1952 - Александр Алексеев

на строящийся дом, будет и вторая группа на следующий год. И все игроки основы будут иметь отдельные квартиры.

Я то свою очередь в первой группе отдал семейному Яшину. А теперь вот и мне личные квадратные метры светили. Ну, прям хоть женись, чтобы вместо однушки — двушку дали. Хотя, нет… Это ещё нужно киндера забабахать.

ПредИсполкома в это время заливался про Автозаводской Дворец культуры, про сдачу Молитовского моста, про новые троллейбусные маршруты, что помогут решить транспортную проблему города.

С нашей стороны выступил старший тренер команды Виктор Маслов. Пообещал не ударить в грязь лицом за границей и поблагодарил партию за заботу о советских спортсменах.

После собрания я пообщался с новым хоккейным тренером горьковского «Торпедо» Николаем Эпштейном.

— Представляешь, взял я в прошлом месяце из Электростали Юру Парамошкина, — вводит меня в курс дел клуба Эпштейн, — Так этот молодчик на прошлой тренировке так щёлкнул, что стойка с красным фонарём треснула, а в старом клубе, говорят, он две сетки вратарские шайбами порвал. Феномен.

Я молча киваю головой, думая, что стойка могла быть бракованная, да и сетки тоже. Когда все вокруг гонят «план» — такое вполне возможно.

— А ещё в хоккейный дубль пришли победители Всесоюзного турнира «Золотая шайба». — информирует меня Николай, — Там вратарь вроде неплохой. Кажется, Коваленко…

— Коноваленко. — поправляю я.

И увидев немой вопрос, мол откуда знаешь, отвечаю:

— В «Пионерской правде» про «Золотую шайбу» читал. Запомнилось.

Количество хоккейных секций в стране растёт, как на дрожжах. Все хотят играть, как Бобров, Шувалов и Жаров. В тренеры записывают даже тех, кто хоть недолго играл в русский хоккей с мячом. «Канадских» тренеров не хватает.

После обеда вышли всей командой погреться на весеннее солнышко. Тут Боря Татушин вызвался помочь Фросе поправить кусок шифера на крыше склада. Он первым полез на крышу, а Чебурашка полезла ему помогать если что. Боря, поправляя кусок шифера, оступился и, чтобы не упасть, скатываясь с крыши, схватился за халат Фроси на уроне груди. Девушка изо всех сил держалась руками за скобу печной трубы, а Боря, болтаясь в воздухе под лестницей, в это время проверял крепость пришивания пуговиц на халате у Чебурашки. Одна пуговица отскочила, вторая. Но третья выдержала и Боря, отцепился, упав на землю на карачки. Перепуганная Фрося развернулась и не сразу поняла куда это уставились ребята… Оказывается, в пылу спасения Татушина одно из мягких полушарий девушки выскочило из бюстгальтера. И народ теперь любовался на розовый Фросин сосок…

Сегодня на базе вечерняя сводная тренировка основы горьковского «Торпедо» и молодёжной сборной СССР. Бежим кросс. На первом круге нагловатый Эдик Стрельцов вырывается из общей группы и, помахав всем рукой, кричит: «Ну, я пошёл!».

На втором круге основа чуть поднажала и догнала запыхавшегося беглеца. Колобок похлопал по спине будущего Мастера и спросил с подковыркой: «И куда это, Эдик, ты пошёл?».

Мне втягиваться в тренировочный процесс было нелегко. Я знал, что со временем снова стану, как неутомимый Энерджайзер. Нужно только потерпеть.

Сижу вечером, кефир кушаю, никого не трогаю. Подходит Васечка и просит заценить…

Стенгазета про попавшего в вытрезвитель и пропившего всё с себя Зибора(сапожник команды). Так то он считался умнее Головы(косарь), но когда уходил в запой, то пропивал всё-всё, вероятно, стараясь побить мировой рекорд по количеству выпитого алкоголя за сутки…

— Вот стишок для стенгазеты сочинил. — сообщает мне начинающий графоман, — В прошлый раз про Голову было, как он по большому в прорубь ходил, да и упал воду. Хорошо, что Зибор его назад вытащил, а то бы утоп…

— А чего это он в прорубь то ходил, — интересуюсь я.

— А у Головы зазноба — прачка. Так вот она ему пьяному не дала. А он решил навалить в прорубь, где она бельё полощет. Дерьмо же не тонет… Да только вот сам упал… А этот стих про пропойцу Зибора… Держи.

Читаю: «Ты пьёшь, как скотина и стал подлецом! И стыдно тебе глянуть правде в лицо! Ты пропил спецовку, ремень, сапоги, а если б на край наш напали враги? То в чём бы ты, Толик, пошёл на войну? Молчишь? Жалость душит к себе самому? Тебе мы одёжку собрали гуртком. И хватит, Толян, быть таким дураком!».

