Смерть в рассрочку - Татьяна Моспан

Навязчивый собеседник растворился в темноте, оставив после себя слащавый запах туалетной воды, который липкой стеной окутал Валерию, и неприятное впечатление. Чего он хотел, этот хлыщ? — передернулась она.

Было ясно, что подошел он к ней неспроста. И явно не с целью поухаживать. Таких, как он, женщины вообще не должны интересовать. Голубой.

Валерия чуяла их за версту. Даже Ленка Калинина изумлялась её проницательности. Она называла этих типов лесбиянцами и подтрунивала над Лерой: «Слушай, как ты их различаешь? Что тебе помогает?» «Нормальная сексуальная ориентация, — усмехалась Стрелецкая. — Ты покрутись в шоу-бизнесе, быстро научишься распознавать, кто есть кто».

Интересно, зачем этот деятель вертится возле Дробышевой, вдруг подумала Лера, зачем она ему нужна? Не нравится ей все это…

Когда сладкий запах туалетной воды выветрился, Лера вернулась в каюту.

Наталья спала тяжелым хмельным сном. Валерия вглядывалась в правильные красивые черты лица, и острое сожаление охватывало её все сильнее и сильнее. Что же она с собой вытворяет!..

На рассвете Стрелецкую разбудил громкий протяжный стон.

— Помоги, сердце прихватило, — хрипела соседка.

Лера мгновенно вскочила и, увидев бледное безжизненное лицо, перепугалась. Она отыскала в своей косметичке сердечные таблетки, — всегда носила их с собой, — и дала выпить Наталье.

Через несколько минут Дробышевой стало легче. Она привалилась к спинке постели, поджав под себя ноги, светлые волосы прутьями торчали в разные стороны и делали её похожей на симпатичного перепуганного зверька, которого кто-то назаслуженно обидел. Она меньше всего напоминала пьяную мегеру, бесновавшуюся здесь несколько часов назад.

— Отошла? — просто спросила Лера.

— Извини, — прохрипела Наталья. — Сильно я тебя это… достала?

— Да как тебе сказать… — пожала Стрелецкая плечами. — Если бы я довела себя до такого состояния, то, наверное, умерла бы.

— И я когда-нибудь подохну, — мрачно отозвалась Наталья.

Ее опять стало трясти.

— Тоскливо-то как, Господи!.. Посиди со мной, я не могу быть одна! Такая тоска грызет, хоть руки на себя накладывай. Раньше такого не было, а сейчас… С каждым разом все хуже и хуже. Отходняк, — коротко бросила Наталья.

— Может, тебе лучше выпить немного водки? — нерешительно спросила Валерия.

— Нет, иначе опять могу завестись. Помучаюсь немного, зато к обеду буду в норме.

Стрелецкая с сомнением покачала головой.

— Наташа, по-моему, то, что ты делаешь с собой — это саморазрушение.

Наталья терла пальцами ноющий висок.

— Ох, какая же я идиотка! Понимаешь, эти скоты специально меня накачивают. Я потом ничего не помню. Что делаю, зачем… Все плохо, все.

— Успокойся, Наташ, ты прекрасная певица, тебя любят и знают, все у тебя нормально.

— Нет, не нормально. Читала, что про меня пишут? Я миновала свой час пик.

— Глупости, ничего ты не миновала. Тебе не надо пить.

— Пить мне нельзя, — согласно кивала головой Наталья. — Мне и не хочется совсем, но как попадешь в компанию, заведешься, а потом вот…

Она сморщилась и шмыгнула носом. Ее обожателям и поклонникам было нелегко узнать в этой тридцатилетней женщине с серым лицом и всклокоченными волосами, с трудом приходящей в себя после попойки, притягательную, сексапильную, вызывающе одетую всеобщую любимицу — Наталью Дробышеву.

Она лежала на постели в одних трусиках, не стесняясь собственной наготы. Голая, бесстыдно красивая грудь выглядывала из-под откинутого одеяла.

— Я замерзла. — Она жалобно, как ребенок, смотрела на Леру. — Дай мне что-нибудь.

Стрелецкая принесла ей халат.

Наталья попыталась пройти по каюте, но не сумела.

— Координации никакой, я шага сделать не могу, — она привалилась к стене.

Рядом висело большое зеркало. Дробышева заглянула в него и ужаснулась.

— Как проститутка с трех вокзалов. — Она с трудом поворачивала голову. — Господи, как же это я вчера так нажралась, а? Ничего не могу, рукой двинуть сил нет. А рожа-то, рожа, — она закрыла глаза. — С таким лицом я сниматься не буду!

Режиссер, разведав ситуацию, пришел в ярость. Стрелецкая пыталась его убедить, что во второй половине дня все будет в норме. Но тот, зная повадки Дробышевой, тряс головой. Оператор, кисло морщась, вторил ему, что, дескать, солнце уйдет и на натуре съемки невозможны, только в павильоне. Назревал скандал.

Погасить его удалось с трудом. Валерия все это время не отходила от Натальи, возилась с ней, как нянька, меняла холодный компресс на лице, заваривала какую-то траву.

— Слушай, что ты мне дала? — Дробышева медленно цедила теплый напиток с приятным запахом. — Колотить изнутри перестало.

— Пей, это травяной сбор. С эстрагоном. Снимает тремор.

— А тебе-то это зачем? — изумилась Наталья. — Ты же не пьешь.

Лера улыбнулась:

— Эстрагон, кроме всего прочего, ещё и тонизирует. У меня сердце иногда прихватывает, давление низкое, а кофе пить нельзя, вот и приходится…

— Умная ты девка! — с восхищением произнесла Дробышева.

— Да какой уж тут ум… — отмахнулась Лера, — скрутит — любой поумнеет.

— Не скажи, — непривычно тихим голосом произнесла Наталья.

Она смотрела на Леру своими огромными красивыми глазами. В её непутевой взбалмашной головке шевелились непривычные для неё мысли.

— Ты словно не от мира сего, — наконец произнесла она.

— Почему? — удивилась Валерия.

— Да потому что добрая. Я чувствую. Не напоказ, по-настоящему добрая. Никто из этих сволочей, кто накачал меня вчера, не пришел, не поинтересовался, что со мной, как… Хоть сдохни. Кое-кто даже порадуется, если я в очередной раз сорвусь. Меня уверяли, что ты тоже только и ждешь, чтобы мне подножку поставить.

— Ну зачем ты так, Наташа?

— Я отвечаю за то, что говорю. Можешь считать меня кем угодно, но знаешь, кто подсуетился нас в одной передаче свести и поместить в одной каюте — для полного счастья — знаешь?..

Лера вздохнула:

— Догадываюсь. Не будем про это говорить.

— Нет будем! — упрямо тряхнула Наташа своей роскошной, уже приведенной в порядок платиновой гривой. — Ты можешь догадываться о чем угодно, но всей правды так никогда и не узнала бы, если… Эх, да чего там!..

Дробышева завелась и остановить её было непросто:

— Муж нашей несравненной певички Польди Лэнд, продюсер Илья Шаныгин, считает, что ты кое-кому перешла дорогу. Он и меня на тебя науськивал. Любит стравливать людей. Польди — пустышка, она у него в руках, как воск. Характер и у меня не сахар, а у неё просто — дерьмо. Подлючая девка. Молоденькая и такая подлая… Она переступит через кого угодно, ни на секунду не задумается, лишь бы своего добиться. У неё очень простой взгляд на окружающих: только она самая лучшая, все остальные — говно.