На дальних берегах - Тимофей Грехов

отчёт от том, чего не хватает для открытия родильного и хирургического отделений. — И видя вопросительное выражение моего лица: — Нужны инструменты, зажимы, скальпели, иглы и даже кастрюли. И я не говорю о том, что ему нужно помимо этого несколько тон материи и хлебного вина.

— Это всё нужно, — согласился я. И сразу спросил. — Что по финансам?

— С этим, слава Стихии, всё в порядке. Как я и сообщал ранее, после первой ярмарки не только торговцы и крестьяне хорошо распродались. Нам удалось продать шафран, сельхоз инструменты, лес и даже немного трофейного оружия, оставшегося от азиатских военнопленных. Это, а также поступления от твоего омолаживания и выручка за дирижабли, выправили наше положение.

— Хорошо. Но учти, что три месяца я никого омолаживать не буду. Хотя… — задумчиво произнёс я. — Если будут сильно настаивать, можешь предложить желающим двойной тариф и на дирижабле отправлять в Хабаровск. Уверен, день я смогу выделить для омоложения самых нетерпеливых.

— И богатых, — поддакнул Анри.

Я улыбнулся.

— Разумеется!

Закончили разговор, когда уже было затемно. На душе было так хорошо, что я не стал выводить из крови алкоголь и пошёл в свой дом, в котором слуги должны были подготовить мою спальню ко сну.

— Ты долго! — с порога услышал я голос Аяны.

— Не переживай, мамочка, со мной всё в порядке. — Такое обращение сильно не понравилось Хрущёвой. — А где Афина? — тут же спросили я.

— Она у Балакиных. После того, как ты её исцелил, она ещё не просыпалась.

Я кивнул, после чего пошёл спать.

Когда я зашёл в спальню, то был удивлён тем, что в ней не оказалось рабыни. Немного подумав, даже обрадовался тому, что смогу немного отдохнуть. И после водных процедур, я уснул.

Проснулся я от шума, раздававшегося с первого этажа. По голосу я узнал, что кричит Зес. Поднимаясь с кровати я первым делом создал стихийный клинок, и изготовился принять бой.

Дверь в мою спальню быстро открылась и в неё вбежал Зес. Он был одет в ночную рубашку и трико. И увидев мою готовность вступить в бой, он быстро сказал.

— На нас никто не напал, убери оружие. Дело в Афине.

— Что случилось? — спросил я, и на всякий случай активировал *зрение*, чтобы убедиться, что это на самом деле Зес.

Когда алое свечение пропало, и я деактивировал заклинание ледяного клинка, Зес продолжил.

— Она проснулась от боли. Держится за глаза. И кричит. Зовёт отца… С ней сейчас Ерби, но без тебя нам не справиться.

Мы на высокой скорости добежали до дома Балакиных. И даже на пороге я услышал громкие детские крики.

— Что случилось? — громко спросил я, зайдя в комнату, где была девочка.

На Ерби была надета ночная сорочка, и ойкнув она накинула на себя ближайшую простыню.

— Нашла время стесняться, — проворчал я, и подойдя к Афине погрузил её в сон.

— Что случилось? — второй раз задал я вопрос.

— Не знаю, — ответила супруга Зеса. — Мы проснулись, когда услышали крики. Единственное, что я поняла, что ей было очень больно.

Активировав *зрение*, я начал внимательно смотреть на девочку. В районе головы я увидел, что аура была желто-красного цвета. «Неужели ритуал пошёл не так» — подумал я, когда у услышал голос Аяны.

— Ярар, она отвыкла видеть. Ритуал создал ей новые глаза, но голова разучилась использовать зрение. Из-за этого у неё воспалились глаза!

— Откуда ты это знаешь? — удивился я.

— Мой сверстник на одном из заданий лишился глаза. А когда он начал восстанавливаться, я видела подобное поведение. Девочка ещё неплохо держится. Того вообще пришлось связывать, чтобы он себе глаз не выколол.

— И как долго это может продлиться? — спросил я.

— Не знаю, ты-то восстановил глаз с помощью ритуала, а сородичу пришлось мучиться несколько месяцев. Самуил тогда извёл на него почти все успокаивающие настойки. Как понимаешь, целителей в нашем селении не было.

— Я понял, — произнёс я, после чего направил целительную энергию снимая воспалительные процессы.

— А почему ты не использовал заклинание? — спросил Зес.

