Смертельный выстрел - Томас Майн Рид

– К переезду – возможно, но не к бедности. Ничего подобного. Тепло нашей любви позволит тебе чувствовать себя самым богатым. И в самой жалкой хижине и в роскошном дворце ты можешь не сомневаться в моей привязанности к тебе.

С этими словами прекрасная девушка прильнула к груди отца, гладя его седины своими белыми пальчиками.

Открылась дверь, и в комнату вошла еще одна девушка, почти такая же красивая, но светловолосая и помоложе. Это Джесси.

– И не только в моей, – добавила Хелен, заметив вновь прибывшую. – Но и в ее привязанности тоже. Не так ли, сестра?

Сестра, не понимающая, что происходит, сообразила, чего от нее хотят. Уловив слово «привязанность», она одновременно заметила печаль на челе отца. Это побудило ее к действию. Скользнув вперед, она через мгновение повисла на другом отцовском плече, обвив его рукой за шею.

Эти три фигуры застыли, изображая картину чистейшей семейной любви. Радующее глаз зрелище для любого, кто не знал обстоятельств, в каких оказались отец и дочери. Или знал, но понимал истинного их значения. Потому что на лицах их светились искренняя привязанность друг к другу и счастье, подразумевающие светлое будущее и ни намека на бедность или Техас.

На третий день после того как Ричард Дарк изъял письмо из дупла в магнолии, по краю кипарисового болота шел мужчина. Час был примерно тот же, но человек совсем другой. Только возраст составлял в нем сходство с сыном плантатора – ему также исполнилось года двадцать три или двадцать четыре. В остальном он являл прямую противоположность Дарку.

Эти три фигуры застыли, изображая картину чистейшей семейной любви

Роста и веса он был среднего, с поразительно соразмерной фигурой. Плечи прямые, грудь мускулистая, намекающая на недюжинную силу, руки и ноги жилистые, а упругая походка выдавала человека выносливого и деятельного. Черты лица были правильные: линия челюсти твердая, подбородок выступающий, почти греческий нос; при своей миловидности это лицо говорило о благородном характере и готовности храбро отозваться на любую опасность. Подтверждал это впечатление и взгляд серо-голубых глаз, похожий на орлиный.

Копна непослушных, слегка вьющихся каштановых волос обрамляла эту располагающую физиономию, как перо придает законченный облик тирольской шляпе.

Молодой человек носил своего рода охотничий костюм с короткими сапогами и гетрами на пуговицах поверх них. В руках у него было ружье, одноствольная винтовка, а по пятам бежала крупная собака, определенно помесь гончей с мастифом, да еще со щепоткой крови терьера в качестве приправы. Такие беспородные псы не всегда бывают свирепыми, но как никто подходят для охоты в лесу: у них тончайший нюх, помогающий выследить оленя, а силы и выносливости хватит, чтобы не дать спуска, если понадобится, медведю, волку или кугуару.

Хозяин этой тройственной помеси не кто иной, как соперник, имя которого сорвалось с уст Ричарда Дарка, прочитавшего письмо – Чарльз Клэнси. Ему это послание и предназначалось, как вложенная в него фотокарточка.

Как мы уже знаем, несколько дней назад он возвратился из Техаса, чтобы узнать о смерти отца. Все эти дни он по большей части провел дома, утешая, как подобает любящему сыну, свою скорбящую матушку. И только теперь решил развеяться, пойдя на охоту – эту забаву он очень любил. Чарльз побродил по кипарисовому болоту, но, не найдя добычи, с пустыми руками возвращался домой.

Но неудача не опечалила его, потому как у него есть утешение, наполняющее упоением душу. Радость эта почти граничит с безумием. Девушка, похитившая его сердце, любит его!

Девушка эта – Хелен Армстронг. Она не призналась в своих чувствах вслух, но выразила их не менее пылко и убедительно. Молодые люди встречались тайком и обменивались посланиями, дупло в магнолии служило им почтовым ящиком. Поначалу их беседа состояла только из заверений в дружбе, таким же робким было и содержание писем. Пусть Клэнси и храбрец среди мужчин, в обществе женщин он жалкий трус, а уж тем более наедине с ней.

Но во время последнего их свидания Чарльз отбросил скромность и признался ей в любви. Любви пылкой. Он сказал, что целиком принадлежит ей и спросил, согласна ли она принадлежать ему. Хелен уклонилась от ответа viva voce[9], но обещала дать его письменно. В условленном месте молодого человека будет ждать письмо.

Клэнси не воспринял такой ответ как обиду. Он верил, что это просто каприз любимой – жеманство красавицы, привыкшей к обожанию и поклонению. Подобно Энн Хэтэуэй, жене Шекспира, у нее есть «свой путь». Ведь Хелен – девушка не обычная, а с характером, свободная и независимая, под стать людям и обстоятельствам, окружающим ее с ранних лет. Он не только не разозлился на нее за отказ дать прямой ответ, но стал обожать еще сильнее. Подобно гордой орлице, она не позволяет приманить себя воркованьем и не готова сразу смириться с утратой свободы.

И вот каждый день и каждый час ждал Чарльз Клэнси обещанного ответа. И два, а то и три раза в день навещал их лесной почтамт.

Несколько дней минуло уже с их свидания, а письма все не было. Откуда мог знать молодой поклонник, что оно было отправлено, да еще с вложенной в него фотокарточкой? И уж тем более представить, что оба эти отправления оказались в руках самого злейшего из его врагов?

Задержка начала его беспокоить, в голове стали роиться догадки. Их подстегивала осведомленность о положении семейства Армстронгов. Кстати, именно эта осведомленность укрепила молодого человека в намерении сделать Хелен предложение.

Теперь, возвращаясь с охоты, он направился к тому участку леса, где росло заветное дерево свиданий. Чарльз не имел намерения останавливаться или отвлекаться на какую-то мелкую дичь. Но тут вдруг олень, увенчанный величественными рогами самец, подвернулся ему навстречу.

Не успел охотник вскинуть ружье, как зверь скрылся из виду, спрятавшись за густой кипарисовой порослью. Клэнси сдержал собаку, рвущуюся с поводка. Олень еще не заметил их и не напуган, поэтому оставалась надежда подобраться к нему поближе.

Он проделал не более двух десятков шагов, как его оглушил звук, громко раскатившийся по лесу. Это ружейный выстрел, произведенный с небольшого расстояния. Причем стреляли не в оленя, а в него самого!

Клэнси ощутил в левой руке нечто, подобное прикосновению раскаленного железа или струи кипятка. Он бы и не догадался, что это пуля, если бы не услышал у себя за спиной звук выстрела.

Рана – по счастью, простая царапина – не обессилила его. Он резко обернулся, готовый выстрелить в свою очередь. Никого!

Поскольку предупреждения не было – ни единого звука – он не усомнился в намерениях стрелка – тот хотел убить его!