Кёсем-султан. Дорога к власти - Ширин Мелек

Что уж говорить об этом, если все сказано…

Начало диалога между основными персонажами в пьесе о Карагёзе и Хадживате

Тьма накрывала их непроглядным одеялом. Они лежали, тесно прижавшись друг к другу, словно на узком ложе. Да так ведь и было: они одни в этой опочивальне, но узко их ложе, нигде во дворце и даже во всем мире не найти им места, чтобы было оно просторней.

Всего лишь тюфяк, постеленный на возвышении спального помоста. В гостевых комнатах так и положено, даже если гости почетные: должны ощущать расстояние между своей «почетностью» и величием султанского двора…

– С «госпожой Жирафой»… плохо? – тихо спросил Картал.

Кёсем вздохнула. Он впервые заговорил с тех пор, как она час назад беззвучной тенью проскользнула сюда, – и вот спросил не о ней.

Хотя им сейчас, друг для друга, слова были не нужны. Она ведь тоже ни слова не произнесла.

А «госпожа Жирафа» – это подростковое прозвище Хадидже. Той, которая потом, взойдя на ложе будущего султана, стала Махфируз. Но прежде, когда султан был еще шахзаде, окруженным толпой друзей и младших братьев, она ростом превосходила их всех, не только девчонок, включая будущую Кёсем, но даже мальчишек. Включая братьев Крылатых, тогда четырнадцатилетних.

– А Башар разве не рассказала тебе?

– Нет. Ничего она мне не сказала. Вернулась от Хадидже – вижу, глаза у нее на мокром месте… я и не стал расспрашивать. Сама знаешь, Башар до слез довести ох как не просто!

– Знаю, – снова вздохнула Кёсем. – А с Хадидже… ну, я надеюсь, этот твой лекарь что-то подскажет. Но его к ней сумею провести не раньше чем завтра.

– А мне сумеешь встречу устроить?

– Да, конечно. Если она сможет выйти во внутренний дворик, тогда завтра же, вместе с этим твоим бен Закуто. Если нет, то на следующий день. В ее покои смогу провести только одного, там ведь обязательно должны присутствовать и евнухи, и служанки, иначе даже для нас с ней это сейчас рискованное дело…

– Тогда меня послезавтра, а его первым. Лекарь нужней. Да, вижу, набрал силу дворцовый церемониал…

В темноте было не разглядеть, но Кёсем поняла, что ее возлюбленный невесело усмехнулся.

– Что поделать, – чуть виновато ответила она. – К нынешнему султану, Мустафе, я тебе проход устрою в любое время. Другое дело – узнает ли он тебя… Меня узнаёт не всякий раз, хотя и чаще, чем свою мать Халиме. А к Хадидже, раз уж она на женской половине дворца… Это тебе не пора нашей юности, когда мы – девочки «бабушки Сафие», а вы – друзья наследника престола и его братьев, так что всем нам шайтан не брат.

– Погоди… – Картал приподнялся на локте. – Так она что, может не суметь выйти?!

Похоже, он только сейчас осознал, что это такое, когда о здоровье Хадидже говорят «плохо». Молодым могучим мужчинам нелегко это понять, даже если они, по своим мужским делам, смерть видят часто.

Вместо ответа Кёсем тихо погладила его по плечу. Пальцы ее ощутили шрам: ей был знаком этот рубец, на теле Картала со времени их прошлой встречи не прибавилось ран, но она на мгновение замерла, не в силах думать даже о Хадидже.

Все поняв, Картал молча обнял ее, прижал к себе.

– Странный он, этот ваш лекарь… – произнесла она не так уж и вскоре, сумев наконец успокоить дыхание.

– Да, Абрахам-эфенди – лекарь особенный. Не знаю уж, будет ли он лучше всех прочих для Хадидже, – тут Кёсем ощутила, как рука Картала, обнимающая ее, напряглась, – но Мустафе если кто и поможет, так только он.

Кёсем ничего не ответила. Картал, истолковав это как сомнение, продолжил:

– Он к болезни души подходит именно как к болезни, а не как к греху, проклятию или одержимости демонами. Может, не всегда с ней справляется – трудно хворает душа, ее болезни тяжки и непонятны, – ну так и не всякую телесную хворь удается одолеть, даже искуснейшим мастерам. Чума, укус бешеного пса… пуля в печень, сабельный разруб от плеча до пояса – тоже ведь вроде как болезни тела, а поди исцели их. Но замутившийся ум он на место вправлять умеет. Во всяком случае, бывало такое. Нашим не раз помогал.

– О Аллах! Кому – «вашим»?! – Кёсем в ужасе прижала ладони к щекам. – Что-то со старшими детьми случалось, да? Или с Марты́?

То, что она из-за старших детей так испугалась, понятно: в них хоть и ни капли ее крови, они ей все равно не чужие. Но кто ей Марты, их мать, жена Картала?! Никто и менее чем никто. Даже не соперница, ибо Кёсем знала, что ее место в сердце Картала никем не занято и никогда занято не было. Просто женщина, которую тот взял в свой дом, думая, что Кёсем потеряна для него навсегда. А вот поди ж ты, за эту женщину она испытала точно такой же ужас, как за детей.

У Картала старший сын и две дочки, и девочки те – настоящие близнецы. У Догана трое сыновей: два парня подросткового возраста и Канбар, птенчик, малыш-жаворонок, ровесник Тургая…

Всех вместе никогда их не видела; несколько лет назад братья Крылатые привозили показать своих первенцев, тогда совсем еще мальчишек (Сунгур и Атмаджа их зовут, вот как, «Кречет» и «Ястреб», но кто из них чей?), а еще Канбара, конечно, хорошо знает – но сердце болит за каждого. Как и за неведомую Марты.

– Нет, – твердо произнес Картал и обнял ее еще крепче. – Наши, слава Аллаху, все здоровы и благополучны.

Кёсем всхлипнула и прижалась к его груди.

– Это про тех «наших», которых мы на борт берем, – все так же твердо объяснил он. – Ты же знаешь…

Да, она знала. Это то, чем занимался их клан вот уже несколько поколений, кажется, еще со времен Сулеймана Кануни, – выкуп пленных и доставка их на родину. Самых разных пленных, и как тот же врач не различает, каких именно раненых ему приносят на перевязку – во всяком случае не должен различать, – так и они не видели в них разницы. Подданных Блистательной Порты, увезенных гяурами в Венецию, Испанию, Роксоланию (или, чего уж боевому коню притворяться обозным мулом, не увезенных туда, а прямо там в плен и взятых во время войн или набегов), и, наоборот, гяуров, захваченных в рабство или плененных на землях и водах Блистательной Порты во время войн против нее.

Выкуп как таковой. Обмен. Способ устроить побег. Умение захватить с боем. Все это идет в ход, и для всего требуются опытные, надежные, верные слову союзники. А паче того – для великого, ценнейшего искусства доставить с места выкупа и побега на противоположную сторону. На каком из берегов моря, разделяющего Порту и ее врагов, она бы ни находилась.

Иногда такое делается с ведома и негласного благословения дворца Топкапы; порой даже по его просьбе. Именно просьбе – приказать тут дворец никому и ничего не может… что, к слову, многих во дворце до крайности возмущает. К счастью, этих «многих» совсем немного: мало кто вообще осведомлен о деятельности клана и самом существовании его.