Миг возмездия - Эрик Фрэнк Рассел

машина скользнула с «воздушки» по спиральному спуску и стала с головокружительной скоростью пересчитывать витки.

Столь же стремительно вылетели они к нижнему уровню. Лейтенант выровнял машину и сказал:

— Ай да карусель — как раз по мне!

Грэхем удержался от висевшего на языке малопристойного ответа. Его внимание привлек отделанный бронзой и алюминием длинный, стройный, быстро приближающийся гиромобиль. Машина молнией промчалась по Уильям-стрит, со свистом тараня уплотнявшийся воздух, взлетела по пандусу к спирали, по которой они только что спустились. Когда гиромобиль пронесся мимо, зоркие глаза Грэхема различили бледное, осунувшееся лицо и застывший взгляд, вонзавшийся вдаль сквозь лобовое стекло.

— Вот он! — отчаянно завопил Грэхем. — Скорее, Воль! Это Дейкин!

Воль едва не оторвал баранку, разворачивая гиромобиль на месте, потом включил мощное динамо. Ринулся вперед, нырнул в узкую щель между двумя шедшими навстречу машинами, бешено устремился по кривой пандуса.

— Он опередил на шесть витков, сейчас будет наверху! — торопил Грэхем.

Воль одобряюще хмыкнул, налег на педали, и быстроходная полицейская машина полетела вверх. На пятом повороте перед ними возник допотопный четырехколесный автомобиль, занимавший середину желоба, с трудом одолевавший подъем, делавший не более тридцати миль в час. Воль исчерпывающе доказал совершенное превосходство двух полноприводных колес над четырьмя, из коих только два служат ведущими. Исступленно ругаясь, он вильнул, добавил газу, достиг злополучных пятидесяти миль, и обошел драндулет, оставив водителя размышлять о своей тряской, тихоходной участи.

Словно исполинская серебряная пуля, гиромобиль вылетел со спирали на «воздушку» и, рассеяв стайку частных машин, разбросав их по незримой кильватерной струе, умчался далеко вперед. Стрелка спидометра билась уже у девяноста.

Предмет внимания, сверкающий алюминием и бронзой, опережающий машины на добрые полмили, заревел, взял подъем и стал ведущим в этой исступленной гонке.

— Эдак мы все батареи угробим, — заворчал Воль, включая избыточную мощность.

Гиромобиль буквально вскинулся. Стрелка спидометра заплясала, словно бесноватая. Гироскоп загудел, будто рой рассерженных пчел. Круглые стойки ограждения замелькали сплошной оградой. Сто двадцать.

— Рампа магистральной развязки, — предупредил Грэхем.

— Ежели он сиганет с нее во весь опор, то футов сто пролетит, как пить дать, — буркнул Воль. Он прищурился, напряженно вглядываясь в даль. — Правда, гироскоп обеспечит посадку на все четыре, да только шины едва ли убережет. Хоть одна — да лопнет. Ведь гонит, стервец, как одержимый!

— А все потому, что дело нечисто. — Центробежная сила принудила Грэхема задержать дыхание. Еще одна четырехколесная колымага осталась позади. Водитель, однако, успел выразить жестами свое мнение по поводу пары бесноватых, промчавшихся мимо.

— Запретить бы всей этой рухляди выползать на «воздушку», — ворчливо заметил Воль. Взгляд его устремился вперед. Преследуемый гиромобиль летел по пологой кривой, доходившей до главной дорожной развязки. — Сотню ярдов мы выиграли, да только жмет он вовсю, и модель у него, мерзавца, спортивная. Неужто погоню почуял?

— Нас увидел, например, — сухо ответствовал Грэхем. Не отрываясь от зеркала заднего обзора, он размышлял: а не преследует ли Дейкина еще кто-то, кроме них? От кого бедняга столь усердно спасается? В кого стрелял Уэбб? Что погубило Бьернсена, отчего Лютер испустил дух, бормоча несусветные глупости?

