Повседневная жизнь дворянства пушкинской поры. Этикет - Елена Лаврентьева

Аресты следовали один за другим.

«Было запрещено, — свидетельствует француз Этьен Дюмон, — показываться раздетым даже у окна. Не полагалось видеть мужчину в халате. Упущение такого рода было неоднократно наказано заключением в исправительном доме».

Необходимо было получить «дозволение» на танцевальный или другой увеселительный вечер, и полиция входила в дома, где замечала сильное освещение. На придворные балы приглашенные должны были являться обязательно. Тот, кто игнорировал указание, «заносился на особый лист и, таким образом, об этом доходило до сведения государя». Не позволялось также опаздывать на балы, где присутствовал император.

О. А. Пржецлавский в своих воспоминаниях приводит любопытный анекдот: «Шишков был флигель-адъютантом императора Павла. Однажды, в дежурство Александра Семеновича, государь принял бал у князей Гагариных, данный в известном, подаренном императором княжне Гагариной, великолепном доме, в Большой Миллионной. Обязанность дежурного флигель-адъютанта была следовать нога в ногу за государем на случай каких-нибудь приказаний. Бал продолжался уже несколько времени; Павел Петрович был весел и разговорчив. Вдруг отворяется дверь, и в ней показывается граф К***. Государь, видимо, признал неуместным, что, зная о присутствии его на бале, один из званных позволил себе явиться позже высочайшего гостя. Едва граф успел переступить порог, как государь, обращаясь к Шишкову, говорит: Флигель-адъютант, ступай к графу К*** и скажи ему, что он дурак. Александр Семенович говорил, что никогда в жизни не был в таком затруднительном положении, как в эту минуту, тем более что тот, кому велено было сказать такую любезность, был знатная особа. Но делать было нечего. Он подходит к этой особе и с низким поклоном начинает: "Государь император приказать…" Но государь, пошедший вслед за ним, перебивает и вскрикивает: "Не так, говори, как приказано и больше ничего". После того молодой офицер, снова раскланявшись, во всеуслышание произнес: "Ваше сиятельство, вы дурак". "Хорошо", — похвалил государь и отошел. На другой день Шишков ездил к графу извиняться в невольной дерзости; это, кажется, было лишнее и только напомнило пациенту о вчерашней невзгоде».

На придворных балах танцевавшие должны были всячески изворачиваться, чтобы, танцуя, быть всегда лицом к Павлу, где бы он ни стоял.

Особым указом император Павел предписал, чтобы зрители не смели рукоплескать актерам в тех случаях, когда он сам находился в театре и не аплодировал.

Вместе с тем «Павлу часто приходилось при виде дам бросаться к их карете, подходить самому к дверцам и вежливо предлагать им не выходить из экипажа. Его вежливость составляла странный контраст с его приказаниями».

Александр I пытался сгладить мрачное впечатление, произведенное недолгим правлением его отца, многими мероприятиями. В первую очередь он упростил придворный церемониал, отменил торжественные императорские выезды, предоставил дворянству большую свободу в выборе покроя одежды и форм головных уборов.

В «Исторических мемуарах об императоре Александре и его дворе» графиня Шаузель-Гуффье пишет: «Александр уничтожил при дворе чрезвычайные строгости этикета, введенные в предшествующее царствование, между прочим, обычай выходить из экипажа при встрече с экипажем императора».

По словам Н. В. Басаргина, «он имел много привлекательного в обращении и, как я мог заметить, не сердился, когда обходились с ним свободно, даже когда, случалось, противоречили ему».

Был введен другой «порядок представления» царским особам. «При представлениях особам царской фамилии перчатку оставляют только на левой руке, потому что правой рукою приходится касаться руки императрицы при поцелуе». Руку императрицы целовали как мужчины, так и дамы. В последние царствования при дворе допускалось «рукопожатие на английский манер». «При представлении царице (Александре Федоровне, жене Николая II. — Е.Л.) дам одна m-me Дешанелль поцеловала ей руку, остальные все ей делали shake-hands[2], мужчины тоже трясли ей руку, так что в конце она только кланялась, а руку подавать перестала».

В эпоху Александра I обряд коленопреклонения и целования руки монарха сменился учтивым поклоном, а для «изъявления благодарности» подданные целовали императора в плечо. «Он (Александр I. — Е.Л.) испытывает чуть ли не ужас перед каждым внешним знаком почтения, выходящим за обычные формы, к примеру, целованием руки. Княгиня Белосельская однажды везла его в своей карете, и он держался за портьеру. Кормилица с ребенком княгини на руках поднесла дитя к карете поцеловать руку императора, которую государь чуть ли не с отвращением отдернул».

«В то время все в России принимало характер благости, милосердия, снисходительности и вежливости, — вспоминал Ф. Булгарин. — Приближенные к государю особы перенимали его нежные формы обращения и старались угождать его чувствованиям — и это благое направление распространялось на все сословия». Александр I, подобно королю Людовику XIV, ценил в своих подданных благовоспитанность и светскость. «Примером к тому, что настоящая благовоспитанность состоит в том, чтобы облегчать, а не усложнять отношения с людьми, служил известный анекдот, как Людовик XIV, испытывая одного gentilhomm'a, прославленного за свою учтивость, предложил ему войти в карету раньше его — короля… Тот немедленно повиновался и сел в карету. "Вот истинно благовоспитанный человек", — сказал король».

Манера светского поведения уже не насаждалась указами царя. Верховным судьей нравов стало общественное мнение. А личный пример Александра, который, по словам современника, «знанием приличий превосходил всех современных государей», служил эталоном светского поведения.

«У него нет свиты, — сообщает в одном из "петербургских писем" граф Жозеф де Местр. — Если он встречает кого-либо на набережной, он не хочет, чтобы выходили из экипажа, и довольствуется поклоном».

«Хотя я и знал государя по тому, что он сделал великого и благородного… но, сознаюсь, я был поражен его манерой беседовать, ясностью его мыслей и выбором выражений. Это был чистокровный француз со всей его элегантностью и со всей его энергией», — так отзывался об Александре другой французский эмигрант, граф Мориолль.

Не менее лестные характеристики давали императору и наши соотечественники. А. Н. Голицын с восхищением говорил об Александре: «..доселе я знал аристократию рода, умел подмечать иногда аристократию ума и таланта, но вижу, что есть еще третья аристократия — сердца».

«Старики всю жизнь помнили про обаяние его улыбки, — писал П. Бартенев, — а Сперанский отзывался про него: "Сущий прельститель!"»

Многие мемуаристы отмечают рыцарское отношение императора к дамам. По словам графини Эделинг, «Государь любил общество женщин, вообще он занимался ими и выражал им рыцарское почтение, исполненное изящества и милости».

Император Николай I был не менее любезен в обращении с дамами. «Разговаривая с женщинами, он имел тот тон утонченной вежливости и учтивости, который был традиционным в хорошем обществе старой Франции и которому старалось подражать русское общество…».