Тарзан и потерпевшие кораблекрушение - Эдгар Берроуз

Тарзан же чувствовал себя счастливым потому, что понял слова песни. Пока он спал, могучее здоровье взяло верх, и недуг оставил его столь же внезапно, как и поразил.

– Доброе утро, – произнес он на французском, первом усвоенном им человеческом языке, которому его обучил лейтенант-француз. Давным-давно Тарзан спас его от смерти.

Девушка изумленно взглянула на дикаря.

– Я… доброе утро! – произнесла она, запинаясь. – Я… я… мне говорили, что вы немой.

– Со мной произошел несчастный случай, – объяснил он. – А теперь я опять здоров.

– Я очень рада, – сказала она. – Я… – девушка замялась.

– Знаю, – прервал ее Тарзан. – Вы меня боялись. Бояться не стоит.

– О вас рассказывали жуткие вещи, вы, наверное, и сами слышали.

– Я не только не мог говорить, – ответил Тарзан, – но и не понимал речи. Что же они говорили обо мне?

– Что вы очень жестокий и что вы… вы… едите людей.

Тарзан улыбнулся редкой для него улыбкой.

– Поэтому вас поместили сюда в надежде, что я вас сожру? Кто это сделал?

– Шмидт – человек, который возглавил бунт и захватил пароход.

– Тот самый, который плюнул в меня. – произнес Тарзан, и девушке показалось, что в его голосе прозвучали рычащие нотки. Абдула был прав, этот человек и вправду напоминает льва. Но теперь она уже не боялась его.

– Вы разочаровали Шмидта, – сказала она. – Он был вне себя, когда вы передали мне гарпун, а сами отошли в дальний угол. Он прекрасно понял, что вы даете понять, что мне ничего не грозит.

– Почему он вас ненавидит?

– Ненавидит? Не думаю. Он маньяк. Садист. Видели бы вы только, что он сделал с беднягой Лум Кипом, и как измывается над матросами-китайцами.

– Расскажите, пожалуйста, что произошло на судне, пока я был в беспамятстве, и что они, если вам известно, собираются сделать со мной.

– Краузе хочет доставить вас в Америку и выставить на обозрение в качестве дикаря вместе с остальными дикими… то есть вместе со своими животными.

Тарзан снова улыбнулся.

– Краузе – это тот, который сидит в клетке вместе с первым помощником?

– Да.

– А теперь расскажите о самом бунте и о планах Шмидта, если знаете.

Девушка закончила рассказ. Для Тарзана все действующие лица разыгравшейся на «Сайгоне» драмы встали на свои места. Получалось, что только девушка, де Гроот и матросы-китайцы вели себя достойно. Они да еще звери в клетках.

Проснулся де Гроот и первым делом окликнул Джанетт из своей клетки.

– Как вы? – спросил он. – Дикарь вас не тронул?

– Ничуть, – заверила его девушка.

– Сегодня я собираюсь побеседовать со Шмидтом. Попробую уговорить его выпустить вас. Мы с Краузе согласны не высказывать ему никаких претензий, если только он освободит вас.

– Но здесь я в безопасности. Не хочу на волю, пока судном заправляет Шмидт.

Де Гроот уставился на нее в изумлении.

– Но ведь он наполовину зверь, – воскликнул голландец. – Пока он вас не тронул, но никогда нельзя знать, что он выкинет, особенно если Шмидт начнет морить его голодом, как обещал.

Джанетт рассмеялась.

– Советую высказываться о нем поосторожнее, раз уж вы считаете его кровожадным дикарем; в один прекрасный день он может вырваться из клетки.

– Но ведь он меня не понимает, – сказал де Гроот. – И потом ему из клетки не выбраться.

Краузе, разбуженный разговором, приблизился и встал рядом с де Гроотом.

– Вот и я считаю, что ему не выбраться, – сказал он. – Шмидт уж позаботится о том, чтобы не дать ему такого шанса. Шмидт знает, что его ждет в противном случае. И не следует беспокоиться, что дикарь понимает нашу речь. Он глуп, как пробка.

Джанетт повернулась к Тарзану, проверяя, какой эффект произвели слова де Гроота и Краузе. Ей было интересно, даст ли он знать пленникам, что прекрасно все понимает и наслаждается создавшейся ситуацией. К своему удивлению, она обнаружила, что сосед по клетке улегся возле решетки и, судя по всему, задремал. Завидя приближающегося Шмидта, она решила поостеречься и не стала рассказывать де Грооту и Краузе о том, что дикарь понял бы все, сказанное ими, если бы слышал разговор.

Шмидт подошел к клетке.

– Надо же, еще живая, – сказал он. – Надеюсь, ночка, проведенная с этой обезьяной, доставила тебе массу удовольствия. Если тебе удастся научить его каким-нибудь трюкам, я разрешу тебе выступать вместе с ним в качестве дрессировщика. – Он приблизился к клетке и взглянул на лежащего Тарзана. – Он что, спит, или ты его прикончила?

Неожиданно Тарзан просунул руку сквозь решетку, схватил Шмидта за щиколотку и рванул на себя. Нога Шмидта оказалась в клетке, а сам он опрокинулся навзничь. Шмидт заорал благим матом. Тарзан второй рукой выхватил из его кобуры пистолет.

– Помогите! – вопил Шмидт. – Абдула! Джабу Сингх! Чанд! На помощь!

Тарзан стал выкручивать ему ногу, пока тот не застонал от боли.

– Пусть принесут еду и воду, иначе я оторву тебе ногу, – произнес Тарзан.

– Английский пес умеет говорить! – ошарашено воскликнул Абдула. Де Гроот и Краузе опешили от неожиданности.

– Если это так, значит, он понял, о чем мы говорили, – сказал Краузе. – А может, понимал все с самого начала. – Краузе стал припоминать, не сболтнул ли он чего лишнего, ибо сознавал, что этому человеку не вечно сидеть в клетке, разве только… Но теперь дикарь вооружен – убить его будет нелегко. Нужно посоветоваться со Шмидтом. Он заинтересован в том, чтобы обезвредить этого человека, так же, как и сам Краузе.

Шмидт приказал принести еду и воду. Неожиданно де Гроот вскричал:

– Эй, ты, в клетке! Берегись! Сзади! – Но было уже поздно – раздался выстрел, и Тарзан рухнул на пол. Стрелял Джабу Сингх, незаметно подкравшийся к клетке сзади.

Шмидт отполз в сторону, Джанетт выхватила из рук Тарзана пистолет и, повернувшись, выстрелила в Джабу Сингха, который снова целился в распростертое тело. Пуля угодила ласкару в правую руку, и он выронил оружие. Затем Джанетт, держа ласкара на мушке, пересекла клетку, просунула руку через решетку и подобрала пистолет Джабу Сингха. После чего вернулась к Тарзану, опустилась на колени и приложила ухо к его груди.

Шмидта буквально колотило от бессильной злобы. Вдруг с мостика крикнули, что впереди показалось судно, и Шмидт, прихрамывая, пошел взглянуть на него. «Сайгон» шел без флага, готовый поднять флаг любого государства, какое укажет Шмидт, когда возникает необходимость.

Судно оказалось английской яхтой, и, соответственно, Шмидт велел поднять английский флаг. Затем он связался с яхтой по рации и спросил, нет ли у них на борту врача, ибо у него на пароходе двое страдающих раненых, что в принципе соответствовало действительности. Джабу Сингх уж точно страдал под собственный вокальный аккомпанемент. Тарзан же тихо лежал там, где упал.