Исповедь мачехи - Екатерина Сиванова

Ни одной мысли про то, что ну вот теперь-то он никуда не денется, не было и в помине. Знаю, знаю, что и спустя годы после рождения нашего Егора многие шептали за моей спиной про то, как я «ловко мэра окрутила и на себе женила». Ну да Бог им судья…

Мне пришлось посидеть на лавочке перед подъездом и подождать возвращения с работы человека, который все еще не знал о том, что случилось Чудо… Я думала, как скажу о ребенке, но совершенно не думала о том, что услышу в ответ. Точнее, не то чтобы не думала, а меня это совершенно не волновало. Я шла, чтобы сообщить Новость. Мне даже не нужны были поддержка и радость… Вот такие у нас тогда были отношения, такие усталость, запутанность и опустошенность.

– Я пришла, чтобы сказать тебе: у меня будет ребенок. Твердо знаю, что буду рожать. Мне… Нам ничего от тебя не надо. Но ты должен знать, потому что иначе будет нечестно… Срок совсем еще маленький… Рожать в конце июня – начале июля…

– Ты сошла с ума!!! Этот ребенок не может родиться в этом городе! Ты должна уехать отсюда! Хочешь, я отправлю тебя к моим родителям?.. Нет! Это невозможно!!!

Молча оделась и ушла.

Я шла по вечернему городу, шла спокойно и уверенно. Все сделано правильно. До сих пор помню, какое было небо и как светили фонари…

На следующее утро Андрей был у меня дома. Он попросил его не торопить. Говорил, что любит…

И мы стали жить дальше так, как жили до этого: я в своей квартире, он – в своей.

Я в одиночестве пережила угрозу выкидыша, госпитализацию для сохранения беременности. Андрей иногда заезжал, улыбался, вручал сувениры из очередной командировки и, опустив глаза, говорил: «Ну… Я пошел… Мне еще к детям надо заехать…»

А потом что-то произошло… Я так до сих пор и не знаю. Но однажды Андрей приехал ко мне и сказал:

– Хватит. Когда ты переедешь ко мне?

– Зачем же переезжать в квартиру, которую ты снимаешь, когда у меня есть своя, совершенно замечательная квартира? – ответила я первое, что мне пришло в голову.

На самом деле я страшно боялась этого момента. Я ждала его, знала, что так будет, но боялась… Потому что страшилась снова пережить боль…

– Затем, что я никогда не смогу жить в твоей квартире. Не могу я, мужчина, жить в квартире женщины. Это неправильно. Так когда ты переедешь?

Я переехала на следующий день.

Нам пришлось расстаться с моим верным псом… Он так и не принял факт существования в моей жизни Андрея. А когда почувствовал, что я беременна, совсем отбился от рук. Рэй до сих пор мне снится. Я по сей день чувствую себя виноватой перед ним.

Потихоньку, день за днем, шаг за шагом мы с Андреем привыкали жить вместе: каждый вечер встречаться, разговаривать за ужином, спать рядом, просыпаться, не натыкаться друг на друга в ванной, завтракать, уходить на работу. Надо было приспосабливаться к привычкам и характерам, надо было научиться жить в крохотной комнате съемной квартиры (комнат было две, но одна оказалась заперта) и не нарушать личного пространства друг друга. Наверное, это прозвучит эгоистично, но, по-моему, в то время «приспосабливалась» только я. Андрею было не до этого. Сутки напролет он работал.

Однажды он простыл. Вечером после работы, кашляя и не выпуская из рук носового платка, мой мужчина сидел, скрючившись, на диване и смотрел свой любимый во все времена хоккей. Я сбегала к маме за малиновым вареньем, заварила чай, испекла какие-то плюшки… Поставила это все на стол перед Андреем. Он сказал: «Спасибо!» – и, не притронувшись, стал смотреть телевизор дальше. Тихонечко, чтобы не мешать, я взяла плед, который специально притащила из своей квартиры «для уюта» (мой папа очень любил этот синий с красными полосками плед…), и укрыла плечи и спину Андрея. В следующее мгновение он вздрогнул, как от разряда тока, взмахнул руками, сбрасывая с себя плед, задел чашку с чаем, она упала и…

– Андрей! Что с тобой? – закричала я.

– Я не привык… Прости… Я не привык, – ответил он и ушел на кухню.

Вернулся с тряпкой, стал вытирать со стола чай. Я взяла себя в руки, чтобы не расплакаться, и стала помогать наводить порядок. Потом терпеливо налила новый чай. Села рядом.

– Скажи, что случилось? – как можно спокойнее наконец спросила я.

– Прости… Просто я не привык. Так не было никогда… С тех пор, как я уехал от родителей поступать в училище.

– Ты никогда не болел? – уже поняв, в чем дело, я пыталась начать шутить.

– Болел. Но всегда один. И чай сам себе заваривал, и варенье… А ты знаешь, какое вкусное малиновое варенье я умею варить?

– Да ладно… Ты?! Варенье?!

– Да! Знаешь, мне надо было чем-то себя занимать в выходные… Друзья звали то за грибами, то за ягодами. Я, конечно, ехал, собирал… Одному ведь можно в выходные совсем с ума сойти от тоски… А потом, когда урожай домой привозишь, хочешь не хочешь, как-то обрабатывать надо… Вот я и варенье научился варить, и грибы варить, а потом замораживать…

– Прости меня, но я спрошу: а где была твоя семья?

– У мамы Марины, в Липецке. Они там жили всегда. Мои дети родились там… До тех пор пока я не смог получить квартиру в Прионежске, они всегда жили там. Когда Аля пошла в первый класс, стали жить весь учебный год со мной, а на лето уезжали в Липецк… Давай не будем больше об этом.

– Хорошо.

– Я обещаю тебе: я привыкну и к твоей заботе, и к тому, что нужен вот так, по-настоящему. Каждый день.

– Всегда…

По утрам в нашей маленькой съемной квартирке в одно и то же время раздавался звонок телефона. Мама дочерей Андрея то просила его о чем-то, то ругала из-за чего-то, то ставила задачи… Я знала, что он неловко себя чувствует во время этих разговоров, и уходила в ванную. Собственно, даже если бы я очень хотела, я бы ничего не услышала кроме:

– Марин… Марин… Марин…

Из трубки доносился громкий женский голос, временами переходивший в визг. Каждый раз разговор заканчивался тем, что Андрей просил отложить разговор на вечер, потому что опаздывает на работу. Потом молча пил чай и уходил. Я ничего не могла сделать, никак не могла помочь человеку, которого любила. Я понимала, что эта визжащая женщина – мать его детей, а Андрей без своих девочек не может жить.

Жена Андрея никогда не работала. На руках у Марины был красный диплом об окончании торгового института. Она озадачила Андрея своим устройством на работу буквально так: «Ты нас бросил, и жить нам теперь не на что», и тот устроил ее завхозом в спортивную школу.

Люди шептались: «Вы слышали, наш мэр бросил учительницу с двумя детьми…»

Когда в очередной раз утром раздался звонок, я не стала выходить из комнаты и услышала, что говорит женщина бросившему ее мужу:

– Ты устроил меня на работу в спортивную школу, мне нужен хороший спортивный костюм…