Запад-81 - Александр Викторович Горохов

— Отлично себя чувствую, — буркнул тот. — Куда лучше, чем когда спать ложился.

— Но нам всё равно необходимо вас госпитализировать. На всякий случай.

— С ума сошли? Учения сегодня начинаются. А я действительно чувствую себя нормально. Для своего возраста. А вы чего сюда набежали? — министр обороны снова уселся на кровати и теперь смотрел на набившихся в номер.

— Дежурный офицер побежал доложить вам о случившемся ЧП, а вы не отвечаете. Пришлось вскрывать замок, а вы лежите без сознания…

— Что у вас за ЧП?

Докладывавшийся генерал замялся.

— Ну?

— Понимаете, товарищ маршал Советского Союза, около двух часов ночи военный городок окутал какой-то странный серебристый туман, и все, кто бодрствовал, потеряли сознание. Невзирая на звания, должности и место в наряде. Кто-то буквально на минуту-другую, а кто-то, как вы, надолго. При этом пропало централизованное электроснабжение и телефонная связь за пределы городка.

— Вы тоже потеряли сознание?

— Так точно, товарищ маршал Советского Союза. Но меня быстро привели в себя. Дежурный при штабе.

— А вы? — нацелился министр пронзительным взглядом сквозь очки на остальных.

— И мы тоже, — послышались нестройные голоса.

— И у нас в госпитале все, включая больных, — подтвердил врач.

— Радиационную, химическую и бактериологическую обстановку выясняли?

— Так точно! Никаких отклонений от нормы. Я, как пришёл в себя, приказал немедленно проверить.

Это снова дежурный генерал.

— Странно. Поднимите Огаркова, Ивашутина, Варенникова и… В общем, будите всех, прибывших со мной.

Пока натягивал мундир и сапоги, снова влетел генерал-майор. Да как же его фамилия?

— Товарищ маршал Советского Союза, беда! Из всей вашей свиты живы лишь маршал Огарков и генерал армии Ивашутин. Оба уже пришли в себя. У остальных пульс не прощупывается. Судя по всему, скончались около часа назад, как раз в момент этого странного поголовного беспамятства.

— Связь с Москвой есть?

— Никак нет, товарищ маршал. И с Минском тоже.

— А радиосвязь?

— И радиосвязи нет. Из гражданских радиостанций удалось поймать на длинных волнах только Европу: Берлин, Лондон, Париж, Рим… Но…

— Что такое?

— Товарищ маршал, Дмитрий Фёдорович! Все эти радиостанции транслируют передачи 1941 года.

— Вы случайно не пьяны? — грозно глянул на дежурного министр.

— Никак нет, товарищ маршал Советского Союза! Мне только что позвонили из штаба и подтвердили, что в три часа ночи по Московскому времени в новостных выпусках говорилось о штурме британцами Тобрука, выступлении Черчилля в Нью-Йорке, где он благодарил за помощь Америки в борьбе с Германией, о выходе Финляндии из Лиги Наций. В общем, если верить вражеским голосам, то сейчас ночь с 18 на 19 июня 1941 года. Англичане возмущаются массовой высылкой жителей Эстонии, Латвии и Литвы. В Берлине, транслирующем нацистские военные марши, уже девятнадцатое, а в Лондоне — ещё восемнадцатое. В остальном эфире изредка попадается передача шифрованных радиограмм морзянкой на нижнем диапазоне коротких волн.

— Прикажите связаться с Москвой и Минском по радио! — начал нервничать Устинов. — С частями Белорусского военного округа, прибывшими на учения. Со всеми, кого связисты сумеют отыскать в эфире! И отправьте тела погибших в холодильник: как только разберёмся с ситуацией, нужно будет выяснить, что это за мор такой напал на генералов и маршалов.

Из-за суеты в коридоре с выносом тел погибших пришлось задержаться, но после отъезда от гарнизонной гостиницы первой партии медицинских машин генерал и маршал сумели сесть в «Волгу», которая помчала их в штаб учений, уже напоминавший растревоженный улей.

