорбление или не наличествует?

Если наличествует, то в чем оно конкретно состоит? Ведь не интимные же услуги он от нее требует. Или интимные тоже? Да нет, не может быть.

Надежда, конечно, себя никогда не принижала, но, чтобы соперничать с молодыми профессионалками… Это надо быть не наглой, а чисто идиоткой, чтобы подумать, что в конкурентной борьбе с холеной двадцатипятилетней эскорт-леди преимущество будет на Надиной стороне. Вот если хотя бы лет