Как делать погоду - Улья Нова

Старикан стремительно расправлялся с пирожками. От каждого он жадно откусывал половину, заглядывал внутрь, обнюхивал начинку. И уж после отправлял в беззубый рот все остальное. Не переставая жевать, он сурово окликал всех, кто бросает окурки и фантики мимо урн. Потом неспешно вытер руки клетчатой тряпицей, утер рот и принялся разглядывать что-то в ветвях над прудом. А мне ничего не оставалось, как признать, что все началось с термометра:

«Их украдкой продают дядечки возле метро, спрятавшись за кустами от порывов ветра и милиционеров. На землю они стелют кусок клеенки, на ней раскладывают веер бактерицидных пластырей, ситечки для заварочных чайников, розетки-тройники, крючки для полотенец, сетки для раковин. И термометры – рядком, поверх коробок, чтобы было видно: прибор новый, показывает правильную температуру».

Старикан понимающе кивал, ковырялся в зубах, спрашивал у прохожих, не найдется ли спички. Глухо ворчал: «Мясо-то у нее жилистое. Жалеет хорошую говядину!» Трудно было сказать – слушает он или нет, еще сложнее было предположить, пытается ли что-нибудь понять, впрочем, этим он мало отличался от любого близкого или незнакомого человека, с которым решишь поделиться чем-то важным. Но в отличие от других старикан не убегал, ссылаясь на неотложные дела, не отмахивался, намекая, что все это ерунда, не перебивал и подставлял ухо, чтобы было удобнее шептать. И я продолжал:

«Для большинства жителей спального района торговцы термометрами невидимы. Люди бегут от метро по асфальтированной тропинке, что-то сосредоточенно бормоча в телефоны. Некоторые движутся компанией, провожая гостей, хором смеясь на ходу. Другие витают далеко от асфальта, вообще далеко от Земли. К примеру, девчонка из соседнего подъезда, впервые надевшая новые замшевые туфли, ликует от высоченного каблука-шпильки, гадает, скоро ли наметится мозоль, всматривается в глаза спешащих навстречу мужчин. И летит к метро, ничего не замечая вокруг. Мамаши проплывают, согнувшись над колясками, поправляя там одеялки. Старушки рассматривают из-под бровей ближайший хлебный ларек. Мальчишки в широченных бермудах с ветерком проносятся на роликах, вглядываясь в даль. Парни курят на ходу, сутулятся в воротники курток, жадно глазея на припаркованные вдоль домов машины. Маленькие дети, растопырив пальчики, с визгом бегут крошечными шажками к луже. От лужи, будто возникнув из брызг, разлетаются в разные стороны голуби, озвучивая шелестом крыльев небо. Девочка на трехколесном велосипеде норовит пересечь газон, а молодой папаша держит ее за капюшон и смотрит по карманному компьютеру кино. Сросшаяся парочка летит, никуда особенно не глядя, ни о чем особенно не думая, только чувствуя сцепленные в замок пальцы друг друга. За дамой в черной вязаной шали, будто из передвижной парикмахерской, тянется шлейф парфюмерии. У двух-трех прохожих разной степени облысения на некоторое время сбивается дыхание. Их взгляды прикованы к фигурке, которая тикает и пульсирует на ходу бедрами, икрами, плечами.

И подковки плетеных босоножек будто целуют асфальт: мцок-мцок. Совершенно не удивительно, что продавцы, затаившиеся за кустами со своими термометрами и ситечками, отчаиваются выловить из потока людей хоть одного покупателя. В выгоревших льняных фуражках, они тоскливо отмахиваются газетой от мух. А в другой день – скрываются под зонтом с обломанной спицей. Но чаще, смирившись с печальной участью московских невидимок, решают кроссворды, со скукой глазеют по сторонам, изредка поглядывают на часы».