Я сделал это не осознано, и задумавшись над своими действиями, понял почему так поступил. Если я правильно понял слова Аяны, то мозг Афины, а вернее её нервные окончания, мягко говоря атрофировались. Мозг забыл, как использовать глаза, и из-за этого начался воспалительный процесс.

Также *зрением* я видел, что магия Афины вновь проснулась, и тем не менее мою энергию она не отталкивала.

— Зес, Ерби, могу я остаться на ночь у вас? — спросил я.

— Разумеется, — первой ответила баронесса. — Тебе постелить в этой же комнате?

— Да. Нужно, когда она начнёт просыпаться, сразу снять воспаление, если оно появится вновь. К тому же я хочу сам поговорить с ней о том, что её отец погиб.

— Что ты скажешь? — тут же спросил меня Зес.

— Правду, — ответил я. — Что его бог Анубис позвал его к себе. Думаю, пока такого объяснения ей хватит. А когда будет старше и её боль поутихнет, я расскажу ей всю правду.

На этом разговор был окончен, и уже скоро я лёг снова спать.

Утром я проснулся, когда почувствовал, что Афина начала просыпаться. Быстро сняв вновь появившееся воспаление, задвинул шторы и стал ждать, когда девочка откроет глаза.

Было забавно наблюдать как она начала щуриться, вглядываясь в моё лицо. Наверное, это действие ей усложняло алое свечение, исходившее от моего лица. И я был готов в любую секунду помочь ей облегчить боль, если она появится вновь.

— Ты не мой папа! — показав на меня пальцем, произнесла Афина. — Где он?

— Извини, он не придёт… — начал я сложный разговор. После чего мне около часа пришлось успокаивать её. Наверное, услышав слёзы, в комнату пришла Ерби. В её руке был бокал с водой, которой она напоила девочку.

Несколько раз я снова слышал слова на неизвестном мне языке. И хоть меня раздирало любопытство, я не стал расспрашивать на каком языке она говорила.

— Что со мной будет? — с серьёзным выражением лица спросила Афина.

— А что бы ты сама хотела? Может у тебя остались родственники в Египте? — спросил я.

— Нет. За всё время, что я себя помню, у меня был только отец. Скажите, Ярар, почему Бог, которому отец посвятил жизнь, позвал его к себе? — со слезами на глазах спросила Афина.

Заготовленного ответа у меня не было и поэтому сказал первое, что придумал.

— Мне сложно судить. — И видя, что такой ответ девочку не устраивает, добавил: — Меня воспитывали родители с верой в Стихию. Иными словами, я верю, что после смерти моя энергия или то, что в других религиях именуется душой, отправится к ней. Однако я ничего не имею против твоего отца, но моя жизнь принадлежит только мне, а не какому-нибудь божеству, которое в любой момент может призвать к себе. И насколько я помню из писаний, даже в посмертии твой отец обязан служить Анубису. А я такой доли для себя не желаю.

Было видно, что девочка обдумывает услышанное. Мы с Ерби при этом вели себя как можно тише, давая ей на это время.

— Я тоже не хочу, чтобы я когда-нибудь покинула своих детей по чьей-то воле. Хочу, как и Вы, распоряжаться своей судьбой.

— Храбрые слова, — ответил я с доброй улыбкой. — Тогда я хочу предложить тебе войти в мой род. Если ты это сделаешь, то о тебе позаботятся мои родственники. Однако в ответ тебе придётся делать то же самое.

— Я согласна, — не раздумывая ответила Афина. — Я стану твоей женой!

— Тьфу, кха! — подавился я, делая в этот момент глоток воды. — Я имел ввиду, что ты станешь мне приемной сестрой! Жён рядом со мной и так целая очередь. Боюсь не прокормлю, — попробовал отшутиться.

— Твой род нищенствует? — с детской непосредственностью спросила Афина, заставив меня понять, что придётся думать, что говорить при девочке, а что нет.

— Нет. Но ты войдёшь в род в качестве сестры. О браке не может идти и речи, — ответил я.

— Ну ладно, — сказала Афина печальным голосом. Хотя на долю секунды, мне показалось, что она издевается надо мной.

Мы поговорили ещё несколько минут, после чего в комнату вошёл Зес с сыном, а следом за ними появился Космос. Он запрыгнул на кровать, на которой всё ещё лежал я рядом с Афиной, и подставив голову стал выпрашивать ласки у ребёнка.

Под детский восторг Игоря (сына Балакиных) и Афины я покинул комнату, а потом и дом, возвращаясь к себе.

Нужно было ещё встретиться со Смирновым, поговорить с церковниками, а также