— Восклицательных знаков много, — замечаю я, — А так, нормально.

Перед сном Колобок рассказывает историю про нашего дублёра Вову Салькова.

— Этого кренделя взрослая девушка полюбила. А он, гад, этим пользовался в прошлом году. Сам сопливый ещё, а комнату для этого дела снял. Окучивал подругу конкретно. А девушка эта, Катя Кочетова, ГАЗовская ученица с участка гальваники, влюбилась в него без памяти. Она на два года старше него. Не красивая и не страшная. Обычная. Ходила на все матчи с его участием осенью. Володя же просто использовал её доброту для снятия сексуального напряжения. Она попросила его прийти на Новый Год к ней в общежитие. Но Сальков, наверное, забыл и пробухал с друзьями. Катя, через меня, подарила ему приготовленный собственноручно вытравленный брелок для ключа в виде адидасовского мяча. В феврале когда Сальков забыл поздравить её с днём рождения, то она взяла в ГАЗовском комитете комсомола путёвку на строительство городка в Братске и уехала. Говорили, что когда Салькову сказали про то, что она сегодня уезжает, то у него словно бы открылись глаза и он побежал на вокзал. Не успел. Пришёл назад пьяный и грязный, словно заливал спиртным вселенское горе… Такие вот дела. А ты говорят с финкой крутил. Врут? Что-то я сомневаюсь!

Глава 4

«…Сейчас каждому стало понятно, что КПСС, под руководством Горбачева, сдала империалистам и Советский Союз, и все страны Варшавского договора…»

Эрик Хонеккер, глава компартии ГДР.

8 марта 1952 года. Горький.

Перед утренней тренировкой тащим с Амосовым старые тумбочки на склад. Нужно получить у кладовщицы Фроси Колобковой новые. Подходим к открытой двери склада, Амосов останавливается, тихонько ставя покоцанную мебель на землю и прикладывая палец к губам. Мол, тихо. Слушаем, как Татушин с Чебурашкой за дверью разговаривают…

— Не напрягайся так, клуша. А то ничего не выйдет…

— Но, это же мой первый раз…

— Не сдвигай ноги, дура. Так ничего не получится… Готова?

— Нет… А-а! Держи меня! Я сейчас упаду! — раздаётся какой-то грохот, — Куда руку суёшь? Ты, вообще, нормальный?

— Чего ты боишься? Во второй раз будет легче! Ладно, давай! Не бойся, я держу.

— Погоди-погоди! Я что-то перевозбудилась! Не нужно так спешить!

Амосов хмыкает и, сделав кольцо из пальцев, тычет в него пальцем другой руки.

Ну, Чебурашка и даёт!

За дверью продолжается разговор:

— Ну, поехали! Готова? — говорит Боря.

— Готова, только руку с задницы убери!

Тут открывается дверь склада и из ворот медленно по сложной траектории выезжает Фрося на велосипеде, а Боря Татушин одной рукой держит руль ученицы, а другой, типа поддерживает, периодически перекладывая ладонь из девичьей подмышки на захалаченную грудную мягкость.

Это он её на велосипеде учит кататься? А я-то думал…

В раздел «Облом-с» начислено два балла.

— Сегодня праздник у девчат, — нарочито козля голосом, поёт в столовой Боря Татушин. Парни улыбаются. После утренней тренировки — все свободны!

Я привёз Зайцевой из-за границы специальное устройство, типа циркуля, для рисования на ноге шва, как на колготках. Так эта бесстыжая Кумихо, показывая действие прибора, специально залезала на вахтенный стол, чтобы подразнить ребят своими стройными ногами и попочными выкрутасами…

Парни были в восторге. Некоторые даже аплодировали. Такая вот у меня команда.

Васечка наглаживает чугунным утюгом брюки, так как его сестре Фросе некогда. Татушин в новых начищенных хромовых сапогах поправляет у зеркала свой волосяной плюмаж. Я надеваю свои шевровые ботинки. Тут в комнату залетает расфуфыренная Колобкова-младшая.

— Как я тебе? — мило ощерившись боевым раскрасом, спрашивает меня Фрося.

Ёшкин кот!

— Ты просто чудо! — начинаю я, глядя на Чебурашку, — Хотел бы я сказать, но увы…

Татушин заржал, как мерин, хлопнул Фросю по заднице и выдал оценку:

— Вот же, дурында цирковая!

— Ты почто сестрёнку обидел, — закипел на него безбрюкий Колобок, глядя вслед ушедшей девушке, — Она ещё неопытная