Реалити - Игорь Олегович Белошевский

ещё чего, но только ничего такого, конкретного, ничего того, что можно было бы от него, потом потребовать. Старый лис, знает, как людей за нос водить».

После принятого решения, на душе стало значительно легче, и Глеб протянул свою руку к шарниру вентилятора, что заботливые авиаконструкторы расположили прямо над его головой. Повернув шарнир в нужную сторону, Глеб направил на себя поток прохладного воздуха.

– «Если я вернусь в Москву сразу», – подумал Глеб, обдуваемый слабыми ветерком, – «То в редакции сочтут, что я просто сдрейфил, не один же там Григорий Петрович обитает, и перед Пашей, тоже, как-то не удобно, он частенько меня выручал… Нет, тут нужно действовать хитрее, чтобы никого не подвести, в том числе и себя. Всё нужно сделать грамотно, да, нужно хотя бы немного попутешествовать, пару дней скажем, а потом, раз так и вернуться обратно. Найти какой-нибудь для этого предлог, заболеть или что-то ещё, иными словами, нужно умело улизнуть с этого идущего ко дну «Титаника», как-то так, а сейчас, не будем терять время, и все-таки запишем начало начал, спешал ту Григорий Петрович.»

Глеб включил свою видеокамеру, ловко направил её на себя, но, практически сразу же выключил. Решительность улетучилась в ту секунду, как наш герой, вдруг, поймал себя на мысли, что на самом-то деле, Григорий Петрович, совсем тут не причем, и не стоит на него перекладывать ответственность за собственное решение. Методы организации Шефом его маленького телепроизводства, были для нашего путешественника совсем не в новинку. В конце концов, не первый же год Глеб работал в «СпортЭктриме».

– «Заплатит Шеф, как обычно»,– подумал Глеб, – « Ни больше, ни меньше, а столько, сколько сам захочет. Это в его репертуаре, и хрен ты с него что выжмешь. Так зачем же я тогда полетел?»

Конечно, можно было списать всё на разгулявшуюся депрессию, и на то, что звонок редактора Паши пришелся на некую минуту слабости главного героя, но это было бы неправдой. Желание ехать, звучало в душе Глеба отчетливо, но вот логика этого стремления была как тогда, так и сейчас ему непонятна.

– «Может быть, для меня эта поездка, действительно, шанс прославиться?» – подумал Глеб, – «Шанс прославиться, и всё наладить. Работа в кадре на протяжении целого проекта – весьма неплохой пиар. В конце концов, чем я хуже всяких тупоголовых блогеров у которых ни образования, ни стыда, ни совести, но полным полно при этом денег и подписчиков. Живут же как-то люди под гипнозом собственного «я», и ничего. Может и мне удача привалила в награду за три института?»

Обретя некую точку опоры в виде этих мыслей, Глеб снова включил видеокамеру, направил её на себя и, наконец, нажал кнопку записи.

– Я нахожусь на борту самолета, – сказал он в камеру, – Который буквально через час должен приземлиться на окраине города Милана, в аэропорту Мальпенса.»

Начало телевизионного проекта «Extreme Trip» было положено, и чтобы убедиться в этом событии, Глеб включил видео на экране своей камеры и начал просмотр:

– Я ууу..нахожусь ууу…в самолете ууу…, который ууу.

Изображение в отснятом материале шло исправно, а вот со звуком была беда. Он был записан вперемешку с реактивным гулом самолета, и представлял собой сплошной брак, абсолютно не пригодный для использования в телеэфире. Глеб остановил видео.

– Зашибись, – раздосадовано сказал наш путешественник вслух, и тем самым привлек к себе внимание соседа с журналом в руках, что сидел от него слева.

Мужчина оторвался от чтения своей литературы, и сурово посмотрел на Глеба.

– Извините, – виновато произнес Глеб в ответ.

Мужчина ничего не ответил нашему герою, а вместо этого, просто продолжил читать свой журнал дальше.

Глеб положил камеру себе на колени и опять обреченно откинул голову на подголовник сидения.

– «Что-то не клеиться все с самого начала», – подумал Глеб, – «Надо было в Москве, еще в аэропорту эту «подводку» записать.»

Сделав двенадцать вдохов и выдохов по даосаской системе, когда-то изученной нашим путешественником, Глеб снова открыл глаза, и посмотрел в сторону иллюминатора. Успокоиться не удалось, даосский метод не действовал. Собственно, он и раньше всегда подводил, даже, правильнее было бы сказать: «Никогда не выручал», – но, вера в него почему-то всё же жила в сердце нашего героя.

Заметив дыхательную гимнастику, попутчик Глеба, тот, что сидел у иллюминатора, выглянул из-за своего журнала, будто из-за укрытия, и бросил недоверчивый взгляд в сторону нашего героя.

– «Нет, я не из Алькайды, организации запрещенной на территории Российской Федерации», – подумал Глеб, почувствовав на себе этот изучающий взгляд, – «Ладно, мысли в сторону, нужно действовать, пусть видео лучше будет, даже с браком по звуку, чем его вообще не будет. Нужно сделать полноценный дубль, а лучше даже несколько, иначе, доказывай потом Григорию Петровичу, что в самолете было шумно.»

Глеб поднялся со своего кресла, и, с камерой в руках, направился в хвост самолета, где укрывшись в кабинке туалета, он снова попытался повторить съемку. Шум из видео, разумеется, никуда не исчез. Его стало даже больше.

Вернувшись обратно на своё кресло, Глеб снова закрыл глаза, ощутив при этом новую волну охватившего его абсолютного отчаяния, которое, будто цунами упало с неба в долину журналистской души, и снесло там всё к чертям собачьим, включая крохотную надежду на благостный исход этого путешествия. За годы работы на телевидении, Глеб усвоил несколько твердых правил, одно из которых, «золотое правило», гласило, что если съемки начинали не ладиться с самого начала, то дальше, обычно, всё шло ещё только гораздо хуже.

– «Теперь можно смело возвращаться», – подумал Глеб, и достал из своего рюкзака запечатанный черный конверт с надписью «Extreme Trip», где лежали деньги на обратный билет.

Глеб покрутил в своих руках конверт, а затем попытался отогнуть один из его запечатанных уголков. Конверт был самодельный, из плотной бумаги, и как видно был склеен не заводским клеем, а обычным клей-карандашом.

– «Похоже, работала Танечка», – подумал Глеб, решив, что создание этого конверта, Григорий Петрович доверил своей секретарше Татьяне.

Глеб достал из рюкзака свою ламинированную пресс-карту, и при помощи её отклеил один из краев конверта.

– «Ай, да Григорий Петрович, ай да сукин сын,» – мысленно воскликнул Глеб, когда заглянул внутрь конверта, и не обнаружил внутри него ничего, кроме воздуха.

Теперь, уже не обращая никакого внимания ни на проснувшегося справа соседа по полету, и даже ни на того соседа, что был слева, и, постоянно выглядывал из-за своего журнала, размашистыми жестами, Глеб, перекрестился три раза по православному обычаю, и снова, откинув голову на подголовник кресла, закрыл глаза и стал молиться:

– «Господи, если ты