Женщина в гриме - Франсуаза Саган

Для всех окружающих это оказалось приятным сюрпризом. Меломаны выпрямились на своих складных креслах, где они еще полчаса назад мирно сидели, сгорбившись, и приготовились увлеченно следить за поединком, как любители тенниса следят за матчем с хронометром в руках. Но тут, ко всеобщему сожалению, вмешалась Ольга:

– Нет, нет… только не деритесь! Я этого не перенесу, это слишком глупо!.. – восклицала она голосом юной вдовы.

И, скрестив руки, она бросилась между обоими мужчинами (что было несложно, ибо они находились на расстоянии добрых двух метров один от другого, оскорбленные, но недостаточно решительные, чтобы броситься друг на друга). И рыча наподобие драгоценной Фушии, но не обладая и одной тысячной ее агрессивности, они повернулись в разные стороны и разошлись. Чарли и Жюльен положили руки им на плечи и делали вид, что удерживают их от драки в соответствии со всеми правилами благопристойности. Эта сцена, несмотря на ее жалкий финал, тем не менее оживила атмосферу. Все вытянулись на своих шезлонгах, кто с чувством разочарования, кто гордости, а кто и возбуждения.

Спустя полчаса Андреа из Невера, вместо того чтобы расслабиться, в одиночестве стоял, упершись лбом в дверь апартаментов номер 102, предоставленных Дориаччи. Он выжидал и время от времени спокойно стучал костяшками сжатых в кулак пальцев по прочному и холодному дереву, стучал достаточно сильно, но без раздражения, стучал, будто только что подошел к двери и ждет, что ему сейчас отворят и примут с распростертыми объятиями, – это при том, что дверь захлопнули у него перед носом почти час назад. Дориаччи, которая все это время не реагировала на стук, сделала над собой усилие и громко крикнула:

– Я хочу побыть одна, мой дорогой Андреа.

– А я хочу побыть с вами, – ответил он из-за двери.

Дориаччи встала и, повернувшись к двери, чуть подалась вперед, словно могла увидеть собеседника через деревянную преграду.

– Но ведь мне доставляет удовольствие побыть одной! – воскликнула она. – Неужели для тебя собственное удовольствие дороже моего?

В этот момент взвыла сирена, захлопали двери, и Диве на минуту показалось, будто она репетирует оперу Альбана Берга по либретто Анри Бордо.

– Нет! – воскликнул в ответ Андреа. – Нет! Пусть даже мое присутствие для вас является лишь ничего не значащей помехой, и то я не вполне в этом уверен, но для меня… я без вас так несчастен… У нас разный масштаб чувств, – заявил он. – Я вас люблю гораздо больше, чем вы способны выдержать без скуки, вот и все!

Но когда он опять постучал в дверь, она рассмеялась и нарочно попыталась рассердиться. На его слова она больше не отвечала. Она решила сделать вид, что спит, и даже разлеглась на постели, закрыв глаза, словно Андреа мог это увидеть. Сообразив, что к чему, она взяла книгу и попыталась читать, но повторяющийся стук в дверь не давал ей сосредоточиться.

Тут из коридора до нее донесся мужской голос, голос, принадлежащий Эрику Летюийе, и она приподнялась со своих подушек. У Дориаччи на миг даже появилось искушение отворить дверь и схватить за шиворот этого провинциального сопляка, этого мальчишку, совершенно лишенного гордости, с готовностью выставляющего себя на посмешище… И она подошла к двери, прислушиваясь к вальяжному голосу Эрика:

– Друг мой, у вас все в порядке? Что вы делаете у этой двери уже целых два часа?

«Во-первых, он тут стоит меньше часа», – мысленно ответила Дориаччи. Андреа, однако, вовсе не растерялся.

– Я поджидаю Дориаччи, – проговорил он совершенно спокойно.

– Ждете, пока вам откроют? – уточнил Эрик. – Но коль скоро это и есть дверь каюты нашей Дивы, то она наверняка вышла, понятно?.. Хотите, я спрошу у Чарли, где она?

– Нет, спасибо, нет, – раздался безмятежный голос Андреа. И Дориаччи вновь уселась, удивленная, но одновременно обрадованная высокомерием своего юного любовника. – Нет, она находится здесь, – продолжал Андреа, – только сейчас ей не хочется мне отворять, вот и все.

Последовала минута молчания.

– А, хорошо, – пробормотал шокированный Эрик. – Ну, если, в конце концов, вам все равно…

Послышался смешок, в котором опытное ухо Дориаччи тотчас же уловило фальшь. А почему бы не впустить этого юного простофилю, подумала она, которого ей вдруг захотелось порадовать, который, более того, являлся ее любовником? Ведь это было бы так просто!

– Ну что ж, ладно, удачи вам, – проговорил Эрик. – Кстати, Андреа, вы после круиза тоже отбываете в Нью-Йорк или нет? Советую учесть: там в коридорах отеля вас бы уже десять раз сшибли с ног. В Штатах не стоят с разинутым ртом: там слюнтяев терпеть не могут…

«Этот негодяй и мерзавец у меня еще поплатится!» – дала себе обещание взбешенная Дориаччи. Или, точнее, обещание она дала своему отражению в зеркале, при виде которого ей самой стало страшно, и внезапно она успокоилась: всякий раз, когда кто-нибудь доводил ее до подобного состояния, в голове у нее как будто что-то щелкало, и она знала, что произошедшее уже зарегистрировано под рубрикой: «Счеты, которые надлежит свести». В один прекрасный день она рассортирует все накопившиеся счеты и всем воздаст по заслугам, если, конечно, кому-то не воздастся раньше. Интересно, что там делает Андреа? Ее порадовало, что он оказался далеко не трусом: этот недостаток в глазах Дивы почти что гарантировал разрыв (правда, в меньшей степени, чем другая крайность – переизбыток мужественности).

– Что же вы молчите? – вновь послышался голос Эрика у двери, голос раздраженный, точно молчание Андреа сопровождалось каким-то презрительным жестом.

Но это не его стиль, понимала Дориаччи. Андреа, должно быть, улыбался, напустив на себя независимый вид. Она на цыпочках подошла к двери, кляня слишком высокую фрамугу, не позволявшую видеть, что происходит в коридоре.

– И, тем не менее, вы являетесь ее чичисбеем, – заявил Эрик Андреа. – И потому имеете полное право войти. Вам вряд ли весело стоять в одиночестве в коридоре, словно уличному мальчишке.

– Вовсе нет. – Голос Андреа звучал умиротворенно и приобрел чуть более высокую тональность. – Вовсе нет, этот коридор меня вполне устраивает, если я нахожусь в нем в одиночестве.

– Отлично. В таком случае я вас покидаю, – проговорил Эрик. – Понимаю, что у вас есть дополнительная причина сторожить эту дверь: Дориаччи, должно быть, намеревается звонить вашему заместителю.

Голос Андреа внезапно стал хриплым, прозвучало нечто нечленораздельное, и до Дориаччи теперь доносился лишь шорох материи, звук от удара ноги в дверь, шум от упавших и подтаскиваемых предметов, тяжелое дыхание двоих противников. Она топнула ногой и подставила себе стул, чтобы попытаться разглядеть драку.

– О боже, ведь ничего не видно!

Но стоило ей залезть на стул, как она различила шаги одного человека, хромая, удалявшегося от двери, шаги явно принадлежали только одному человеку, и тут Дориаччи, уже три месяца подряд исполнявшая Верди, решила, что Андреа мертв.