Пруд с золотыми рыбками - Елена Дорош

старшая по дому. – Мы вас искали. Звонили в издательство. Просили передать.

– А на мобильный?

– Да я куда-то задевала ваш номер, не смогла найти.

Ну конечно. Когда она была нужна, та же Наталья Петровна находила ее у черта на куличиках.

– Похороны оплатила мэрия. Нам даже хлопотать не пришлось. Зато я договорилась об отпевании. Батюшка там, в ритуальном зале при морге, и отслужил. Народу, правда, немного было, но соседи бабу Нюру помянули.

– Как при морге? – вдруг удивилась Марфа. – Разве ее не из дома выносили? А ветки откуда?

– Да это я набросала. Так же положено. Мы с мужем несколько раз заходили, уж простите. Одежду забрать, документы. Ключи у бабы Нюры в кармане были.

– В каком кармане? – опять не поняла Марфа.

– Ну, в одежде, в которой ее в больницу привезли. Они, правда, сделать ничего не успели. Мне Танька из пятнадцатой позвонила. Она с дачи поздно со своим приехала и с фонариком шла. У нее куриная слепота, плохо видит в сумерках. А муж, тот вообще на один глаз кривой. Ну да что поделаешь, обоим уж к семидесяти! Глядь, а баба Нюра сидит себе в уголочке за воротами. Никто ее и не заметил.

У Марфы так стремительно сжалось сердце и задрожали руки, что она выронила телефон. Тот, упав, развалился на составные части. Она посмотрела на него, постояла еще немного, на ватных ногах прошла в кухню и села за стол.

Потом она не могла вспомнить, сколько просидела вот так, тупо пялясь в пустоту. Более или менее осознанно она стала себя ощущать дня через три. Или позже.

Что бы она ни делала, чем бы ни заполняла свою суетную жизнь, ощущение того, что ее вселенная опустела, становилось все отчетливее, а боль от потери – все сильней.

Маленькая старушка с поэтичным именем. Одинокая. Незаметная. Тихо жила. Тихо померла. Казалось, от нее мало что зависело в этой жизни. Марфе ведь просто надо было знать, что она есть, и все. Почему же с ее уходом возникла такая ужасная пустота? Кошмарная. Огромная. Словно сломалось что-то важное. Конструкция дала трещину. Нет, не трещину. Она будто бы осталась без фундамента. Вроде стоит. И даже кажется вполне устойчивой, но на самом деле под ней нет того, что подпирало ее, удерживало, придавало незыблемость.

Оказывается, иногда незаметные люди занимают в нашей жизни огромное место. Ты привык считать их своей частью, а потом оказывается, что все наоборот. Ты – частица их, поэтому, оторвавшись от стержня, от фундамента, словно зависаешь в воздухе. Как пылинка. Как листок.

Через неделю после смерти Виельгорской ее нашел нотариус и пригласил на оглашение завещания. Марфа удивилась, но пошла и там, в нотариальной конторе, узнала, что все свое имущество, движимое и недвижимое, Анна Андреевна Виельгорская завещала ей.

Честно говоря, Марфа даже не сразу поняла, что это значит. Нотариус со странным и непонятным именем Сроел подробно объяснил, что ей завещана квартира со всем скарбом. Более ничего за гражданкой Виельгорской не значится.

– Вступить в наследство вы сможете лишь по истечении полугода, но… – тут Сроел пригнулся пониже, – я лично сильно посоветовал бы вам въехать в оную квартиру незамедлительно.

– Почему? – так же низко пригнувшись, шепотом спросила Марфа.

– О-о-о! – ответил нотариус и поднял глаза к потолку.

Что означало это значительное «о», Марфа так и не поняла, потому что в кабинет зашли какие-то люди, и Сроел тут же уткнулся в бумаги.

Она вышла от нотариуса с твердым намерением никуда не въезжать, пока не станет владелицей официально, но вечером ей позвонила испуганная ее долгим молчанием Лариска и, обозвав непроходимой дурой, велела завтра же перевезти в квартиру Анны Андреевны свои вещи, поменять замки и вставить на окна решетки.

Вдруг чего-то испугавшись, Марфа сделала все, как приказала Лариска.

Кроме решеток.

Когда она сообщила о перемене места жительства Володе, тот так обрадовался, что предложил сразу же справить новоселье.

– С ума сошел! Какое новоселье?

– А что такого? – не понял Володя.

– Как что? Анну Андреевну только похоронили, а мы уже пляшем!

– А… ну да. Тогда отметим твой переезд в узком кругу – ты и я. Я жутко соскучился по тебе, Зая! Посидим тихо, а потом так же тихо ляжем в постель. Обещаю, что не стану доводить тебя до безумия. Никто ничего не услышит. Согласна?

Марфа уверила любимого, что согласна, но почувствовала, что Володин цинизм ей неприятен. Она сама, как все журналисты, была довольно беззастенчива, но на этот раз речь шла о близком человеке. Володя это знал и все равно демонстрировал полное равнодушие. Может быть, все дело в том, что они с Анной Андреевной не были знакомы? А кстати, почему она их не познакомила? Собиралась, собиралась, да так и не собралась. Нет, не так. Каждый раз, когда предоставлялась возможность, Володя оказывался на совещании, в командировке, на объекте. Он на самом деле был крайне занятым человеком, в этом его винить нельзя. Возможно, она сама не была достаточно настойчива. Интересно почему?

Долго раздумывать над этим не пришлось, потому что не успела она закончить разговор с Володей, как заявилась Лариска.

Полчаса назад она звонила, чтобы сообщить, что зависает в одном интересном месте, и тут вдруг нарисовалась на пороге. Впрочем, Марфа всегда изумлялась тому, что ее подруга, несмотря на свои девяносто семь килограммов, умела на редкость стремительно перемещаться в пространстве. Как Фигаро, который, как известно, умудрялся быть здесь и там одновременно.

Лариска влетела в квартиру, обнюхала все уголки и хлопнулась на старый кожаный диван.

– Ничего халупа, – сделала она вывод. – Твоему любовнику понравится. Не надо мотаться в Пушкин. Теперь ты всегда будешь к его услугам. Можно даже в обеденный перерыв все успеть.

По неизвестной причине Лариска терпеть не могла Мышляева. Впрочем, Марфа была уверена, что подруга просто ревнует ее к ухажеру.

– Ладно тебе, Лариска. Лучше поведай, где ты там зависала?

Поиграв бровями, как любила делать, когда предстояло что-то суперинтригующее, подруга начала рассказывать о своих приключениях в обществе двух крутых мужичков. Марфа, улыбаясь, кивала, но слушала вполуха, пытаясь понять, почему у нее вдруг испортилось настроение. Неужели из-за Ларискиных слов?

В конце концов та заметила, что подруга «какая-то жухлая». Марфа ухватилась за слова и объявила, что у нее дико болит живот.

– Месячные, что ли? – поинтересовалась Лариска.

– Ага.

– Так радуйся! Значит, не беременная! Не хватало только родить от твоего Мышляева!

– Захочу – и рожу! – разозлилась Марфа. – Тебя спрашивать не стану!

– Вот и напрасно! Я бы отговорила!

– Потому и не стану! Мне твое мнение