Простые смертные - Дэвид Митчелл

Я молча… уставилась на ее промежность, которую она и не подумала прикрыть, и не отводила глаз, пока Стелла не сказала насмешливо:

– Вряд ли моя так уж отличается от твоей, тебе не кажется?

И я перевела взгляд на Винни, которому было явно не по себе. Впрочем, он, нервно хихикнув, поспешно пояснил:

– Это совсем не то, что ты думаешь.

А Стелла, по-прежнему великолепная, как ни в чем не бывало прикрыла себя периной и сказала:

– Да ладно тебе темнить. Это именно то, Холли, о чем ты подумала. Мы все собирались тебе сказать, но, как видишь, непредвиденные события нас опередили. Фактически, моя дорогая, ты получила отставку. Неприятно, конечно, но такое порой случается даже с самыми лучшими из нас, а если честно, так почти с каждой. В общем, c’est la vie. Не расстраивайся, в море житейском полно точно таких же Винни. Так что лучше сразу обрубить концы и попросту уйти. Разве тебе не хочется сохранить хоть немного достоинства?

* * *

Когда я наконец перестала плакать, то поняла, что сижу на какой-то холодной каменной лестнице, ведущей в маленький дворик, рядом со мной высится кирпичная стена пяти- или шестиэтажного дома, и из нее на меня смотрят узкие окна со ставнями. Сквозь плиты, которыми был вымощен дворик, пробивалась трава, в воздухе медленно проплывали семена одуванчика, кружась, как снежинки. Когда я с грохотом захлопнула за собой дверь квартиры Винни, ноги, видимо, сами принесли меня сюда, на зады «Грейвзенд дженерал хоспитал», где когда-то доктор Маринус по моей просьбе избавил меня от мисс Константен – мне тогда всего семь лет было. Я даже не помнила, ударила ли я Винни. Мне казалось, что я тону в патоке. Я даже дышать толком не могла. Я смутно помнила, как он с силой стиснул мое запястье – до сих пор было больно, – а Стелла что-то злобно тявкала, вроде «Да будь ты наконец взрослой, Холли, и чеши отсюда! Это же реальная жизнь, а не эпизод из фильма «Династия»!»; а потом я выбежала, громко хлопнув дверью, и понеслась сама не зная куда… Я знала одно: как только я остановлюсь или хотя бы замедлю бег, так сразу же превращусь в этакое сопливое желе, и тогда, разумеется, одна из маминых шпионок тут же это заметит и доложит. И для нее это уж точно будет самой настоящей «вишенкой на торте»! Потому что окажется, что она была кругом права. Я любила Винни так, словно он был самой важной частью меня самой, а я ему всего лишь нравилась… причем не больше, чем какая-нибудь вкусная жевательная резинка. Сунул в рот – и наслаждаешься, но как только из жвачки уходит весь вкус и аромат, ее можно попросту выплюнуть и тут же сунуть в рот новую. Вот Винни меня и выплюнул. А новой жвачкой оказалась не абы кто, а моя лучшая подруга Стелла Йирвуд! Как он мог? Как она могла?!

«Прекрати реветь! – велела я себе. – Подумай о чем-нибудь другом…»

* * *

Итак, «Холли Сайкс и Сверхъестественное Дерьмо», глава первая.

В 1976 году мне было семь лет. За все лето не выпало ни одного дождя, и листья в садах стали совершенно коричневыми от засухи. Я хорошо помнила, какая огромная очередь с ведрами выстраивалась в конце Куинн-стрит, где была колонка, мама с Бренданом тоже ходили туда за водой. Из-за той ужасной засухи, наверное, и начались мои странные сны наяву. В ушах у меня то и дело звучали чьи-то чужие голоса. Но не безумные, не несущие всякую чушь и даже не особенно пугающие. Во всяком случае, сначала они меня не пугали… Я называла их «радиолюди», потому что в самый первый раз решила, что где-то в соседней комнате просто включено радио. Вот только оно там включено вовсе не было! Эти голоса я наиболее отчетливо слышала по ночам, но и в школе я их тоже порой слышала, если в классе было достаточно тихо, например во время контрольной. Три или четыре голоса разом что-то нараспев рассказывали, но доносились как бы издали, так что я так и не могла толком понять, о чем они мне говорят. Брендан уже успел поведать мне не одну страшную историю о психушках и тамошних врачах в белых халатах, так что я боялась кому-нибудь рассказать, что со мной происходит. Мама была беременна Жако, папа сбивался с ног в пабе, Шэрон исполнилось всего три года, а Брендану уже и тогда было на все начхать. Я понимала, что слышать какие-то голоса – это ненормально, но вреда они мне никакого не причиняли, и я решила, что это, возможно, просто одна из тех тайн, с которыми людям приходится жить всю жизнь.

