Чапаев - Павел Аптекарь

В 1912 году родился второй ребенок — дочь Клавдия, и, чтобы прокормить семью, Василий взял ссуду у сестры Пелагеи и открыл мастерскую по ремонту сельхозинвентаря. Первые месяцы были удачными: молодой Чапаев вернул ссуду и расплатился с долгами, но затем дела пошли всё хуже, и вскоре мастерскую пришлось закрыть.

Пелагея придумала новый способ поправить материальные дела семьи и упросила отца взять Василия в его иконописную мастерскую. Василий сначала отнекивался, говорил, что не крестьянское это дело, но затем согласился, понимая, что ремесло иконописца приносит пусть и небольшой, но постоянный доход. Он быстро освоил новое занятие и научился реставрировать иконы. Отец Пелагеи понял, что может отдохнуть на склоне лет, и поручил все дела — изготовление новых и восстановление старых икон — своему зятю. Тот был ценнейшим работником: трудился на совесть и не пытался присвоить себе ни единого гроша, выполнял все работы, а полученные доходы делил поровну.

Устраивавшее всех течение событий прервал скандал. Как-то раз в церкви, где работал Чапаев, появилась старушка, которой нужно было восстановить икону. Просительница утверждала, что это лик Николы-угодника. Василий усомнился: образ был почти незаметен. И тогда он предложил старой крестьянке написать икону заново. Бабушка заупрямилась и настаивала, что на иконе изображен именно Николай-угодник, так утверждали все ее предки. Василий вынужден был реставрировать, надеясь на честность заказчицы. Василий работал над древним изображением неделю. Однако когда старушка пришла за заказом, ее возмущению не было предела: с иконы на нее смотрел Николай-угодник, только в папахе и с усами, да еще и с саблей на боку. Владелица иконы кричала так, будто увидела нечто ужасное.

Василий и сам удивлялся, как такое получилось, что за затмение на него нашло. (Выходило, что Чапаев, сам того не зная, написал… себя в будущем!) После этого Василию с семьей пришлось покинуть ставшее родным Балаково: старушка оказалась со связями в местных властях и грозилась посадить художника за «богохульство», невзирая на семью и маленьких детей. Удивительное дело: Василий Чапаев едва не повторил печальную участь своего деда, Степана Гаврилова, осужденного за богохульство.

Весной 1913 года Чапаев с семьей отправился по Волге далеко на север, в Симбирск, но вскоре покинул родину Владимира Ленина, о котором он тогда еще и не слышал. В городе была безработица, мест не хватало даже для постоянных жителей.

Пришлось опять искать счастья на новом месте, снова кочевать по Волге. Чапаевы осели в Мелекессе (ныне — Димитровград), где нашлась работа и жилье. Уже в Симбирской губернии родился сын Аркадий. Василий и Пелагея надеялись, что жизнь на новом месте наладится и будет наконец благополучной и безбедной. Но в конце июля, через неделю после рождения младшего сына, вспыхнула война с Германией и Австро-Венгрией. Пришлось молодой семье спешно покинуть едва обретенный дом и вернуться в Балаково. Пелагее не хотелось возвращаться в дом родителей мужа, которые ее не жаловали, но выхода не было. Василию вскоре придется снова надеть военную форму, а без помощи близких Пелагея не могла бы поднять детей, один из которых был грудным младенцем.

Летом 1914 года Россия вступила в Первую мировую войну. Невиданные прежде по размаху боевые действия требовали все больше солдат и офицеров для пополнения действующих и создания новых частей и соединений. Во второй половине 1914 года в армию и на флот были мобилизованы около четырех миллионов человек — досрочно призванные новобранцы и резервисты. Местные власти в Мелекессе усердно разыскивали ратника ополчения Чапаева, чтобы мобилизовать его в действующую армию. Полуторагодичные розыски были безуспешными. Однако наш герой отправился на войну по общим для всех правилам призыва, но без принуждения. Он не пытался, как модно выражаться сейчас, «откосить» от службы в момент, когда она сулила опасности и лишения.

Наверное, Чапаев покидал любимых жену и детей без большой охоты. Тем более что Пелагея совсем недавно подарила ему третьего ребенка и ей было непросто ужиться с его родителями, особенно с норовистым Иваном Степановичем, который считал невестку белоручкой и лентяйкой. Но молодого 27-летнего человека захватила волна народного подъема, он испытал прилив новых чувств, называемых патриотизмом. В первые недели после объявления войны и мобилизации многие в России воспринимали войну как критический момент истории, способный обновить страну, очистить ее от бюрократии и крепостнических пережитков, мешавших развитию. «Война 1914 года может принести России великие блага, не материальные только, но и духовные. Она пробуждает глубокое чувство народного национального единства, преодолевает внутренний раздор и вражду… Война должна освободить нас, русских, от рабского и подчиненного отношения к Германии… Россия станет окончательно Европой, и именно тогда она будет духовно самобытной и духовно независимой», — писал философ Николай Бердяев.

Людей низших классов такие высокие материи вряд ли волновали. Освобождение братьев-славян или война против «тевтонского вторжения» были для них слишком далекими и непонятными лозунгами. Зато для многих крестьян, рабочих и ремесленников мобилизация означала временное освобождение от повседневных забот, уход от скудной и бедной событиями привычной жизни. В отличие от мирного времени, когда призыв означал переход от привычной рутины к армейской — строевой муштре, хозяйственным работам и лишь отчасти обучению приемам ведения войны, теперь военная служба сулила далекие путешествия и острые ощущения, невозможные в обычных обстоятельствах. То, что для многих эти путешествия и приключения окажутся в жизни не только первыми, но и последними, задумывались немногие. Смерть или тяжелое увечье представлялись чем-то маловероятным, уделом немногочисленных несчастливцев, которым не придется дожить до победы. Миллионы людей воспринимали будущую войну как праздник преображения. Победоносные боевые действия должны были завершиться триумфом и царскими милостями народу, принесшему жертвы ради победы. Миллионы крестьян и горожан отправились в уездные воинские присутствия — далеко не всегда с воодушевлением, но с неосознанным убеждением, что они должны послужить царю и Отечеству.

Настроения тех дней историки и публицисты потом назвали «священным единением», а саму войну — второй Отечественной, сравнивая ее с войной 1812 года. На прежний ярлык «неблагонадежный» и болезни никто не обращал внимания: массовая мобилизация не предполагала серьезной проверки политических взглядов и состояния здоровья. Чапаев отправился в 159-й запасной батальон в Аткарск, минуя призывной пункт в Балакове, возможно, чтобы избежать лишних вопросов. Поэтому гражданские и военные власти «потеряли» Чапаева из виду. Балаковское волостное правление весной 1915 года, когда наш герой уже несколько месяцев находился на передовой, отправило в Мелекесс запрос: «Ратник ополчения 1-го разряда призыва 1908 года крестьянин деревни Будайка Василий Иванович Чапаев подлежал поступлению на военную службу по мобилизации 20 сентября 1914 года. Между тем, по наведенной справке, он оказался проживающим в посаде Мелекесс, почему Балаковское волостное правление имеет честь покорнейше просить ваше высокоблагородие сообщить сему правлению, проживает ли в посаде Мелекесс Чапаев, почему не мобилизован и, в случае его уклонения, представить его к господину воинскому начальнику для зачисления в ряды войск». Только через год, в апреле 1916-го, когда Чапаев уже дважды был ранен, уездный полицейский пристав ответил: «Просимых сведений о Чапаеве дать не представляется возможности, так как последний в посаде Мелекесс не разыскан и личность его жителям посада никому не известна».