Быть Джоном Ленноном - Рэй Коннолли

высший класс по сравнению с серой массой, что заполонила новые муниципальные микрорайоны, выраставшие на пути вторжения города в Вултон как грибы после дождя. «Ох, Мими, одно хамье кругом, только ты солнышко», — будет дразнить ее Джон, когда подрастет.

Джулия была мягкой и ласковой, а вот Мими, считавшая, будто спасла Джона, и видевшая в нем собственного сына, проявляла свою любовь в нескончаемом понукании мальчишки к учебе. Образованию предстояло стать ключом к его успеху, и Мими решила: Джон получит все, что может дать ему эта новая Британия. И еще — непременно избавится от этого гадкого акцента местной черни, этого пакостного «скауза»[2], который, по ее глубочайшему убеждению, мог испортить ребенку всю жизнь!

«Я возлагала на него большие надежды, — будет вспоминать она. — И знала: если ты говоришь как хулиган, ничего дельного из тебя не выйдет». Возможно, для многих мальчишек в этом была некая правда — все же в Англии класс и происхождение значили немало. Но Джону его «скауз» ничем не повредил — и более того, когда Леннон прославится, он станет намеренно преувеличивать ливерпульский акцент и сиять от восторга, лишь бы только позлить Мими.

В общем, как только Джон появился в Мендипсе, жизнь завертелась вокруг него, и не важно, нравилось ему это или нет. Конечно, он ни минуты не чувствовал, будто был кому-то в тягость. Напротив, Мими приложила все усилия, чтобы их дом стал ему родным. Десятки лет спустя, став богатым и знаменитым, Джон умолял ее не продавать дом — ведь там хранились все его детские воспоминания.

Спальня Джона была на втором этаже, прямо над входной дверью и прихожей. Из нее открывался вид на Менлав-авеню. По центру дороги с двухсторонним движением колесили трамваи, и он вставал на колени у окошка, следил за ними и ждал, когда вернутся дядя Джордж или Мими. Иногда в гости приезжала мама, и он смотрел, как та выходит из вагона. В 1949 году, когда ему было восемь лет, на смену трамваям пришли автобусы, рельсы убрали и насадили вместо них кусты. Теперь, стоя на коленях у своего окна в мир, Леннон наблюдал за проезжавшими мимо машинами — довольно редкими в те дни…

Дядя Джордж, кроткий и тихий подкаблучник, относился к маленькому Леннону по-другому, не так, как Мими. «Джордж думал, это ему в развлечение Джона послали на землю», — не раз шутила тетушка. Впрочем, как-то, еще в войну, дядя взял его с собой развозить молоко, и это стало одним из самых любимых воспоминаний Леннона — как Джордж объезжал округу, а он сидел за лошадкой, посреди ящиков и больших металлических бидонов. А потом Джордж, не чуравшийся объятий, в отличие от чопорной Мими, сажал Джона на колени и разбирал с ним заголовки в Liverpool Echo, местной вечерней газете.

Некоторые из статей неизбежно посвящались футболу, и почти все ливерпульские мальчишки хоть небольшой интерес к игре да проявляли. Поступить иначе в этом городе, сходившем от футбола с ума, было довольно сложно. Но, хотя Джордж временами пинал с Джоном мячик на заднем дворе, спорт во всех его проявлениях прошел мимо Леннона. Джон больше тяготел к литературе — и, едва научившись выводить буквы, будет оставлять небольшие записки для дяди Джорджа — а не Мими — с просьбами подоткнуть ему одеяло или сводить его в кино, чего от Мими было в жизни не допроситься.

Ей больше были по душе познавательные семейные поездки на пять миль в центр Ливерпуля — на тряских и жестких деревянных скамьях довоенных двухэтажных трамваев, когда по проводам пробегали мерцающие искры и Вултон оставался позади, а они, минуя магазины на Пенни-лейн, ехали вниз по Смитдаун-роуд, навстречу открытому всем ветрам простору Пир-Хед.

Некогда Ливерпуль был вторым городом Британской империи, уступая только Лондону. В те времена на берегу реки Мерси возвели величавые викторианские здания для управления портом и отплывавшими кораблями. Да, в конце сороковых эти постройки, скорее всего, не очень впечатляли Джона — после того как они полвека провели под ударами дождя и ветра, в дыму и смоге, не говоря уж о следах недавней войны. Но ливерпульцы всегда гордились своим городом. Наверняка и Леннон с любопытством смотрел, как расходятся пенные волны за кормой парома, переправляющего народ через Мерси в Беркенхед и Нью-Брайтон. А может, иногда чуть дальше в порту им встречался огромный лайнер, ожидавший отплытия в Америку…

О, Америка! Ее образ, волнующий, пленительный, был в сердце каждого ливерпульца — в том краю английской земли, где начиналась морская дорога на запад. Ведь именно отсюда, с ливерпульской набережной, столь многие со всей Европы уезжали к новой жизни, за океан, — на кораблях с ливерпульской командой…

Рассказывал ли Джону отец, что именно отсюда в Америку когда-то уехал его дед — зарабатывать на жизнь своими песнями? И что он, Фредди, тоже много раз ходил в море? И что большие здания здесь, в Ливерпуле, сколь бы высокими они ни казались Джону, ничтожны в сравнении с теми, какие построили в Нью-Йорке американцы? Возможно. Ведь то же самое рассказывали детям все ливерпульские моряки.

Но Джону не нужно было ехать в Америку, чтобы увидеть американцев. Они были там, в Ливерпуле. Он с самого детства узнавал легкую хлопковую униформу военных, наводнявших центр города в дни увольнений: неподалеку, в Бёртонвуде, располагалась база ВВС США. В то время мальчишек очаровывал облик американских солдат. В Америке стоит жить — эта мысль проникала им в душу, минуя все преграды. И подраставший Джон не стал исключением.

Дом Смитов на Менлав-авеню, возведенный в 1933 году, отличался уютом. С вязами в саду на заднем дворе, он был выстроен в псевдотюдоровском стиле — с голыми стропилами, с витражными фасадными окнами, с двумя крылечками — спереди и сбоку — и с угольным камином, вокруг которого семья будет собираться зимой вместе с собакой и двумя, а потом и тремя кошками. Десятилетия спустя Синтия, первая жена Джона, будет жаловаться на то, что дом пропах рыбой, которую «вечно готовили кошкам на кухне». Но Джон не упоминал об этом. Кошек он любил.

Он провел несколько недель в детском саду, прежде чем его отдали под опеку Мими, но, по сути, его образование началось в начальной школе «Давдейл», расположенной ниже по Менлав-авеню, если двигаться в сторону Пенни-лейн. В школе очень быстро заметили, что мальчик умен, но необычен. «Говорили, он очень смышленый и сообразительный», — будет вспоминать Мими. За несколько месяцев в «Давдейл» он научился