Шипы и розы - Лана Каминская

Малеста молча согласилась. Такое было не впервые, а в последние месяцы даже чаще обычного. Муж много времени проводил за деловыми обедами и ужинами, работой и просто встречами с другими банкирами и важными людьми. Малеста не имела права этому противиться и в некоторой степени этому даже радовалась: в конце концов, она во всём зависела от мужа, а ещё безумно радовалась тишине, которая царила в доме, когда Джейкоб был в отъезде.

– Только не заставляй меня встречать Тима вместо тебя, – ответила леди Андервуд, а сердце на секунду заныло, словно предчувствовало, что именно так и будет.

– Он приезжает только завтра вечером, – ответил Джейкоб, надевая шляпу и направляясь к выходу. – А я к завтраку уже буду в Девонсайде.

«А мне послышалось, что поздно ночью», – пронеслось в голове у Малесты, но вслух она ничего не сказала, только проводила лорда Андервуда взглядом и облегченно выдохнула.

– Вот и Девонсайд, мистер Андервуд! – крикнул возница и подстегнул кнутом лошадь, чтоб шла быстрее, а не волочилась сонной мухой. – Болото объедем, и, считайте, я вас доставил. 

Повозку и кучера Тим нанял на вокзале. Нанял – громко сказано; просто услышал разговор о возвращении в Девонсайд и попросил подвезти. А когда возница узнал, что попутчик – сын самого лорда Андервуда, то от денег тут же отказался, сообщив, что доставить молодого хозяина домой – самая большая для него в жизни радость. Правда, потом удивился, почему такого важного гостя не встретили как подобает. На что Тим только равнодушно пожал плечами и ответил, что встретить его бы встретили, но только завтра, а он вот взял и приехал на день раньше. В конце концов, какая разница, когда переступить порог вроде бы родного, но уже давно чужого, дома? Сегодня это сделать даже лучше. Раньше приедешь – раньше добудешь желаемое. Раньше добудешь – раньше уедешь и скорее начнёшь, как и прежде, пить, кутить и веселиться.

– Остановись!

Крик Тима так напугал возницу, что тот ухватился свободной рукой за шляпу, похожую на блин и лежащую на свободном местечке рядом, да так и держал её, чтобы та не улетела от резкого манёвра. Другой рукой возница со всей силы потянул на себя поводья.

«Никак, приспичило, – подумал про себя деревенщина. – И не могли потерпеть ещё немного? Вон ведь уже и окна виднеются».

– Довези саквояж до дома и передай слугам. – Молодой хозяин почему-то совсем не торопился к лопухам, зато достал из кармана жилета несколько монет и сунул вознице в потную, мозолистую ладонь. – И не вздумай сбежать с ним. Ценного там ничего нет, а тебе потом не поздоровится.

– А вы как же?

– Прогуляюсь. Дорогу знаю хорошо – не переживай. Хочу вспомнить родные места...

– Как скажете, сэр, – ответил возница. До поместья Андервудов было уже рукой подать, а денег, что щедрой рукой отстегнул молодой господин, хватило бы, чтобы оплатить дорогу туда, потом обратно и ещё раз туда. Богачи – странные люди. То за каждую соломинку в стоге сена торгуются, то деньги на ветер кидают.

В Девонсайде дышалось хорошо. И тишина стояла такая, что Тим зажмурился. От мелких цветов, сладко пахнущих мёдом, захотелось спать, но Тим только ущипнул себя за щёку, снял пиджак, в котором становилось уже откровенно жарко, перебросил его через плечо и широким шагом двинулся вперёд.

Заболоченный пруд весь порос камышами. Тим свернул с узкой тропинки, бухнулся на траву, чуть не поцарапал руки об острую осоку, вытянул ноги и подставил лицо солнцу.

