Легенды красного солнца. Книга 3. Книга Превращений - Марк Чаран Ньютон

– Людям вроде тебя это может показаться странным, но деньги нас не интересуют, – ответил Кайс. – Видишь ли, там, откуда мы пришли, они не пользуются спросом.

– Исла. – Они произносили название своего острова с придыханием, точно ностальгируя по этому магическому месту. Ей подумалось, что там, должно быть, творится немало странного. Еще бы, остров, населенный одними культистами! Она сама буквально грезила магией.

– Мы с тобой свяжемся, – добавил Кайс, – так что, пожалуйста, никуда не уезжай.

«Больно надо».

Один за другим культисты покинули таверну, наконец вышла и Лан и, глубоко задумавшись, побрела по обледеневшей улице. Расспросы показались ей простой формальностью, она чувствовала, что Кайс уже понял ее нужду и принял решение, но решила не позволять себе слишком надеяться на это.

И снова долгое ожидание, скрашенное все той же рутиной: представление за представлением перед неуклонно редеющей толпой. Сколько их еще ей осталось, прежде чем Астли решит в очередной раз сократить штат?

Вечер за вечером, когда другие артисты расходились спать, она проводила одна у замшелых ступеней амфитеатра, поджидая, не придет ли новое письмо.

И снова морозный вечер, и снова шоу, но на этот раз в дверь уборной постучали и какой-то лысый мужичок, одетый по погоде, велел ей ехать с ним в какое-то тайное место на Джокулле.

– Собери, что тебе нужно для короткой поездки, особенно приготовься к холоду. В восточной части острова много снега. Дороги чертовски небезопасны, мягко говоря.

«Началось».

Лан вернулась в уборную. Кровь стучала в висках, от радости хотелось кричать, но она сдерживалась. Прямо на глазах у бывших товарок она взяла дорожный мешок и начала бросать в него вещи. Одна из девушек процедила:

– Куда это ты намылилась, а?

Лан показалось, что кто-то из них добавил:

– Лесбиянка.

– Мне надо отлучиться ненадолго.

– Представление вот-вот начнется. По-твоему, можно просто взять и все бросить? – Марра, коренастая девица в сверкающем серебристом костюме, встала и пошла к двери, точно намереваясь не дать Лан выйти. Там она остановилась, накручивая на палец темный завиток волос и надувая губы.

– Пожалуйста, не говори Астли, – прошептала Лан, оставляя волосы в покое и с ужасом глядя на нее.

– Ладно, не буду на этот раз, – ответила Марра, демонстрируя редкую для нее человечность, и пофланировала назад, к своему стулу.

Лан и ее провожатый пробирались через замороженный Джокулл в самую глухую часть острова. Ехали они верхом, в одном седле: провожатый впереди, а Лан сзади, уцепившись за его пояс. И везде они видели одно: глубокий снег, перемежающийся с ледяными полями, – жестокая, непригодная для жизни местность. Животные встречались редко, да и как могло выжить здесь хоть какое-нибудь существо, было выше ее понимания. Иногда среди снега и льда вдруг возникали крошечные деревушки с никогда прежде неслыханными ею названиями – Тхенгир, Вальтур; их жители ловили рыбу, морских птиц, искали ушедшие под снег ягоды. Печальное это было путешествие.

Ее компаньон почти все время молчал, в ответ на ее вопросы коротко буркал. Выражение напряженной сосредоточенности не покидало его лица. Как будто он с ним родился.

Культисты знали, какова ее истинная природа, и немудрено, что провожатый относился к ней с нескрываемой враждебностью, – что ж, не он первый. Любая ее просьба встречала у него пренебрежение, он словно обижался на то, что его вообще послали за ней. Но она не ныла и не жаловалась, а, сжав зубы, продолжала идти вперед, лишь бы не говорить об этом.

Немота и безлюдье тех мест, которыми они пробирались, оглушали и подавляли ее, ледяной ветер пробирал до костей. Это был совсем другой мир. Много лет она жила среди неумолчного шума: криков и аплодисментов зрителей, воплей зевак, подтруниваний девушек в уборной, резких вскриков животных… Теперь она весь день слушала лишь стук копыт лошади, пока та с трудом несла их по заброшенным дорогам Джокулла, а ночью, когда они разбивали лагерь – свое дыхание. Она не имела ни малейшего представления ни о том, где они находятся, ни о том, куда лежит их путь. И ей было все равно. Главное, что впереди ее ждала свобода.

На вторую ночь, пробираясь через густые заросли кустарника, они въехали прямо в сердце умирающего лесного массива, который, как торжественно известил ее провожатый, именовался Гнилым лесом. Темнота не способствовала успокоению ее нервов. Под пологом деревьев сильно и неприятно пахло сырой разлагающейся растительностью, из-под ног их лошади то и дело вспархивали какие-то птицы, пугая Лан до полусмерти.

Со временем, привыкнув к темноте, она стала различать какие-то белесые огоньки, которые парами маячили вдоль края тропы, ведущей к прогалине; их лошадь инстинктивно направилась к ним. Приглядевшись внимательнее, Лан заметила, что огни имеют форму свечей, только горят они не язычками, как обычно, а крохотными сферами, балансирующими каждая на кончике своего фитиля, – воистину культисты владели самыми поразительными предметами. Освещенная тропа словно разрезала лес надвое, и скоро Лан совсем перестала глядеть по сторонам – ее внимание приковали эти крошечные светящиеся объекты.

– Пора слезать, – объявил ее проводник.

Они подъехали к крохотной церквушке, больше похожей на сарай, чем на место отправления культа; да и служили в нем не женскому и мужскому божествам, Астрид и Бору, а тем таинственным технологиям, которые культисты сделали своей монополией. Все следы джорсалирской резьбы были сметены со стен, их место заняли схематические изображения причудливых инструментов, графики с цифрами и символы.

Следом за провожатым Лан прошла сквозь арку дверей и стала спускаться по лестнице, винтом уходившей под землю; в одной руке она держала узелок с пожитками, другой упиралась в стену, пока наконец не нащупала узкий выступ, на который ей велено было сесть и где она сидела теперь, дрожа, свесив ноги в темноту и прислушиваясь к доносившемуся оттуда нарастающему гудению.

Все произошло очень быстро.

Вспыхнули яркие огни, сделав бессвязными мысли, ее глаза закрылись, точно кто-то рукой опустил ей веки…

И тут же раскрылись снова.

Белый камень, покрытый резьбой, резные колонны и фризы были первым, что она увидела. Огромная замысловатая фреска покрывала весь потолок – на ней был изображен какой-то металлический ландшафт с чудными, похожими на коробочки животными. С минуту она тупо глядела на них, и вдруг у нее начало сводить желудок.

Когда она попыталась встать, упираясь в пол дрожащими руками, оказалось, что на нее со всех сторон смотрят какие-то женщины и мужчины в светлых одеяниях. Она различала их как сквозь туман. Тут Лан сильно затошнило, и одна из женщин поспешно подставила ей ведро. Упав перед ним на колени и вцепившись руками в его края, Лан стремительно освободилась от содержимого своего желудка и, отплевавшись, смущенно оглядывалась, вытирая лицо поданным ей куском чистой ткани.