Возвращение из мрака - Анатолий Афанасьев

– А ордер у тебя есть, мент?

– Не солидно, Магомай, – укорил Сидоркин. – Какие между нами могут быть ордера. Ведь это ты за нами гоняешься, а не мы за тобой. Мы случайно здесь оказались.

– Почем знаешь, что гоняюсь?

– Сорока на хвосте принесла.

Магомай остался доволен объяснением, оглянулся назад, заглянул им за спину, но никто на его маленькие хитрости не поддался. Только Петрозванов добродушно предупредил:

– Не суетись, дяденька. Не успеешь достать.

В кроличьих глазках убийцы страха ни на грош, зато зажглось неподдельное любопытство.

– Что же, братцы мои, будете старичка на пару крушить? Не совестно вам?

– Надо же, о совести вспомнил, – засмеялся Сидоркин. – Ты о ней лучше бы вспомнил, когда бабой прикидывался и пришел больного Сережу мочить. Нет, Магоша, до такого мы не опустимся. Предлагаю честный поединок. Вот, гляди, две таблетки. Одна пустышка, другая – смерть. При этом тоже тихая. Выбирай. Одну ты примешь, другую я. Кому повезет.

Филимон Сергеевич обиделся:

– За придурка держишь, мент? Пей сам обе.

Сидоркин покачал головой.

– А говорили – колдун. Да ты обыкновенный перестраховщик. Ладно, что предлагаешь? Хочешь, выйдем на двор, потягаемся.

– Как?

– Выбор опять за тобой, как положено по дуэльному правилу. Хочешь – ножи, хочешь – пушки.

– Один против двух?

– По очереди, – успокоился Сидоркин.

– Пошли, – согласился Филимон Сергеевич. – Все равно деваться некуда. Недооценил я вас, ребятки. Надо было раньше кончить.

Черным ходом, известным Магомаю, спустились на задний дворик, огороженный бетонным забором, где стояли железные мусорные баки – и больше ничего. Освещение было подходящее – уже рассвет поблескивал над крышами аэропортовских высоток. Сидоркин достал два одинаковых тесака в кожаных чехлах.

– Пожалуйста, Филимон Сергеевич… Но ежели пострелять желаешь, пушка у тебя, наверное, своя?

– Откуда? Сроду не носил, тем более на досуге… Дозволь вопрос, майор? Зачем вам эта петрушка? Почему не пришили в коридоре? Все козыри у вас на руках. Или вы, ребятки, садисты и есть? Растягиваете удовольствие?

– Антон Иваныч благородный человек, – ответил за наставника Петрозванов. – Можно сказать, рыцарь печального образа. По мне, я бы тебя точно сразу придавил, как клопа. Ты же, дяденька, весь раздулся от крови.

– Молодой еще, – насупился Филимон Сергеевич. – Не тебе судить, кто раздулся, кто нет. Не можешь простить, что в больничке недорезал? Каюсь, промашка вышла… – протянул руку к Сидоркину. – Ну-ка, дай поглядеть, что за штука, годится ли для старика.

Вынул из ножен тесак, залюбовался зазубринами на стальной пластине, по лезвию провел ногтем – умильно гримасничал, чуть ли не чмокал губами от удовольствия – вел себя как пожилой ребенок, увлекшийся игрушкой, тем стремительнее и неудержимее был выпад, который за этой клоунадой последовал. В пухлом, раздобревшем тельце внезапно обнаружилась взрывная энергия, смертельная сталь устремилась в грудь старлею и не достигла цели всего на несколько дюймов. Сидоркин впоследствии гордился, что успел среагировать и молниеносным ударом в ухо охладил пыл киллера. Магомай кувырнулся, как колобок, но на ногах устоял и нож не выронил. Прошамкал недобро:

– Шустрик, однако… Что ж, давай пободаемся. Токо учти. Меня убить нельзя.

– Заговоренный, что ли?

– Скоро узнаешь.

Начал наступать потихоньку, шажок за шажком, нож держал на отлете почти у земли, так дерутся матерые уголовники и цыгане. Повадка Сидоркину знакомая. Он тоже обнажил тесак, отбросил ножны. Петрозванов отошел в сторонку, сокрушенно качал головой. Хотелось быть на месте Сидоркина, но понимал, что наставник в своем праве. Коварное нападение киллера Петрозванова не разозлило, но его зауважал. Один против двоих, любой опытный боец на его месте сделал бы то же самое. Другой вопрос, что сам купился на ребяческую уловку. Если бы не Сидоркин, быть бы ему сейчас проколотым насквозь. Для рукопашника его уровня непростительно. Что поделаешь, бывает.

Поединок закончился быстрее, чем кто-либо мог предположить, за исключением, наверное, Магомая. Опять он преподнес им маленький сюрприз. Не дойдя до противника трех шагов, вопреки здравому смыслу, согнулся, по-кошачьи выгнув спину, и снизу метнул нож, который Сидоркин отбил играючи, со звоном цокнув сталью о сталь. Но на этом потерял секунду, другую, которые и требовались Магомаю, чтобы из кобуры, привязанной у щиколотки, извлечь миниатюрный полицейский браунинг-бульдог с расширенным соплом. Непрост, ох непрост был Филимон Сергеевич, да и то сказать, сколько лет играл в орлянку со смертью, практически не зная поражений. Но сегодня был не его день. Петрозванов полноценно использовал шанс для собственной реабилитации. Еще рука Магомая с браунингом поднималась, как он огромным прыжком преодолел разделяющее их расстояние и обвалился на толстяка всем своим стокилограммовым весом. Одной рукой обвил шею, другой ухватил за ногу, приподнял на воздух, и с размаху, как штангу, швырнул на железный мусорный бак. Магомай выстрелил на лету, но пулька ушла в молоко. Тем и завершилась потеха. Филимон Сергеевич чуток поерзал лежа, по-девичьи всхлипнул и затих. Петрозванов нагнулся и вырвал из неуступчивой ладони пистолетик. Привычно надавил пальцем трепещущую жилку под ухом. Доложил Сидоркину:

– Живой, но в отключке. Что делать, командир?

Сидоркин подошел поближе, заметил с восхищением:

– Силен вояка, а, Серж? Можно сказать, непреклонный… Надо везти в больницу.

Петрозванов знал, что решение будет только таким, но все же возразил недовольно:

– Ага, отвезем… Его там подлечат – и опять все сначала. Сколько можно, Антон!

Но он ошибся. В больнице выяснилось, что Магомай так неудачно хряснулся о бак, что получил сильнейшее сотрясение мозга и вдобавок размозжил себе три верхних позвонка. Выздороветь, конечно, выздоровел, но не до конца. Повозили его по клиникам, показывали самым лучшим специалистам, но так он и остался прикованным к постели и, по неутешительным прогнозам, до конца дней своих. В этом была какая-то мистика: ведь когда он приходил убивать Петрозванова, тот тоже лежал с поврежденной спиной.

Изредка Сидоркин навещал его в больнице, чувствуя свою вину, и не далее как позавчера снова побывал в коммерческом стационаре в Марьиной Роще. Филимон Сергеевич занимал отдельную палату в конце длинного, устланного зеленым ковром коридора. Лежал на высокой медицинской кровати со множеством механических приспособлений. Напротив экран плоского стереотелевизора последней модели. Трогательная подробность: в углу палаты дубовая кадка с карликовой декоративной березкой, выписанная Филимоном Сергеевичем по рекламному проспекту. Выглядел он слегка осунувшимся, но не сломленным. В голубеньких глазках неугасимое пламя. Гостя поначалу встретил, как всегда, неприветливо.