Клубный маньяк - Иван Юрьевич Коваленко

отправляла или получала за последний месяц. «Привет, как дела». «Пока, до встречи». Миллиарды видов картинок, которые отображают разные эмоции — от грусти до печали, от радости до восторга. Можно подумать, человечество вернулось в эпоху наскальных рисунков и древней письменности, когда не было алфавитов, а люди фиксировали на камнях и папирусах не конкретные слова, а идеи.

— Но это же не плохо, — возразила однажды Варвара. — История делает очередной виток. Если можно передать настроение или отношение к происходящему с помощью рисунка, почему бы этого не сделать? Ты же лучше нас понимаешь, что устои и сложившееся положение вещей — это не всегда каркас, а чаще всего клеть. Мне вот проще прислать улыбающуюся рожицу, чем подбирать на клавиатуре нужные слова. Попробуй.

Да, но что делать с потоком ерунды?..

Или это все его, Тимофея, высокомерие? Старческое занудство, что проснулось лет на тридцать раньше, чем следовало? Тимофею всего за сорок, а рассуждает он, как пенсионер: только и делает, что цепляется за какие-то свои представления, не оставляя миру ни единого шанса. Варвара пока его терпит.

Антонов, кстати, предупреждал, что ничего путного в переписке убитой найти не удастся. Если бы эти листы не относились к делу, их можно было выбросить в помойку, и ничего, мир бы не развалился на части.

Может быть, подумал Тимофей, это и есть способ правильно оценивать свои поступки: понять, что от них останется после твоей смерти. К сожалению, место большинства именно там — в мусорном контейнере. Вот что лучше всего характеризует человека. А чтобы было иначе, нужно уходить в монастырь. Но он-то сам этого никогда не сделает. Лучше останется полицейским и будет помогать делать мир чуточку справедливее.

Поиск опорных точек — именно этим занялись Тимофей и Варвара, когда вернулись в его кабинет, который неофициально стал новым штабом по расследованию «клубных убийств».

У них было свое негласное разделение труда. Тимофей своим чутьем делал «крупные мазки», старался смотреть в самую суть вещей, что пролегают вне логики и слов, а она — его верный товарищ, красавица Варвара, — прорабатывала нюансы. Это она делала, чаще всего привлекая своих верных помощников, IT-бригаду, о которой (и в этом тоже была их негласная договоренность) Тимофей не знал ровным счетом ничего. Для него они были безликие персонажи, космически далекие от него самого, но доказавшие, что на них можно положиться и что мир цифр действительно способен нащупать истину так же точно, как и его необъяснимые «тимофеевские» ощущения.

Варвара была хороша собой. Дело даже не в загадочности, которую он считал первым признаком того, что вместе с ним работает достойный человек. Загадочность сама по себе может оказаться ловушкой (им ли, полицейским, этого не знать!). Но в этой девушке был внутренний стержень, которого ему самому, наверное, как раз и не хватало. Ее стойкость перед любыми сложностями или неудачами — будь то работа или личная жизнь. Хрупкая женщина из вечного камня — так себе сравнение, но другого он пока подобрать не мог.

Он часто видел ее усталой, еще чаще вымотанной, но никогда — поникшей. Пожалуй, только однажды он видел ее растерянной, это было через неделю после того, как она сообщила, что расстается с мужем. Но ни Тимофей, ни кто-либо еще в участке до сих пор не знали, что же там произошло на самом деле: то ли ее супруг устал от одиночества (Варвара появлялась дома реже, чем солнце осенью), то ли он сделал какую-то ошибку, которую она не могла простить. Либо же дело было в банальном отсутствии сил работать над браком. Иногда на это действительно не бывает сил — особенно когда кто-то из супругов половину ночей проводит в поисках преступников, а другой с каждым днем чувствует себя все более беспомощным.

Короче говоря, ничего о своей жизни Варвара не рассказывала, а это означало, что на географической карте их отношений по-прежнему были прочерчены четкие линии, и за них ни он, ни она переступать не решались.

Но, конечно же, как женщина, она понимала, что Тимофей смотрит на нее не только как на коллегу. И наверняка поражалась его выдержке и мудрости, поскольку ни разу за все время (когда она была замужем или после) он не позволил себе ничего, что выходило бы за границы их товарищества.

Легче ли ей было от этого? Ему точно нет. Но Тимофей — это Тимофей. И несмотря на свои 42 года, он действительно чем-то напоминал 60-летнего старика, который много чего пережил и много что понял. Например, он понимал: ситуацию иногда нужно пустить на самотек, и пусть судьба сама определяет, как им обоим поступать дальше.

Вот и сегодня: прежде чем они перешли к делу, он бросил на нее еще один короткий взгляд и поразился, как ладно сидит на ней одежда (белая блузка), с каким вкусом она в очередной раз подобрала юбку и как красиво ее лицо, на котором, как обычно, было минимум косметики — разве что только губная помада. Что там еще невидимого делают женщины со своим лицом, Тимофей, честно говоря, не знал.

Всем нужен чудотворец

Поиск опорных точек.

Аккуратно разложенные на столе папки. На коленях Варвары — черный блокнот. Перед Тимофеем посреди картонных скоросшивателей с протоколами лежит чистый лист бумаги, на котором он, скорее всего, напишет несколько мыслей или нарисует пару квадратов.

Преступления раскрываются по-разному. Иногда действительно достаточно белого листа и блокнота. Но сегодня будет иначе. Недаром же Антонов, по сути, расписался в своем бессилии, раз попросил у Тимофея помощи не только в «молчаливом допросе», но и в том, чтобы взглянуть на дело под другим углом, раз его, «антоновский», ум завел расследование в тупик. А именно тупиком стоило назвать положение, которое сложилось на сегодняшний вечер, когда Варвара была, как и всегда, собранна и красива, а Тимофей погружен в мысли то ли о полицейском расследовании, то ли о судьбах всего человечества.

На самом деле, он собирался с мыслями, чтобы максимально точно расставить акценты в ситуации, где ничего никому не понятно и никто не знает, что делать дальше.

Первое:

• Три убитые женщины никак между собой связаны не были, в этом Антонову можно полностью доверять — доказательств достаточно.

• Значит, дело не в расчетливой мести — например,