В Девонсайде уже наверняка обсудили его приезд, и скорее всего никто рад не был. Тим специально приехал на день раньше, чтобы привыкший действовать быстро лорд Андервуд не успел подсуетиться и отправить к сыну курьера с ответным посланием, что принять отпрыска не сможет. Супруга приболела, сам приболел, курицы приболели или просто у поварёнка расстройство желудка – отец что-нибудь да придумает. Даже собственное банкротство организует, лишь бы не пускать Тима через порог. А если приедешь раньше, то придраться будет не к чему: письма с отказом не получал, про болезнь ничего не знал да и вообще не к курам приехал, а к родному человеку. Тим всегда найдёт, что наболтать, недаром на адвоката учится.

Пора было подниматься и идти вперёд, но так не хотелось. Пока ехал, Тим успел уже сто раз пожалеть, что по пьянке ввязался в дурацкий спор с друзьями. Он даже был уверен, что и те тоже жалели каждый про себя. Про себя, потому что больше в «Сорняках» всем четверым пересечься не удалось, а, значит, не удалось и отменить глупое соревнование. Впрочем, учитывая то, что Тим уже восемь лет не был в родном доме, в то время как чужая женщина тот дом прибрала к рукам и чувствовала себя в нём  полноценной хозяйкой, глупым затеянное называть не стоит. Не такое оно и глупое, если даёт возможность отомстить тем, кого всей душой ненавидишь. И речь шла не только о мачехе...

Тим стряхнул цветочную пыльцу с одежды. До тропинки быстрее было прямиком через камыши, но вот дорогой костюм было жалко. Хотя... гулять так гулять! Не так уж и жалко, если за него платишь не ты, а отец, которого ты приветствуешь с раздражением и сквозь зубы. Разорится на новый – с него не убудет. Ведь покупает своей «выдре» кучу шляпок, платьев и прочей мишуры, значит, и на сына расщедрится. Тем более тот впервые заявится в дом просто так, без письма из полиции или требования оплатить штраф. Конечно, придётся сыграть роль любящего сына, чтобы продержаться в Девонсайде дольше одного дня и заполучить предмет спора, но Тиму не привыкать надевать маски. В школьном театре в стольких пьесах играл, теперь вот – в университете. Каждая новая роль – своего рода вызов, а Тим перед трудностями пасовать не привык, поэтому твёрдо решил, что спектакль, что ему придётся разыграть, будет вершиной его любительской карьеры...

Хлюп!

Тим дёрнулся и выдал целую тираду из слов, которые джентльмену ни знать, ни говорить не полагается: задумавшись, Андервуд не заметил, как одной ногой угодил в болотную трясину, пусть и не засасывающую, но полную чавкающей грязи и тины.

Скривившись, Тим принялся вытаскивать ногу, однако ботинок болоту понравился, и отдавать свой трофей густая жижа не хотела. Пришлось вытаскивать ногу из ботинка, лишь бы выкарабкаться. С этим тоже вышло не очень – Тим почувствовал, что теряет равновесие, принялся тщетно махать руками, чтобы ухватиться за нечто поувесистее камышей, но поймал только воздух, не удержался и рухнул в чёрную воду.

Когда вынырнул, принялся тут же выплевывать попавшую в рот траву и головастиков. Барахтаясь в мутном болоте, кое-как добрался до твёрдой поверхности, вцепился ногтями в вязкую глину и попробовал подтянуться на руках. Не получилось. Мокрые ладони скользили по траве, вырывали её с корнем, и болото было сильным, но Тим – сильнее. В очередной раз он упёрся руками в землю и резко дёрнулся. На его счастье трясина не была слишком голодной и отпустила жертву, однако на память о госте оставила себе его левый ботинок и пиджак.

Тим отплевался. Из карманов жилета свисала мокрая трава, вся одежда была в грязи и мелких листьях, бывших уже на грани гниения и давно потерявших цвет, а банкноты в кармане наверняка все размокли, тем самым сделав юного Андервуда таким бедняком, которому в Девонсайде и на еду не хватит, что уж говорить об обратном билете.