Быстрее молнии. Моя автобиография - Усэйн Болт

Если он был явно сердит, то я знал, что мой зад спасен и можно будет отделаться дискуссией. В таких случаях он просто говорил, говорил и говорил, а поскольку это было любимое занятие, то говорил отец долго. Порка была крайним методом, я догадывался, что меня сейчас отстегают, если отец был внешне спокоен. Когда я шалил дома, меня наказывали ремнем. Если я дурачился за пределами дома и был пойман с поличным, тогда действительно было больно. Удар! Еще удар! Каждый удар чертовски жалил, у меня выступали слезы, но я не возмущался порке. Таким способом меня научили различать плохое и хорошее и сделали тем, кем я являюсь сегодня.

Видите ли, уважение было для моего отца тем, с чем не шутят. Для него были важны хорошие манеры, и он хотел сделать это моими ценностями, чтобы я вырос вежливым и благовоспитанным человеком. И он всегда показывал пример. Отец всегда был со всеми учтив и требовал, чтобы люди к нему относились так же. Если кто-то был с ним груб, то отец этого не терпел. Неважно, кем являлся этот человек в Шервуде или чем занимался, но если он входил в наш дом без должного уважения, отец указывал на дверь.

Временами я ненавидел постоянное требование отца быть вежливым. Я помню, как он наставлял меня говорить всем встречным «Доброе утро!», когда я в возрасте пяти-шести лет начал ходить в Вальденсию, приветствовать абсолютно всех – неважно, кто они или чем заняты. Это выглядело нелепо. По пути в школу я мог пожелать доброго утра 20 незнакомым людям. Должно быть, я казался ненормальным с этими бесконечными «доброе утро!», «доброе утро!»…

В большинстве случаев мне улыбались в ответ, но была одна пожилая дама, настоящая бой-баба, которая стояла у своих ворот, когда я встречал ее изо дня в день. Помня, чему учил меня отец, я всегда кивал и говорил: «Доброе утро!», но она мне никогда не улыбалась и не отвечала. Она только смотрела. Поначалу я просто терпел. Я здоровался с ней ежедневно, зная, что она меня проигнорирует, но однажды я потерял терпение.

«К черту все это! – подумал я. – Почему я должен желать ей доброго утра, если она специально не замечает меня?»

Как обычно, поравнявшись со знакомым домом и заметив хозяйку, стоящую на привычном месте, я просто прошел мимо. Не было ни поклона, ни вежливого «Доброе утро!». Я выбросил это из головы, но не учел, что на Ямайке детская грубость всегда вызывала недовольство. Когда я вернулся домой, то не поверил своим глазам: она стояла в нашей передней и выглядела очень разгневанной. Тетка смерила меня суровым взглядом. Ее руки были сложены на груди, она постукивала каблуком. Ей не хватало только булавки, чтобы уколоть меня. В ту же секунду отец схватил меня за шиворот.

– Болт, – сказал он тихо и спокойно – верный признак того, что я серьезно вляпался. – Разве я не просил тебя говорить «Доброе утро!» абсолютно всем без исключения по дороге в школу?

– Но, папа, я говорил этой даме «Доброе утро!» каждый день, а она никогда…

– Всем без исключения – повторил он снова.

Как же я был зол на эту пожилую женщину! За нее мне вкатили небывалую порку, но это стало хорошим уроком. По мере того как удары обрушивались на мою спину, я все больше ценил важность хороших манер и уважения. С тех пор я уже никого не игнорировал. Да просто не посмел бы.

Я появился в Вальденсии в школьной форме цвета хаки и сразу же нашел друзей. Я был энергичен, с хорошими манерами, поэтому легко сходился с любыми людьми, но особенно мне нравились ребята, увлеченные крикетом, я дружил со всеми, кто имел биту и мячи. Моим другом стал парень по имени Нугент Уолкер Джуниор, потому что он заводился так же, как и я, особенно во время просмотров игр Кортни Волша и Брайна Лары по телевизору, больше всего времени мы проводили, ударяя по шестеркам на школьном поле.

Нугент жил недалеко и обычно поджидал меня у своего дома, чтобы вместе идти в школу. Мы стали неразлучны. Практически сразу друзья прозвали его ЭнДжей – по инициалам; а через некоторое время все в школе стали и меня называть ВиДжей. Я понятия не имел, что это значит, но не обращал особого внимания на это прозвище, потому что свое настоящее имя терпеть не мог. Никто не мог произнести его правильно, и меня называли то Юууусэйн, то Ооосэйн, когда я знакомился с кем-то. Некоторые дети называли меня Инсейн, что означало душевнобольной. Но по-настоящему я оценил сложность произношения своего имени, только когда в высшей школе ко мне стали обращаться девчонки.

– Йо-сэйн! Йо-сэйн! – ворковали они.

«Вот как, – подумал я, когда услышал это впервые. – Мое имя звучит совсем даже неплохо, когда девчонка произносит его на улице!»

В школе я учился хорошо, особенно по математике, и, когда начались занятия, сделал важное открытие: оказалось, что мне нравится соревноваться! Как только у какого-нибудь ученика возникали сложности у школьной доски, я тут же бросался на выручку. Часто в решении примеров со мной состязался ЭнДжей, и вот тогда во мне просыпался инстинкт бойца. За что бы я ни брался, я должен был выйти победителем. Я должен был выиграть во что бы то ни стало. Первое означало все, второе – ничего. Проигрывать я ненавидел.

Быстро пролетели первые годы в школе, за это время спорт стал моим любимым делом. Благодаря тренировкам в диких лесах Коксита, я бегал очень быстро. В крикете, когда я был боулером, то мог на большой скорости добежать до калитки. Мои физические данные давали мне преимущества перед другими учениками, потому что я вырос высоким парнем. Уже в возрасте восьми лет я добегал до калитки быстрее тех игроков, которые были на три-четыре года старше меня. Я был с ними одного роста и вскоре стал выступать за Вальденсию, будучи намного моложе, чем дети в других командах.

В спринте я тоже был неплох. У меня был серьезный потенциал. Я развивал большую скорость и, после того как выиграл у Рикардо на школьном дне спорта в Вальденсии, принял участие в первых межшкольных соревнованиях (где главный приз был сделан из олова и пластика, а не был рисом и горохом) и снова победил. После еще нескольких забегов в 1997 году всем стало очевидно, что я – самый быстрый ребенок в Шервуде, а в десятилетнем возрасте я уже выигрывал окружные соревнования в Трелони. Люди стали замечать, что я чего-то стою, а я продолжал выигрывать гонку за гонкой. Наш дом постепенно наполнялся пластиковыми кубками и медалями, которые я выигрывал на чемпионатах, но они ничего не значили для меня, я просто бегал в свое удовольствие и наслаждался. Мне нравилось то ощущение, которое возникало, когда я первым прибегал на школьных гонках, опередив других детей, но я не видел себя в будущем на беговой дорожке, я не рассматривал спорт как серьезное занятие. Да и как я мог? Я ведь был ребенком.

И все-таки двери в спорт для меня были открыты. После нескольких лет участия в соревнованиях на уровне школы и округа меня пригласили бежать 100 и 150-метровки на национальных школьных соревнованиях. Мне надрали задницу на обеих дистанциях, но поскольку я все равно оказался самым быстрым в своей возрастной группе на северо-западе Ямайки, то меня приняли на спортивное отделение средней школы имени Вильяма Нибба. Она находилась рядом с Фольмутом, куда приходили большие круизные корабли с толпами туристов, и мы могли доехать туда на машине.