Впустив его в кабинет начальника гарнизона, исчез и генерал-майор… Кстати, удалось вспомнить его фамилию — Крылов. А спустя минуту прибыл на доклад начальник связи дивизии. Видимо, уже настропалённый Крыловым, потому что принялся докладывать именно о том, что требовал Устинов.

— Товарищ министр обороны, нам не удалось связаться с радиоцентрами министерства обороны, генерального штаба и Белорусского военного округа. На связь вышли лишь отдельные радиостанции, принадлежащие войскам, прибывшим для участия в учениях. Это 120-я гвардейская мотострелковая дивизия и входящие в неё полки, 350-й и 357-й гвардейские десантные полки, 297-й гвардейский мотострелковый полк, аэродромы в Боровцах и Боровухе, Журжево, куда, как вы знаете, помимо транспортной авиации, перелетел ещё и 927-й истребительный авиаполк, несколько человек из штаба авиаполка в Быхове и аэродром Мачулищи. Причём, из Быхов сообщают о том, что у них вообще не осталось самолётов: все исчезни вместе со стоянками.

— Как так исчезли? Стратегические бомбардировщики — и вдруг исчезли?

— Товарищ маршал Советского Союза, я докладываю то, что содержится в радиограмме из Быхова. Разрешите продолжать?

Сдержанный кивок министра.

— Отозвался также ряд артиллерийских, ракетных, зенитных и других вспомогательных подразделений различных частей и соединений. С остальными участниками учений продолжаем пытаться установить связь, но пока безуспешно. Все, вышедшие на связь, подтверждают странную потерю сознания у личного состава, находящегося на постах либо боевом дежурстве. Некоторые неохотно подтверждают этот факт. Все части, столкнувшиеся с данным явлением, подняты по тревоге и переведены в полную боевую готовность.

Ясно. Значит, это никакое не применение неизвестного оружия против начальствующего состава запланированных на… уже сегодня учений. А «явление» повсеместное.

— И ещё, товарищ маршал Советского Союза. Полностью отсутствует радиорелейная связь и сигналы со спутников. Не только с наших, но и с американских. Локационные станции не фиксируют ни единого самолёта в воздушном пространстве. Даже гражданских самолётов в небе нет.

Время шло, на улице неожиданно рано для сентября светало, а связи ни с Москвой, ни с Минском не было. Никакой. Из хороших новостей — только ещё несколько отозвавшихся отдельных небольших подразделений. Ну, и ещё пришедшие в себя Николай Васильевич Огарков и Пётр Иванович Ивашутин. На удивление, оба такие же бодрые, как и сам Дмитрий Фёдорович. А вот с прочими многозвёздными генералами и маршалами, прибывшими вчера из Москвы, Минска и других городов — беда!

— Что скажете по поводу случившегося, товарищи?

— Что-то невообразимое, — покачал головой Николай Васильевич.

— Как только рассветёт, надо поднять в воздух самолёты-разведчики. На Минск и другие крупные белорусские города, на Москву, на окрестности полигона, на Ригу и Киев. Может, им удастся связаться с командованием округов. На крайний случай, приземлятся на аэродромах и выяснят, что у них там творится, — предложил Ивашутин.

В пять утра с аэродрома Мачулищи ушли в воздух четыре Миг-23. И буквально через пятнадцать минут в кабинете, оккупированном двумя маршалами и генералом армии, затрезвонил телефон. Поступил первый доклад по радио от пилотов Мигов.

— Лётчики сообщают, что вся местность вокруг Дретуньского полигона кардинально изменилась. Полностью исчез город Новополоцк и комбинат в его окрестностях, Полоцк сильно уменьшился, в нём пропали все здания послевоенной постройки, многие населённые пункты исчезли, но появились небольшие деревеньки, не отмеченные на полётных картах. У Витебска такой вид, будто он перенёсся из довоенных времён. Минск стал другим: очень сильно ужался в размерах, и в нём полностью исчезла