Библиотекарист - Патрик де Витт

шел себе дальше. В дальнем конце комнаты женщина по имени Джилл снова сидела за карточным столом, складывая очередной пазл.

Боб направлялся к ней поздороваться, когда в противоположном углу, перед настенным телевизором, заметил электронное инвалидное кресло, а в нем – того самого субъекта в здоровенном берете. Из двух сценариев этот показался Бобу поперспективней; он подошел и пододвинул стул. Субъект в берете наблюдал за теннисным матчем в мужском одиночном разряде; Боб воспользовался его увлеченностью, чтобы повнимательней разглядеть, и нашел его внешность воистину уродливой, без прикрас. Мясистая физиономия была испещрена чернильно-лиловыми пятнами, как у отравленных газом; широкий нос изрыт лопнувшими сосудами, в ямках и впадинах; ни бровей, ни ресниц, а белки глаз розовые до красноты. В совокупности все это складывалось в образ Гаргантюа, нездоровые привычки и гигантский аппетит которого десятки лет укороту не знали. Но при этом все-таки чувствовалась в нем некая одушевленность, говорившая о неуемной жизненной силе, некая мутантная разновидность веселости.

Какое-то время спустя к ним подошла, толкая тележку, медсестра с бейджиком “Нэнси” и золотым распятием на цепочке.

– Пора вам перекусить, мальчики, – сказала она.

В тележке лежали в четыре ряда округлые комочки, по десять в ряд, половина беловатая и шерстистая, половина темно-коричневая, похожая на миниатюрную модель мозга.

– И что это за штуки такие? – осведомился субъект в берете.

– Колобки. Эти с арахисовым маслом, а эти с изюмом.

– И что бы это могло быть?

– Колобки с арахисовым маслом – это арахисовое масло, скатанное в шарик и посыпанное кокосовой стружкой. Колобки с изюмом – это просто пюре из изюма.

– И кто же их сотворил?

– Я и сотворила.

– Могу я предположить, что при этом вы были в перчатках?

Медсестра Нэнси устало перевела взгляд на Боба, словно ища свидетеля, и оживилась, когда поняла, что раньше его не видела.

– Вы новенький? – спросила она.

– Да, здравствуйте, меня прислала Ассоциация волонтеров.

Оледенев лицом, она тут же откатила тележку подальше от Боба.

– Извините, но волонтерам полдник не полагается.

– Да все в порядке, – сказал ей Боб.

Этих ее колобков ему совсем не хотелось. Но она держалась настороже, как будто Боб мог ринуться и схватить какой-то из шариков, если она отвлечется. Субъект в большом берете напялил очки для чтения и, запрокинув голову, воззрился поверх тележки.

– В кладовой что, не хватает продуктов? – спросил он. – Потому что, по-моему, дерьмо это, а не перекус.

– В самом деле, дефицит есть. И если вы думаете, что это легко – поддерживать здоровую диету, имея то, что мне дают, то сделайте одолжение и подумайте еще раз. А кроме того, я, кажется, уже говорила, что я думаю о вашем выборе выражений, разве нет?

– Действительно, говорила, но, должно быть, у меня выветрилось из головы. – Он снял очки для чтения. – Это неопровержимый факт, Нэнси. Сколько мне можно?

– Сколько вы хотите?

– Сколько я могу взять?

– Можете два.

– По два и тех, и других?

Медсестра Нэнси оглянулась через плечо, сдержанно кивнула, и мужчина в большом берете взял с тележки четыре колобка и разложил их в ряд на своем широком предплечье. Медсестра укатила тележку, а мужчина расторопно умял шарики один за другим, глядя в пространство, жевал и глотал, жевал и глотал. Закончив, он перевел дух, смахнул крошки с ладони и протянул Бобу руку для пожатия.

– Лайнус Уэбстер.

Он спросил, как зовут, Боб сказал.

– Боб Космик? Вы что, в шоу-бизнесе?

Боб еще раз повторил свое имя, но Лайнус отвлекся на телевизор и замахал рукой, требуя тишины.

На корт вышел квартет теннисисток, и он, тыкая в пульт управления, стал увеличивать громкость, все больше и больше, куда больше, чем целесообразно или приемлемо. Игра началась. Пространство Центра наполнилось звуками, которые издавали девушки, теми всем телом прочувствованными свидетельствами физического напряжения, которые в любых других обстоятельствах были бы сочтены непристойными.

Джилл, резко развернувшись на стуле, свирепо уставилась на Лайнуса.

– Он снова, снова! – выкрикнула она.

Боб поймал взгляд Джилл и помахал ей; ответом ему был взгляд безучастный. Перекрывая шум телевизора, он спросил:

– Как ваши пальцы?

Джилл недоуменно отпрянула.

– А ваши? – потребовала она.

Боб, покачав головой, объяснил:

– Большие пальцы у вас на руках. Когда я был здесь в прошлый раз, вы их не чувствовали, разве не помните?

Радость прозрения отразилась у нее на лице.

– Ах да! – сказала она, повернулась обратно лицом к стене и продолжила со своим пазлом.

Между тем Лайнус, откинув голову на спинку инвалидного кресла, вовсю наслаждался своими аудиопереживаниями, но тут вернулась медсестра Нэнси, выхватила пульт у него из рук и выключила телевизор. Шумно дыша, она впилась взглядом в физиономию Лайнуса.

– Стыд и позор! – сказала она.

– Если Господь не хотел, чтобы нам нравилось, как люди крякают, ухают и пыхтят, зачем Он вообще эти звуки придумал? – спросил Лайнус.

– Ладно, тогда знаете что? Только что вы на двадцать четыре часа лишились права смотреть телевизор. Может, стоит подняться в свою комнату, отдохнуть и все хорошенько обдумать?

– По-моему, за мою жизнь я и так уже обо всем передумал. Хотя остальное звучит вполне здраво. – Лайнус подмигнул Бобу и укатил в своем кресле.

Из-за стены донесся приглушенный лязг – заработал дряхлый лифт, который доставлял жильцов в комнаты на втором и третьем этажах.

– Не поощряйте его, – сказала медсестра Нэнси, придвинула стул поближе и принялась щелкать каналами. Остановилась она на религиозной программе, и Боб ушел от телевизора, решив еще раз попытать счастья за длинным столом.

Он сел и принялся расспрашивать тех, кто поближе, как они поживают. Ответом ему был скорее вялый шумок, чем внятная речь, и общий настрой, сколько мог судить Боб, сводился к сдержанному разочарованию: дела шли не так уж плохо, это правда, но утверждать, что все так уж и хорошо, тоже никто не станет.

Чирп сидела напротив Боба и вроде как смотрела прямо на него, но поскольку она была в своем обычном прикиде, сказать наверняка было невозможно. Он помахал ей, она не помахала в ответ.

Посреди стола стояла корзинка с безопасными ножницами, клей-карандашами и обрезками бумаги всех цветов. Припомнив свои библиотечные дни, когда приходилось развлекать группки детей, Боб взял лист плотной красной бумаги, разгладил его рукой по столу, сложил вдвое, а потом еще и еще, так что получалась гармошка. Делал он это как бы и рассеянно, но все-таки со старанием, чем пробудил любопытство кое-кого из соседей; а к тому времени, когда он взял ножницы и начал гармошку разрезать, все уже были поглощены тайной того, что творит этот новичок.

Наконец, развернув гармошку и продемонстрировав шаткую цепочку из человечков, держащихся за руки, он увидел, что