Мои миры - Салават Шамшутдинов

Я посмотрел на неё, потом на братишку. При этом козёл состроил такую морду, что я понял, что мне, конечно, хоть и жалко девушку, но своя рубашка ближе к телу. И скорее ответил:

— Нет, что вы, это не я!

Козёл самодовольно ухмыльнулся, а девушка печально подошла к озеру и села на камень, стоявший у самой воды.

Ругая себя самыми последними словами за трусость, побрёл дальше по лесу. То ли из-за расстроенных чувств, то ли по какой другой причине вскоре заблудился. Всё ещё стыдясь своего недавнего поведения, стал оглядываться по сторонам. Лес окружил меня плотной стеной. Ели своими колючими ветками старались хлестнуть в лицо. Кусты щетинились, закрывая все проходы. Пройдя совсем немного, совершенно выбился из сил. Вскоре остановился, буквально окружённый деревьями, и понял, что выхода отсюда не будет. Тогда, набрав побольше воздуха в лёгкие, крикнул:

— Хорошо, я не прав. Струсил. Но вы то! Вы-то куда глядели?! Как вы допустили, чтобы братец превратился в такого козла?

То ли ветер стих. То ли показалось, но теперь ветки деревьев больше не представляли для меня препятствий. Может, всё только причудилось со страху? Успокоившись, хотел продолжить свой путь, как вдруг услышал: «а за козла ответишь». Оглянулся, но никого не увидел. «Что-то нервишки разыгрались», — подумал я.

Лес, что ни говори, оказывает на человека умиротворяющее и успокаивающее действие. Так и со мной произошло. Очень скоро умиротворение и радость поселились в душе. Я шёл дальше, наслаждаясь красотой и ароматом леса, слушая песни птиц, радуясь журчанию лесного ручейка.

— Эх, лепота, — вырвалась у меня расхожая цитата из всеми любимого фильма.

— Какая там лепота, — отозвался скрипучий голос. — Застой и уныние.

В трёх шагах от меня сидела на ветке сорока. Больше, сколько не вертелся, никого не обнаружил.

— Ну, что башкой-то вертишь, гляди, отвалится, — проскрипела сорока.

Она насмешливо смотрела на меня своими чёрными глазами-бусинками. Даже показалось, что улыбается, хотя по понятным причинам этого не могло быть никак.

— Чего без толку-то бродишь? — спросила сорока.

— Да вот, гуляю, — стал оправдываться я.

— Это дело бесполезное, — рассудительно заявила она.

— Что значит бесполезное? — переспросил, с удивлением.

— Ходют и ходют, — недовольно ворчала сорока. — Ты видал, чтоб хоть один зверь в лесу ходил без делу?

— Нет, откуда?

— А ты приглядись. В лесу сегодня праздник. Все идут на концерт, а ты один стоишь у всех на дороге и слюни тут пустил: «лепота». Тьфу, срамота.

Я пригляделся и действительно увидел, что вся лесная живность тянется в одном направлении. Как этого раньше не заметил?

— Не могла сразу что ли сказать, — хотел пристыдить сороку. — А какой праздник?

— Как какой? «Темнота, лета не знает», — затараторила сорока на весь лес, так что мне даже стало неудобно. — Вы слышали, он не знает, что у нас в лесу творится?

— Вот разошлась, — вставила пролетавшая мимо синица. — Теперь пока не проорётся ничего толкового не скажет.

— Нет, скажу, — вдруг резко успокоившись, как ни в чём не бывало, заговорила сорока. — Концерт сегодня в лесу, концерт! Иностранная группа «Гномы»! Проездом! Только один день! Первая и прощальная гастроль!

— А ты говорила «застой и уныние», — попытался я её поддеть.

— Конечно, — ничуть не смутившись, продолжила сорока, — Застой и уныние, но не сегодня.

Кстати, могу предложить билетик в партер.

— Нет уж. Спасибо, — ответил я и пошёл вслед за лесными жителями.

Хоть все и спешили на концерт, их шествие не было похоже на майскую демонстрацию. Все шли тихо и аккуратно, изредка выдавая своё присутствие лишь негромкими звуками или шелестом травы. Памятуя прошлогодний случай, я боялся наступить на кого-либо из зверей или муравьёв, поэтому шёл медленно и аккуратно.

Вдруг рядом со мной раздался визг. Я испугался и даже отступил в сторону. Мне показалось, что опять был слишком неуклюжим. Пригляделся. В том месте, откуда шёл визг, заметил колючие шубки ёжиков.

— Что тебе говорила! — раздался в траве строгий голос. — Никого не трогай по пути. Мы идём на концерт, а не на охоту.

— Но как же? — возразил молодой голос.

— Пойми, мы идём на концерт и мышка тоже на концерт, а ты ей весь костюмчик помял. Да и свой испачкал. Отпусти.

Визг прекратился и по быстро пригибающейся траве я мог проследить, куда побежала спасённая жертва. Затем захотел поближе рассмотреть ёжиков. Мои глаза встретились взглядом с глазами-бусинками самого крупного ежа.

— Вот что бывает из-за того, что концерты в последнее время стали такой редкостью. Дети совсем не знают, что это такое… — посетовала ежиха строгим голосом, и, уже в траве тихонечко добавила. — А охотиться мы будем ночью.

Поляна, на которой шёл концерт, находилась невдалеке. Концерт уже шёл вовсю. На небольшом холмике стояли шесть гномов и самозабвенно пели песенку. «Lya, lya, hi, hy! lya, lya, hi, hy!»— неслось вышину. Гномы пританцовывали в такт мелодии. А звери с замиранием сердца следили за иностранными исполнителями и боялись упустить хоть один звук.

Как я уже говорил, гномов было шесть. Первый и них был худой и длинный. Несмотря на весёлую песенку, лицо его было печально и грустно. Он напомнил мне первый рабочий день, когда впереди ещё вся длинная рабочая неделя, и радоваться особенно нечему. Второй был ниже и веселее. Собственно, все они были, чем ниже, тем веселее. Только пятый был какой-то совсем несоразмерный. До пояса он был короткий и весёлый, а вот ниже он был похож на первого. «Последний рабочий день, — подумалось мне, — до обеда короткий, но после тянется неимоверно долго». Шестой же был очень коротким, и чувствовалось, что он старший, потому что постоянно оглядывался, словно искал кого-то. Покачивая своими шапочками то вправо, то влево они продолжали свой незамысловатый мотив: «lya, lya, hi, hy! lya. lya, hi, hy! lya, lya, lya, lya, hi, hy!».

Вдруг деревья за холмиком зашевелились, и показался ещё один гном. Он тащил за собой, что-то очень для него тяжёлое в красивой упаковке. Самый маленький и самый старший гном изменился в лице. Он взял свою палку, на которую до этого опирался и, стараясь сделать это незаметно, ударил новенького по голове. Предчувствуя необыкновенную развязку, я подошёл ближе. Звуки песни не смолкали, и поэтому никто кроме меня не обратил внимания на эту сцену. А, может быть, звери были более деликатными. Два гнома о чём-то сильно спорили, но я сначала не мог их понять, ведь они говорили не по-русски. Однако, уже готовый разочароваться, я вдруг стал понимать их речь.

— Saturday, — кричал маленький гном, колотя второго палкой по голове, — ti sobral v