Грэхем оборвал бесцельные раздумья и отметил, что никакой погони позади нет. Увидел над прозрачной крышей кабины темную тень, поднял глаза. Всего в ярде от крыши гиромобиля шел полицейский вертолет.

Несколько мгновений обе машины двигались вровень. Воль начальственно указал на капот, украшенный полицейской эмблемой, потом выразительно махнул в сторону бешено мчавшейся впереди машины.

Пилот поднял руку, сведя большой и указательный пальцы кольцом, вертолет взмыл и прибавил скорость, пронесся над высокими крышами, взревел, отчаянно пытаясь выиграть расстояние на повороте и перехватить Дейкина у дорожной развязки.

Не сбрасывая газа, Воль одолел поворот на скорости сто двадцать миль. Шины возмущенно завизжали, преодолевая боковое сопротивление. Грэхема вдавило в дверцу; слева на него всем весом навалился лейтенант. Центробежная сила не давала шевельнуться, а гироскоп вытворял невозможное, пытаясь удержать машину вертикально. Шины, в конце концов, не выдержали, и гиромобиль выписал умопомрачительную двойную восьмерку. Он подскочил, будто краб, на какой-то волосок разминувшись с еле волочившейся развалюхой, прорвался между двумя другими гиромобилями, оторвал крыло у третьего и врезался в ограждение.

По-рыбьи глотая воздух, Воль кивнул туда, где «воздушка» нависала над другим шоссе, пересекаясь с ним под прямым углом.

— Боже правый, — выдохнул он. — Вы только взгляните!

Впереди, ярдах в четырехстах, вершина рампы, казалось, прорезала крохотные оконца далеких зданий. Машина Дейкина как раз миновала возвышение, прямо над нею беспомощно висел полицейский вертолет. Но мчащийся гиромобиль не скрылся из виду, как надлежало в обычных обстоятельствах, а медленно воспарил — между его колесами и вершиной рампы завиднелся ряд оконных проемов. На одно томительное мгновение он замер, словно подвешенный чуть пониже вертолета, бросая вызов закону всемирного тяготения. Потом с той же противоестественной медлительностью исчез из виду.

— Я спятил! — выдохнул Грэхем, отирая со лба испарину. — Окончательно и бесповоротно.

Он до отказа опустил боковое стекло. Оба напряженно и тревожно прислушивались. Из-за рампы донесся, наконец, пронзительный скрежет раздираемого металла. Мгновение тишины — и приглушенный удар.

Без единого слова они выскочили из покореженного гиромобиля и помчались по длинному, пологому подъему шоссе. В ограждении зияла тридцатифутовая брешь. Дюжина машин — в основном, современные гиромобили — скопилась вокруг. Бледные водители цеплялись за погнутые стойки, пытаясь разглядеть что-нибудь внизу, на дне пропасти.

Протиснувшись вперед, Воль и Грэхем тоже перевесились через перила.

Там, далеко внизу, на противоположной стороне улицы, проходившей под поперечным шоссе, виднелась бесформенная груда металла — трагический итог погони. Глубокие борозды, оставленные рухнувшей машиной, тянулись по фасаду здания, десятью этажами ниже места, где стояли Грэхем и Воль. Колея, уводившая в мир иной…

Один из глазеющих водителей тараторил, ни к кому не обращаясь:

— Ужас! Чистый ужас! Он, должно быть, рехнулся. Просвистел, как пушечное ядро, снес ограждение и врезался в дом! — Зевака облизнул губы. — Ну и загремел! Что твой жук в консервной банке. Ужас, да и только!

Говоривший выразил чувства, обуревавшие всех остальных. Грэхем ощутил их волнение и страх. Их возбуждение, вурдалачий трепет, сплачивающий толпу, — а она, как и всегда в подобных случаях, уже роилась на дне трехсотфутовой пропасти.

«Массовая истерия — заразительна, — думал Грэхем. — Она растекается, словно незримый дымок дьявольских курений. Так и поддаться недолго. Даже уравновешенный человек может опьянеть, оказавшись в толпе. Опьянеть от могучего стадного исступления. Исступление — вкрадчивая отрава!»