Мой слушатель нахохлился и изучал исподлобья небо над сиреневым прожектором, освещавшим каток. Я умолк, чтобы проверить, слышит он хотя бы мой голос. Помнит ли, что я по-прежнему сижу рядом с ним на скамейке. Или ему, как и многим другим, безразлично, говорю я, молчу или уже ушел. Некоторое время мы молчали, вокруг скрипел снег, на катке стучали клюшки, сталкиваясь, визжали фигуристки. Взвыла сирена «скорой помощи». Тут и там нетерпеливо гудели машины. На бульваре истошно крикнули: «Юля!» Старикан вздрогнул, потряс меня за рукав и нетерпеливо кукарекнул: «У тебя все? А чего молчишь? Проснись и пой, пропащий! Поехали дальше!»

Тогда, за то, что он хотя бы сделал вид, что слушает, я признался:

«Обычно и я, ничего не замечая вокруг, несся от метро домой. Сначала из института, с пустой или забитой новыми знаниями головой, – спешил выгулять беспородного пса по кличке Боб. Потом бежал из небольшого интернет-магазина, где трудился курьером. Частенько я летел и со второй работы, из магазинчика по продаже аксолотлей и аквариумных рыб, – хотелось поскорей оказаться дома, включить компьютер, утонуть в Интернете. Потом каждый день я возвращался с окончательной и постоянной работы, из подвальчика на шоссе Энтузиастов, где несколько лет вывешивал новости на сайт “Красота волос”, вдыхая отдушки соседней прачечной и ванильные ароматы маленькой пекарни. По дороге домой я занимался тем, что умею делать лучше всего на свете. В чем являюсь несомненным профессионалом: сочинял сказки, главный герой которых – я сам. Музыкальная заставка. Сказочные фанфары. И в освещенном кругу собственной персоной Митя Ниточкин, убежденный пешеход, невнимательный радиослушатель, рассеянный телезритель, почитатель талантов, без пяти минут самурай и просто хороший парень, которому когда-нибудь повезет. Сочиняя свою будущую жизнь, я шагал к дому в джинсовых кедах Converse, год спустя обходил лужи в замшевых казаках, через полгода шлепал по пыли во вьетнамках, одну из которых потом унесло в море, осенью брел в строгих кожаных туфлях, маршировал, сминая чужие окурки, в представительных нубуковых ботинках. В любое время года смотрел поверх голов, не замечал моросящий дождь и торопился заварить чай и разогреть ужин к возвращению Алены с радио».

«С какого такого радио? – встрепенулся старикашка. – Кто эта Алена, кем она там работает? Я ведь многих на радио знаю. Я и сам в их кругах широко знаменит. Давай, друг дорогой, с этого места подробнее». – Его мутноватый взгляд сконцентрировался, уперся в меня, почти превратив в мраморную статую человека со скамейки. Но на этот раз я сопротивлялся:

«Подождите! Про Алену расскажу, когда придет время. Давайте по порядку. А то запутаюсь и упущу что-нибудь важное. Так вот. Возвращаясь домой, помимо сказок я еще слушал музыку, лавировал среди несущихся навстречу роллеров, велосипедистов, молодых мамаш и прохожих. Мечтал, чего куплю из одежды и дисков, хмыкал в мобильный, вылавливал из сумки зонт. А еще гадал, удосужится ли Алена перед выходом с работы мне позвонить. Или опять пришлет смс-ку, что задерживается на час, на три, до позднего вечера. Иногда по пути я забегал в зоомагазин купить корм псу. Заворачивал в “Продукты” – за ряженкой для соседки. В стекляшку “Музыка. Фильмы. Игры” – за батарейками или диском. А пару лет спустя носился как угорелый, покупая носочки 20 den, пенку для укладки волос, жидкость для снятия лака, корзиночки с фруктами и йогуртовым кремом – по списку Алены. Я был так увлечен всем этим, что ни о каких дядечках с термометрами не могло идти речи – хорошо, если я замечал ярко-бирюзовую сумку под мышкой у несущейся навстречу девушки. Или хромую старуху с толстой и тоже хромой собакой, мою любимую парочку чудаков нашего района. Правда, когда на полпути домой я поворачивал голову влево, мне все же бросалось в глаза вечернее небо в розоватых пушинках облачков позади голубятни, что стоит хитрой избушкой в низине, среди тополей и берез. Но бывало, я не замечал, что начинается дождь. И мог дойти до дома, не придав значения, есть ли ветер.