Однажды ночью мне приснился жуткий сон о пчелах-убийцах, которые вырвались на свободу и мечутся по нашему «Капитану Марло». Проснулась я вся в поту и увидела, что какая-то дама сидит на кровати у меня в ногах и говорит: «Успокойся, Холли, все хорошо». Я, разумеется, сказала: «Да-да, спасибо, мамочка», потому что кто же еще это мог быть, как не мама? И почти сразу услышала, как мама смеется на кухне в дальнем конце коридора – это было еще до того, как у меня появилась своя комната на чердаке. Услышав мамин смех, я решила, что дама, сидящая у меня на кровати, мне просто снится, и включила свет, чтобы в этом убедиться.

И, естественно, там никого не оказалось!

– Не бойся, – снова услышала я голос все той же дамы, – но я такая же настоящая, как и ты.

Я не завопила и не потеряла рассудок от страха, хотя меня прямо-таки затрясло. И все же я чувствовала, что это какое-то испытание, или что-то вроде пазла, который нужно собрать, или задачки, которую нужно решить. В комнате явно никого не было, но ведь кто-то же со мной разговаривал! И я, стараясь по возможности сохранять спокойствие, спросила у той дамы, не привидение ли она.

– Нет, я не привидение, – ответила мне она, хотя ее там и не было, – а гостья твоей души. Именно поэтому ты и не можешь меня видеть.

Я спросила, как ее зовут, эту «гостью моей души», и она сказала: «Мисс Константен». А еще она сказала, что отослала прочь всех прочих «радиолюдей», потому что они могли помешать нашей дружеской беседе, и спросила, не против ли я. Я сказала, что нет. И тут мисс Константен вдруг заторопилась, сказала, что ей пора, но она с удовольствием вскоре вновь ко мне заглянет, потому что я «уникальная юная леди».

Потом она исчезла, а я еще долго не могла уснуть, а когда мне все же это удалось, была уже совершенно уверена, что у меня теперь есть новый хороший друг.

* * *

И что теперь? Пойти домой? Да я лучше все зубы дам себе вырвать! Мама же отбивную из меня сделает, потом польет соусом из дерьма, сядет напротив и будет, довольная до потери сознания, смотреть, как я хлебаю полной ложкой. А потом мне до скончания веков и слова ей поперек сказать будет нельзя, только да-сэр-нет-сэр-три-полных-кружки-сэр, а иначе она тут же снова припомнит «эту историю с Винсентом Костелло». Ладно, значит, на Пикок-стрит мне не жить. Но дома-то я, по крайней мере, могу достаточно долго не показываться и доказать маме, что я достаточно взрослая и способна сама о себе позаботиться, чтобы она наконец перестала обращаться со мной как с семилетней. Денег мне пока на еду вполне хватит, а из плена жарких страстей я, похоже, выберусь еще не скоро, так что будем считать, что летние каникулы у меня просто начались чуть раньше обычного. И хрен с ними, с экзаменами! Хрен с ней, со школой! Стелла, конечно, все повернет так, будто я – этакая чувствительная истеричка, нежным плющом прильнувшая к бойфренду и упорно не желавшая замечать, что бойфренд попросту от меня устал. И благодаря ей уже к девяти утра в понедельник Холли Сайкс станет официальным посмешищем для всей школы «Уиндмилл-Хилл». Можно не сомневаться.